Письма (1857)

(1) было: хоть сейчас

245. А. Н. ОСТРОВСКОМУ

9 декабря 1864. Петербург

Многоуважаемый Александр Николаевич,

Извините, что еще раз решаюсь Вас беспокоить. Теперь для нас самое экстренное и роковое время: январскую книгу надо составить хорошо, приметно, а у меня ничего еще для нее не имеется. Крепко надеюсь на Ваши слова, что в будущем году Вы поместите у нас Вашу большую вещь. Но Вы писали еще, что у Вас была начата еще одна вещь и что она поспеет в декабре, а может и ранее - и тоже нам ее обещали. Поддержите журнал, Александр Николаевич! Если мне помогут, я за будущий год отвечаю. И теперь уже на "Эпоху" стали более обращать внимания чем прежде. Сужу по отзывам, а главное, по начавшейся подписке. В страшно затруднительном мы положении еще в том отношении, что спешим войти в сроки, а от этого действительно очень страдает отдел критики и публицистики, - а это очень важная вещь в журнале. А у нас в России журналы - еще не должны обращаться в сборники. Но к весне, когда совершенно войдем в сроки, мы надеемся крепко стать на ноги. Вообще говоря, на будущий год мы надеемся. Помогите же, если можно, и не сердитесь, что я Вам надоедаю. Иначе январский № выйдет совершенно ординарный, а это плохо.

До свидания, многоуважаемый Александр Николаевич. Жду Вашего ответа как спасения.

Искренно преданный и глубоко уважающий Вас

Ф. Достоевский.

9 декабря/64.

246. А. В. КОРВИН-КРУКОВСКОЙ

14 декабря 1864. Петербург

Милостивая государыня Анна Сергеевна.

Я Вам пишу: Анна Сергеевна, а наверно не знаю. И потому будьте так добры, уведомьте меня, правильно ли пишу или нет?

Посылаю Вам 181 руб. (сто восемьдесят один) рубль за Вашу повесть "Послушник", которая напечата<на> в "Эпохе", в 9-м (сентябрьском) № под названием: "Михаил". Название "Послушник" было не то чтоб запрещено, а забраковано духовной цензурой. Эту повесть дух<овная> ценз<ура> первоначально запрещала, и потому я должен был согласиться на многие вымарки и исправления. Некоторые из этих исправлений, и по моему личному убеждению, - были нужны. (Н<а>п<ример>, все чувства Михаила по поводу монастыря и монахов по возвращении из Москвы и перед отъездом в Москву были вымараны, а по-моему, и хорошо, потому что упоминать о них лишнее. Кто не поймет их и без разжевывания? От этого сокращения повесть становится короче, сжатее и нисколько не темнее. Всё ясно. При этом прибавлю, что величайшее умение писателя, это - уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, тот далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное - не повторять уже сказанного или и без того всем понятного. Простите за это отступление). Может быть, я слишком наивен, высовываясь Вам давать советы. (Мне бы и первое письмо Ваше, где Вы просили советов, не следовало бы принимать буквально, не так ли?)

Повесть Ваша ("Михаил") всем близким к редакции людям и постоянным нашим сотрудникам - очень понравилась. Один из них (Страхов, он же пишет "Заметки летописца"), мнению которого я более всех доверяю, - находит у Вас большое прирожденное мастерство и разнообразие. (Разнообразие, как, наприм<ер>, сюжет "Сна" и "Монашеская жизнь"). Вообще "Михаил" многим нравится. "Сон" же не всем. Мое мнение Вы знаете.

Вам не только можно, но и должно смотреть на свои способности серьезно. Вы - поэт. Это уже одно много стоит, а если при этом талант и взгляд, то нельзя пренебрегать собою. Одно - учитесь и читайте. Читайте книги серьезные. Жизнь сделает остальное.

Да еще надобно верить. Без этого ничего не будет.

Идеал Ваш проглянул недурно, хоть и отрицательно. Михаил, который не может по натуре (то есть бессознательно) помириться с чем-нибудь, что ниже идеала, - идея глубокая и сильная.

Вы мне не ответили на последнее письмо (несколько строк) при отсылке Вам денег за повесть "Сон". И я до сих пор не знаю, получили ли Вы их или нет?

И потому, сделайте одолжение, напишите хоть два слова, что получили деньги за "Михаила" (которые теперь посылаю). За "Михаила" я рассчитал по 50 руб. с листа.

Искренно преданный Вам

Ваш слуга Ф. Достоевский.

14 декабря/64.

Извините, что я опоздал выслать Вам деньги за "Михаила" две недели.

247. И. С. ТУРГЕНЕВУ

14 декабря 1864. Петербург

Многоуважаемый Иван Сергеевич,

Простите, что Вас беспокою. Вы обещали, в случае если у Bas будет повесть, не забыть нас. Теперь, для журналов, время самое критическое. Если б можно было в январе поместить хоть что-нибудь Ваше, - было бы великолепно. Не претендую ни на что; к тому же Вы сказали, чтоб Вас не беспокоить. Но здесь говорят и даже печатали, что у Вас начат ряд рассказов и некоторые окончены. Говорил об этом мне и Ковалевский. Если Вам не противно напечатать хоть один из этих рассказов теперь, то дайте ради бога. Если только это в чем-нибудь Вас не расстроит. Мы, во-1-х, явились бы с Вами, а во-2-х, мы сдержали бы слово, и все бы видели, что мы сдержали слово (я в объявлении о журнале напечатал только, что надеюсь поместить в "Эпохе" первое, что Вы напишете).

Не хвалясь скажу, что журнал наш становится на первое место, по крайней мере из петербургских. Спешим мы очень, и это нам очень вредит, но публика довольна. Отзывы слышим хорошие, слишком даже. Но это еще только начало. С будущего года (особенно когда войдем в сроки: журнал опоздал после смерти брата) пойдет другое, втрое лучше будет, я за это отвечаю. Сижу день и ночь, езжу, пишу, корректую, вожусь с типографиями и цензорами и проч. Здоровьем не могу похвалиться, но в конце апреля непременно поеду на 3 месяца поправляться за границу. Заеду и к Вам. А с осени опять засяду. За границей хочу писать большую повесть. Впрочем, бог знает что еще впереди, а покамест надо получше издавать журнал. А знаете что? Оказалось, что я не совсем непрактический человек. Дела идут очень недурно. Подписка у всех началась поздно, но из петербургских, слышно, началась хорошо только у нас. Никогда я еще не был в такой каторге, как теперь. Можете себе представить, как Вы меня обрадуете удовлетворительным ответом. Но во всяком случае черкните мне хоть две строчки в ответ на это письмо. Хоть два слова, чтоб я знал. Поддержите журнал, Иван Сергеевич!

Ваш весь Ф. Достоевский.

Декабря 14/64 года.

Если б Вы выслали рассказ даже 1-го января нашего стиля, то и то он придет вовремя. Даже еще и этого позже можно.

Но не сочтите каким-нибудь образом моего письма за назойливость. Я слишком хорошо понял Ваши слова о том, чтоб Вам не мешать. Во всяком случае не сердитесь.

248. А. Н. ОСТРОВСКОМУ

30 декабря 1864. Петербург

Многоуважаемый Александр Николаевич,

Боюсь ужасно раздражать Вас моим надоеданием и крайне досадую на обстоятельства, принуждающие меня еще раз писать Вам о том же. Недели три тому назад я послал Вам просьбу: дать нам что-нибудь Ваше на январь. Требуется выйти с чем-нибудь капитальным, а у меня на январь еще ничего нет. А пора уже начинать печатать. Журнал идет хорошо, и тут-то бы Ваша вещь повершила бы дело. Умоляю Вас: рассейте мое беспокойство, пришлите мне два слова - да или нет, чтобы только знать.

Боюсь, не рассердились ли Вы на меня за что-нибудь, на мою назойливость, например. Боюсь тоже, не потерялось ли мое письмо к Вам (что с одним (1) письмом моим еще на днях случилось). Во всяком случае, я помню Ваше уверение в добром к нам расположении и верю в него, а потому и надеюсь, что Вы взглянете на это письмо снисходительно.

С искренним уважением

Ваш весь Ф. Достоевский.

Петербург. 30 декабря/64.

NB. Если даже и к 15-му января Вы бы могли мне что-нибудь выслать, то и тогда поспело бы.

Мы в таком исключительном положении с нашим журналом и в литературе и в публике, что надо в высшей степени заботиться поддержать себя.