Нашествие. Неизвестная история известного президента.

Депутаты, вернувшиеся навеселе из буфета, шумели:

– Да ладно, пускай идет…

Голосование. 167 – «за». Решение принято.

Кебич смотрел на зал в растерянности. И обращаясь к стоящему рядом председателю проправительственной фракции Козлову, сказал:

– Как получилось, что этот горлопан стал председателем комиссии? Мы договаривались о другой кандидатуре.

Козлов засмеялся:

– Вячеслав Францевич. Этим человеком мы сможем управлять. Поверьте мне.

– Плохо ты его знаешь. А я хорошо помню… Он пойдет на любую гадость и грязь…

– Зал медленно погружался во тьму. Звезда под потолком постепенно угасала. Умолкли уставшие микрофоны… Время как будто остановилось. Никто – ни премьер-министр Кебич, ни его проштрафившиеся министры, ни депутаты, умчавшиеся в буфет, даже не подозревали, что будет завтра… В буфете пили, наливали друг другу, произносили тосты. Им казалось, что каждое их решение судьбоносное. Они не понимали, что безответственность, разбавленная алкоголем, лишала страну будущего. И уже далеко-далеко, помимо их воли, за сотни километров от овального зала, в подмосковном Ясенево, десятки людей, работая без сна, разрабатывали в мелочах операцию под кодовым названием «Зонт»…

«Плевать на все это, вот стану Президентом…»

Он вбежал в гостиничный номер. Где стакан? Налив вина – залпом выпил. Глянул на себя в зеркало. Старт сделан. Никто его не остановит. Плевал он на своих обидчиков. Лицо точно у дядьки Трофима. Включил телевизор. Заиграла музыка. Больше не надо, никакого спиртного… Нет, еще стакан… Председатель комиссии Верховного Совета… Должность! Пускай навсегда забудут о директоре совхоза.

Стук в дверь. Он опасливо распахнул ее. Лицо депутата Синицына.

– Привет, Сашка. Поздравляю. – Пожал руку. – Но сейчас держаться надо… Пройдутся по тебе как следует… И землю вспомнят, и «Волгу» приватизированную, и участие в банке… Не говорю уже о бабах.

– Херня все это. Они вагонами вывозят, а мы что с тобой? Нищие! Ты со стройки машину досок упер, а я навоза! Мы за народ должны бороться, все вскрыть, все показать, людям глаза открыть!

– Ну, тебя опять понесло. Кто ж тебе поверит после всего?

Он схватил Синицына за ворот, притянул к себе:

– Ты хреново знаешь историю, Ленечка. Один умный человек сказал: «Чем невероятнее ложь, тем больше в нее поверят…». Да вообще плевать на все это, вот стану Президентом… Пойдешь вместе со мной?

Раскрасневшийся Синицын глянул на него:

– Куда деваться, конечно, пойду… Только есть одна опасность.

– Да плевал я на твою опасность… Плевал… Пойдешь, куда тебе деваться. И мне тоже. А теперь отваливай, ко мне гость должен прийти.

– Понимаю, понимаю, какой… В дверях Синицын столкнулся с пышногрудой женщиной.

– Может, прибрать у вас, Александр Григорьевич, бельишко поменять?

– Самое время, самое время, – прорычал он, задыхаясь, и захлопнул за Синицыным дверь.

«Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк»

Какие-то шаги… Вроде бы по траве. Мягкие, неслышные.

– Вот мы и встретились. Наконец-то…

Его руки ощущают мягкую шею.

– Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк.

Голова выворачивается, дергается…

Бикфордов шнур. Огонь, ползущий по нему, обжигает пальцы, ладони… Он открывает глаза. Никакого света. Можно опять закрыть их. Кто-то подступает все ближе и ближе… Шаги мягкие, почти неслышные…

На его лице пот – липкий и пахучий. Наконец-то… Снова мрак, черная завеса перед светом, так и не впустившая его.

А ведь он ждал этого. Может, всю предшествующую жизнь.

– Здравствуй, здравствуй, папаша, я так давно тебя жду. Очень давно.

Пальцы впиваются в мягкую, вздрагивающую плоть.

– Ты готов или нет? Вы так долго измывались надо мной. Может, целую жизнь или даже больше…

– Нет, нет, все, что происходит с тобой – ненормально. Взгляни на себя со стороны… Без этого ничего не случится.

Его голова скатывается с мокрой подушки.

– А что произойдет?

– Ничего, ничего. Просто ты должен уйти. Многие должны уйти, иначе не буду жить я. Так предрешено. Не мной, не тобой…

– А кем же?

– Я не знаю его имени. Я ничего не знаю…

– Может быть, знаем мы?

– И вы ничего не знаете… Мы временные тут, мы только думаем, что все понимаем.

Снова перед ним проплыла безликая тень. В очертании мрака, давящей тяжести.

– Я с тобой. Действуй решительнее, прямее. Ты ничего не потеряешь. Жизни нет. Это придумка, ложь…

Он начал сдавливать горло или еще что-то трепещущее.

– Ты так не можешь… Мы друзья. Мы породили тебя на свет. Ты клялся…

Голос хрипел.

– И я не могу иначе, не могу, поймите вы… Меня всю жизнь душили, вы представить не можете как… Душили и избивали. Все вы… Своими руками. Вы выдавливали мне глаза, лишали слуха и разума.

– Почему ты такой?

Он очнулся. Сердце вырывалось из груди. Нина ушла? Была она или нет? Кого он душил на самом деле? Это был сон? Или явь? Он принялся хватать простыни, подушки, все вокруг себя… Слава богу, никого нет. Значит – сон. Перевернулся на спину. Светало. Горло сводило от тошноты. Он вскочил, взял стакан, налил холодной воды, проглотил таблетку галопередола.

Сейчас все пройдет, сейчас… Все нормально. Он председатель комиссии. Все произошло на самом деле. Он никого не задушил. Постель пуста. Он есть, он жив. Все, чего он так хотел, существует на самом деле…

«Предали нас, предали…»

Кебич неуверенной походкой вошел в кабинет Данилова.

– Ну что, вы и сейчас уверены в победе?

– А как же, Вячеслав Францевич. Мы уверены до последнего.

– А это кто? – Кебич вытаращил глаза. – Какие-то генералы. Не знаю таких…

Данилов вскочил из-за стола.

– Вчера этим парням вы присвоили звания…

– Да на хрен им звания, когда нас уже нет…

Данилов слегка побледнел:

– Присаживайтесь, Вячеслав Францевич…

Он налил рюмку.

Кебич захохотал, зрачки его с красными прожилками дико завращались.

– Ты, Геннадий Ильич, – оптимист. Оптимист… Проиграть вот так, какому-то… Звони в штаб. И не отсюда. Идем ко мне…

В кабинете Кебича Данилов набрал Мясниковича. Услышал голос:

– Идет подсчет… Пока все нормально…

– Я рядом с премьером. Дать ему трубку?

– Не надо, не надо, Я перезвоню сам. Сам…

Данилов повесил трубку.

– Да послал бы ты его на х… Предали нас, предали. Знаю кто, и ты, сука, знаешь… На хрен считать, голоса – мы провалились… Да пусть был бы Шушкевич, сам черт с дьяволом, но этот хомут?! Не ожидал я такого позора. Не ожидал.

– Вячеслав Францевич, там у меня генералы. Неудобно перед людьми. Пойдем…

– Да еб… я твоих генералов. Тебя вместе с ними, Мясниковича, Антоновича, Кравченко… Все вы суки. Прости уж, все, кроме тебя, Генка, ты не предашь, я знаю, знаю… А генералов зови сюда… Правда, не тут им надо было быть. Не тут, а на местах. Власть, сила. Одно слово – и нет скота. А он уж отдаст команду, поверь мне, отдаст… Стол накрыт, гуляй, камарилья…