Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял

Хотя это разительно отличается от того, что нормальный человек может думать об искусстве, Южный Парк — это творчество, сознательно нацеленное Стоуном и Паркером на наше эстетическое наслаждение. В этом случае, эстетическое наслаждение принимает конкретную форму — комедии. Если эстетический морализм прав, то Южный Парк — это не очень смешно, или совсем не смешно, так как он — морально плохой. Конечно, эстетической морализм намеренно пытается сделать эстетические суждения зависимыми от суждения о том, каковы нравственные качества произведения, просто утверждая, что нечто объективно смешное зависит, по крайней мере частично, от того, насколько это нравственно хорошо и хорошо ли вообще.

Итак, согласно большинству работ об эмоциях, иметь эмоцию — значит видеть некий аспект мира определенным способом. Например, боятся пауков — означает видеть в пауках угрозу или даже нечто зловещее, не просто паука. Таким образом, испытывание чувств — ключ к пониманию некоторых предполагаемых свойств предмета (что пауков нужно бояться). С помощью эмоций, таким образом, можно оценивать, как точно они представляют свойства объектов — если пауки фактически не угрожающие или зловещие, боязнь их является неправильной, хотя и объяснимой (их действительно не стоит бояться, даже притом, что арахнофоб сказал бы иначе).

Аналогично, если Вы чувствуете, что нечто кажется Вам смешным — это ключ к нормам того, что можно подвергать осмеянию. Можно подумать, что, так как все нормы описывают реакции и действия, мы автоматически говорим об этических нормах. Но не все нормы являются этическими. У эстетических и этических норм — различные цели. Цель эстетических норм — то, что красиво или, в нашем случае, занимает специфическое место в эстетическом удовольствии, то есть юмор. Они описывают то, что должно быть сделано, когда кто-то хочет сделать нечто красивым или даже — что должно быть сделано, чтобы оценить красивое. Этические нормы стремятся к тому, что считается правильным или приемлемым для человеческого процветания. Они предписывают то, что должно быть сделано под страхом морального осуждения. Можно видеть, насколько эти цели независимы и иногда дико расходятся, когда мы рассматриваем, возможность чего-то быть красивым, но не являться частью человеческого процветания. Пока это так, даже связанные утверждения, что нечто может быть забавным, но вредным или нравственно похвальным, но уродливым, противны эстетическим моралистам, эстетические и моральные цели — независимы друг от друга.

Так, почему все столь это важно? Во-первых, полезно иметь ясность о том, какая цель преследуется в этой главе (моральный вид). Также полезно осветить, где находятся пределы моральной оценки (что является правильным или хорошим, что является неправильным или неподобающим). Но наиболее важно то, что пока эстетическая страсть к морализированию ложна, факт, что Южный Парк забавен, не снимает вопрос, правильно ли для нас — смеяться над ним. Помните, согласно эстетической страсти к морализированию, только те художественные работы, которые нравственно достойны или допустимы, должны доставлять эстетическое удовольствие или, по крайней мере, менее эстетически и нравственно приемлемые художественные работы, должны нравиться нам меньше, чем могли бы. Дэвид Юм (1711–1776), классический моралист, пишет, что, когда произведение искусства нравственно нежелательно, мы никогда не сможем «обсмаковать композицию» и не будем делать так, даже если бы могли. Южный Парк — это смешно, действительно смешно; Вы не читали бы это, если бы все мы не думали так. Мы «смакуем» его, пользуясь терминологией Юма. Нет никаких споров о забавности Южного Парка. П'нятненько. Но так как эстетический и моральный вопросы независимы друг от друга, вовсе не обязательно смеяться над любовью Хеннифер к буррито.

Так, как же мы можем решить, правильно ли, нравственно ли смеяться над Южным Парком? Как мы определяем, является ли смех над Южным Парком частью нравственно верной жизни? Философы иногда используют идею о морально-святом как устройство, с помощью которого можно найти правильный способ действовать или быть. Морально-святой — человек, который настолько хорош насколько возможно. Воображая и размышляя, на кого походил бы такой человек, мы можем отыскать ответы о том, как должны действовать и быть мы сами. Так, канонизировала бы мораль смех над Южным Парком?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны сначала вообразить то, на что походил бы морально-святой. Философ Сьюзен Вульф предложила две характеристики морально-святого, которые помогут здесь — Святой любви и рациональной святости. Святая любовь — это когда кто-то заботится только об интересах других. Рациональная святость заботится о собственных интересах, признавая, что ее обязанности перед другими перевешивают или действуют против преследования ее собственных интересов. Для обоих, благосостояние и счастье других является главным. Различие — в смысле жертвы, которую будет нести рациональная святость. Так значит, смех над пердежом Терренса и Филиппа — свят так же, как образ Медсестры Голлум с мертвым зародышем, приросшем к ее голове?

Вульф вероятно сказала бы «нет», предполагая, что, «хотя морально-святой мог бы насладиться хорошим эпизодом „Отцу лучше знать“, он не может, имея чистую совесть, быть в состоянии смеяться над фильмами Маркс Бразэрс или игрой Джорджа Бернарда Шоу». Почему? Поскольку типичный для Маркс Бразэрс и Шоу юмор — за счет других. Людей выставляют идиотами, оскорбляют или ставят в ужасно неловкие или противные ситуации и из-за этих их бед, мы смеемся над ними. Такое представление человека, в качестве идиота, оскорбленного, или находящегося в неловком положении, может нанести эмоциональный и психологический ущерб «жертве» и, следовательно, святой не должен видеть смешного в этом вреде, через смех. Но даже больше, чем вредный потенциал, внимание святого к интересам других делает сомнительным то, что он когда-либо мог бы чувствовать радость, если другие чувствуют боль или оказываются в беде. Если ничего, кроме усилий святого и его энергии не будет во власти помочь «жертве», или из чувства симпатии и сострадания к человеку, святой не станет реагировать на это с насмешкой, ликованием или удовольствием.

Если фильмы Маркс Бразэрс слишком противны для этих святых, фантастическое обезображивание Медсестры Голлум, конечно, тоже вне рамок приличия. Пусть и столь же глупая, реакция госпожи Брофловски на Медсестру Голлум, более близка к святой реакции, чем наш смех. Даже притом, что приросший близнец, или Мислексия — вымышленное заболевание, святой, который увидел, кого-то с уродством как у медсестры Голлум, конечно, не нашел бы это смешным. Пердильные шуточки, с другой стороны, не совсем исключены, потому что они не требуют наличия чувства черного юмора, которое несовместимо с персонами святых. Однако, смеющийся над пуканием, является, вероятно, неподходящим на роль святого, поскольку смеющийся над этим, имеет сострадание ниже, чем должен иметь святой. Короче говоря, кажется, что святая любовь и рациональная святость были бы неспособны к смеху над Южным Парком. Даже если они могли бы смеяться, они, конечно, не стали бы, и мы, поэтому, также не должны смеяться.

Но две святости Вульф не единственные характеристики идеального с точки зрения морали человека. Аристотель (384–322 до н. э.) выдвинул концепцию идеального человека-моралиста, который храбр, щедр, независим, справедлив, рефлексивен и способен общаться с членами общества в дружественной манере. В отличие от святостей Вульф, вполне вероятно, что такой человек мог бы смеяться над Южным Парком, поскольку нет ничего в описании этого святого, что исключает немного злое чувство юмора. Поскольку у людей есть рационализм, который отличает их от всех других видов животных, Аристотель решил, что жизнь, посвященная интеллектуальному созерцанию и моральному достоинству — то, за что люди действительно должны бороться. Такие рациональные качества должны также включать понимание уместности риторики, инсинуации, аналогии и несовместимости, связанные с юмором, даже больше — «злыми» формами юмора, которые следуют из бед других. Итак, в итоге, Аристотелевский святой, вероятно, постоянно сидел бы без дела и время от времени смеялся над Южным Парком. Но, в попытке насладиться его созерцанием, он, вероятно, также пошел бы дальше и прочитал бы книгу наподобие этой, чтобы получить более глубокое понимание того, что посмотрел!