О Василе Быкове

Валя Оскоцкий прислал мне очень обстоятельное (и утешительное) письмо, взывающее к бодрости и оптимизму. Конечно, спасибо ему, но здесь никакие утешения ни к чему. Самое лучшее - помолчать. Молчание емче всяких слов. Ирина вообще старается обходиться без слов о болезни, ведет себя со мной как со здоровым. Правда, иногда срывается, хотя и ненадолго. Как-нибудь обрету больше силы и поедем на родину, где, конечно, меня ждут. Не только друзья, но и другие. Готовят встречу...

Дорогие мои друзья! Мы с Ириной очень желаем вам здоровья и благополучия. Очень бы хотелось еще встретиться. Но - не знаю...

Обнимаем вас! Держитесь".

Вот такое горькое письмо...

Последний раз я разговаривал с ним в субботу, в понедельник он должен был ложиться в минский онкоцентр. Жить ему оставалось считанные дни...

В мемуарном очерке, посвященном Твардовскому, Быков рассказывал: в те дни, когда после "Мертвым не больно" и "Круглянского моста" на него обрушилось цунами остервенелой официозной критики, он получил (кажется, ко Дню Победы) из "Нового мира" традиционное редакционное поздравление, в которое Твардовский вписал несколько слов. "Все минется, а правда останется", - написал он автору, которого рвали на части, ели поедом сторожевые псы партийно-государственной лжи. Эти слова поддержки были тогда очень важны для Быкова: Твардовский, писал он, "дал мне возможность выстоять в самый мой трудный час, пошатнувшись, вновь обрести себя и остаться собой".

И помог ему осознать великую силу правды как единственной, главной цели писателя. Той правды, которая неподвластна времени. Ей верно служил Быков, и она останется. Останется как непреходящая ценность и в белорусской и в русской литературе (да, и в русской тоже - он был не только верен ее высоким традициям, но многое наметил, подсказал, что было очень важно для ее развития). Книги его останутся...

А Василя нет. Что поделаешь, пустеет мир, в котором я жил. Нет, надо сказать иначе: мир, которым я жил, который был мне бесконечно дорог. "Уходят, уходят, уходят друзья..."