Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

Шуленбург никак не мог поверить, чтобы Гитлер выбрал войну, и даже сомневался, «знает ли он о слухах насчет войны». Он презирал Риббентропа, которого обвинял в «систематических попытках изолировать от него Гитлера и сделать того зависимым от его собственных советов и предоставляемой им самим информации». С момента назначения Риббентропа Шуленбург обменялся с Гитлером лишь парой слов, когда они столкнулись друг с другом по чистой случайности во время визита Молотова в Берлин ^{990}. Прежде чем вернуться к своей миссии, Шуленбург совместно со старшими чинами своего ведомства: Хильгером, советником посольства, фон Типпельскирхом, его заместителем, и генералом Кестрингом, военным атташе, составил убедительный меморандум, в котором приводились доводы против вторжения в СССР. Следуя примеру Бисмарка, Шуленбург считал, что Россию и Германию объединяет желание помешать англосаксонскому блоку захватить власть в Европе. Поэтому он склонен был отмахиваться от слухов о войне как от «чистой фантазии», продукта английской пропаганды. Он твердо верил: «Все, чего Германия может добиться, воюя с Советским Союзом, можно гораздо легче и безопаснее получить путем мирных переговоров». Хотя Шуленбург разделял всеобщее убеждение, что вермахт сокрушит Красную Армию, он предостерегал: оккупация создаст в России неконтролируемый хаос. Лично ему не верилось, чтобы Гитлер начал атаку, «пока не разгромлена Англия». Россо, больший циник и меньший идеалист, хотя и разделял это мнение, высказал робкое предостережение, которое Шуленбург предпочел игнорировать: «Мы видели достаточно примеров того, что глупцы, которые нынче правят миром, способны на любое безумство» ^{991}.

Затем Шуленбург несколько подправил, как уже вошло у него в привычку, отчет для Вильгельмштрассе о пакте с японцами. Он составил его таким образом, чтобы подкрепить собственные рекомендации во время предстоящего визита в Берлин правдивым изложением взглядов Сталина. Он подчеркнул примирительный характер действий Сталина, передав его торжественные заверения, данные Мацуоке, что он «убежденный сторонник Оси и противник Англии и Америки». Далее Шуленбург вдохновенно описывал сталинскую встречу с Кребсом. Но главное — по его словам, Сталин специально нашел и его, демонстративно обнял за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и вы должны теперь сделать все для этого!» ^{992}

Коллеги Шуленбурга в посольстве после его отъезда продолжали поддерживать его с помощью ряда телеграмм, в которых делался акцент на склонности СССР к сотрудничеству. 15 апреля они сообщили в Министерство иностранных дел, что русские теперь настаивают на разрешении спора о границах в Прибалтике в соответствии с предложениями, сделанными ранее посольством. Это является, указывали они, «безусловным признанием германских требований», и добавляли, что советская позиция кажется «весьма примечательной» ^{993}. Кстати, в тот же день было сделано предложение решить сходным образом пограничные споры с Румынией ^{994}. Днем позже Типпельскирх телеграфировал снова, по неясной причине не ссылаясь на мнение японского посольства в Москве, что пакт «выгоден не только Японии, но и странам Оси, что он благотворно повлиял на отношения Советского Союза со странами Оси и что Советский Союз готов сотрудничать со странами Оси». Он опять упоминал об экстраординарной сцене на вокзале в день отъезда Мацуоки, по его мнению, Сталин воспользовался случаем, «чтобы показать свое отношение к Германии в присутствии иностранных дипломатов и прессы» ^{995}. Неделю спустя он сообщил в Берлин, что отношения между Финляндией и Советским Союзом «недавно стали более спокойными» и русские больше не требуют концессий на никелевые месторождения в Петсамо ^{996}.

Когда Кребс пожаловался красноармейскому офицеру связи, что югославские офицеры по-прежнему появляются в Москве в форме, Гавриловича немедленно попросили убрать их из СССР. Как заверили Кребса, их присутствие в Москве «не имело никакого политического значения, так как югославской армии и югославского правительства более не существует» ^{997}. Важным шагом к прорыву в отношениях с Берлином стало коммюнике ТАСС, опубликованное 19 апреля, явно несущее на себе фирменный знак Сталина. В нем достаточно ясно обнаруживалось стремление Советов к новому соглашению с Германией. Соглашение с Японией объяснялось не существованием германской угрозы, а сделанными Молотову в Берлине в прошлом ноябре предложениями, «чтобы Советский Союз присоединился к трехстороннему пакту». «Советское правительство, — говорилось далее, — в то время не считало возможным принять эти предложения», при этом явно подразумевалось, что теперь обстоятельства изменились ^{998}.

Подстегнутое прибытием Шуленбурга в Берлин, Министерство иностранных дел ухватилось за новую примиренческую позицию Сталина, чтобы поднять данную тему непосредственно перед Гитлером и вермахтом. Карл Шнурре, автор торговых соглашений с Советским Союзом, принял участие в этих действиях. 21 апреля он обратился к Верховному командованию вермахта и передал «жалобы» Алексея Крутикова, заместителя наркома внешней торговли, как раз оказавшегося в Берлине, на то, что «Германия не обеспечивает достаточное количество подвижного состава для транспортировки товаров, поставляемых Советским Союзом, от германо-советской границы». Он даже коснулся возможности увеличения советских поставок ^{999}.

Гитлер вновь и вновь откладывал встречу с Шуленбургом ^{1000}. 21 апреля Вайцзеккер, который «почти совершенно избавился от привычки добиваться [своих] целей через Риббентропа», наступил на свое самолюбие: ведя себя, как он записал, «подобно трусливому пресмыкающемуся без когтей», он просил о срочном свидании с Риббентропом. Несмотря на нежелание Риббентропа встречаться с ним, Вайцзеккер на десять часов приехал в Вену и в тот же вечер поговорил с Риббентропом в отеле «Империал». Вайцзеккер полностью одобрял меморандум Шуленбурга, отосланный Гитлеру, и предупреждал Риббентропа, что война с Советским Союзом «закончится катастрофой». Хотя Риббентроп держался уклончиво, Вайцзеккер знал от его окружения, что он отнюдь не разделяет взгляды Гитлера ^{1001}.

Наконец, все эти усилия дали плоды: Риббентроп вмешался лично и добился свидания Гитлера с Шуленбургом ^{1002}. К моменту встречи он, казалось, твердо стал на сторону последнего. Однако карты свои разыгрывал осторожно, предпочитая составить представление о ходе мыслей Гитлера, прежде чем связывать себя какими-либо дальнейшими обязательствами. Накануне встречи Риббентроп со своего особого поезда послал Шуленбургу инструкции записать его беседу с Гитлером и немедленно отправить запись ему ^{1003}. Тем временем он срочно связался с Вайцзеккером по телефону из Зальцбурга и запросил мнение министерства по меморандуму Шуленбурга, так как сам составляет бумагу для Гитлера по данному вопросу. Вайцзеккер обращался к Риббентропу с развернутыми аргументами против войны по крайней мере дважды зимой 1941 г. 6 марта он подготовил длинный меморандум, в котором изложил свои доводы против войны с Советским Союзом и даже выступал за военный альянс. Однако меморандум так и не был передан Риббентропу. Теперь Вайцзеккер продиктовал его краткое содержание по телефону, упирая на то, что «Германии не следует рассчитывать побить Англию в России». Главная его мысль заключалась в следующем: