Литературная Газета 6259 ( № 55 2010)

Наиболее популярным современным эстонским писателем является Андрус Кивиряхк (1970), драматургия и проза которого исследуют темы художественного творчества и национального мифотворчества. Его популярность держится на своеобразном бурлескном, абсурдном и неуважительном юморе. Сложно сказать, насколько подобный юмор жизнеспособен при переводе на другой язык, поскольку он является по своей природе сугубо «эстонским». В романе «Ноябрь, или Гуменщик» (2000) Кивиряхк работал с фольклорным материалом, чтобы описать присущую порабощённому народу смесь цинизма, хитрости и наивности. Несмотря на сосредоточенность на эстонском национальном характере, этот роман переведён на норвежский, венгерский, финский, русский и латышский.

Произведение, сделавшее Кивиряхка знаменитым, «Мемуары Ивана Орава, или Прошлое как голубые горы» (1995) – это смешная травестия истории Эстонии XX века, где высмеивается и национальная мифология. Произведение «Человек, который знал змеиные заговоры» (2007) является парабольным фэнтези-романом на такую больную тему, как смерть культуры, исчезновение духовного образа жизни. Рассказчик – последний представитель древнего лесного народа, чьё племя отвержено технологически «продвинутыми» землепашцами. Слово «продвинутыми» заключено в кавычки, чтобы подчеркнуть, возможно, главную идею этого романа: прогресс и регресс, новаторство и традиция представляются здесь совершенно релятивными и похожими. Важными кажутся не технологические достижения, а связанная с ними культура, которая делает их весомыми. Лесной народ, технология которого заключается в магических змеиных заговорах, побеждают не мечи и орала, а идеи и мода, сопряжённые с ними.

Я не знаю, следует ли ожидать от романов того, чтобы они передавали объёмную картину мира или по крайней мере представление о том, что значит жить в определённое время в определённом месте. Но если будущий историк подойдёт с подобными ожиданиями к современному эстонскому роману, то, очевидно, его будет ждать разочарование. Большинство этих романов изображает недавнее прошлое или вымышленные эпохи, а в романах, где описывается настоящее, внимание сосредотачивается, скорее, на узком и приватном опыте. Широкие кадры не изображают настоящее, а кадры с настоящим не являются широкими. Если же он будет рассматривать эти романы не как документы эпохи, а как археологические находки, которые, даже против своего желания, рассказывают правду о времени и месте своего появления, тогда он получит неплохое представление о радостях и трудностях, навязчивых мыслях и страхах посткоммунистической Эстонии.

Посткоммунистическая Эстония ещё не произвела крупного эстонского романа и, возможно, не произведёт его никогда. Но если принимать в расчёт безжалостное исследование современной идентичности Тыну Ыннепалу, изящные колебания между небесной и плотской любовью и между частными и политическими страхами Яана Каплинского, экзистенциальную жажду реалистичного бытия Пеэтера Саутера, которое при столкновении с гражданским комфортом порождает немотивированное насилие, шекспировские страсти Эне Михкельсон, где переплетаются предательство, память и забвение, грустную релятивизацию прогресса в произведениях Андруса Кивиряхка, а также описание столкновений между сельскими традициями и модными нравами в произведениях Матса Траата, – тогда здесь, и нигде больше, можно получить полное представление о Homo Estonicus.

Перевёл с эстонского Игорь КОТЮХ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Скрипка выпадает из рук

Cовместный проект "Евразийская муза"

Скрипка выпадает из рук

ПОЭЗИЯ ЭСТОНИИ

Матс ТРААТ

Из цикла «Харалаские жизнеописания»

Еуалие Кюрвитс

Как отыскать ночью то,

что потерялось днём?

На земле на клюку опиралась.

Есть ли в царстве теней опора?

Салме Каугвеэ

Моя Айме высокая, стройная,

очень красивая девушка,

в университете училась на медицинском,

встречалась с одним русским

 лейтенантом,

говорившим и по-эстонски.

Он привёз её после летней сессии

на мотоцикле домой.

Вечером крутили кино в Харала

«Путь на эшафот» –

о любви и смерти Марии Стюарт.

И, Силы небесные! –

мою дочь нашли на дороге,

убитой выстрелом в сердце!

Не дознались, кто застрелил.

Она росла без отца.

Натерпелась я издевательств –

незамужняя девушка-мама.

Две недели обмывала я спиртом

Айме прежде, чем схоронила.

Офицер рыдал навзрыд на похоронах

и принёс жестяной венок:

всё из жести – цветы и листья!

Через год уездный начальник милиции

признался больной, перед смертью,

что Айме убил он из ревности:

был на десять лет старше дочери.

В тот же год на Фому умерла и я,

от удара судьбы не оправившись.

Вильо Терявяйнен

Сколько раз я зарекался:

нельзя заходить так далеко!

Но соловей ликовал –

и Маре с ребёнком привезли домой.

Её отец привёз на такси.

А я, младенца отец,

виделся людям

безответственным олухом.

Ведь я же никак не мог

жениться на Маре –

уже был женатым!

Только Хильде пришла ко мне жить

с двумя детьми от прежнего мужа

и от меня на сносях.

А в обед принесли письмо:

экзальтированная Ирья, с которой

я познакомился на лыжне

Тарту-Кяэрику, сообщала: