Дело было в Педженте

«Стыд (…) чувство или внутреннее сознание ПРЕДОСУДИТЕЛЬНОГО (выделено нами при цитировании), уничижение, самоосужденье, раскаянье и смиренье, нутреная исповедь перед совестью».

Среди пословиц и народных поговорок, приводимых В.И.Далем в этой статье, есть и такая: «Людской стыд (т.е. чужой стыд: наше пояснение при цитировании) — смех, а свой — смерть». А по сути свой стыд для многих оказывается хуже смерти, вследствие чего не вытерпев стыда в жизни, они избирают смерть и кончают собой в безосновательной надежде уйти от стыда по смерти.

Мнение же о якобы незначительности и легкости искупления грехов, тем более совершенных по злому умыслу, познанием стыда — выражение некой мстительности и нравственно-этического беспамятства: те, кто думает так, забыли свои ощущения при первой волне стыда, которая накатила на них (скорее всего) в раннем детстве, когда они впервые почувствовали, что совершили что-то недостойное человека. Потом все мы научились уходить от стыда и подавлять его в себе. Но стыд “судного дня” — Постыдного дня, — на который обрекает сам себя каждый злоупотребляющий Божьим милостивым Предопределением, — подавить не сможет никто, и деться от него будет некуда. Поэтому, даже зная, что в Божьем Предопределении бытия нет места нескончаемому аду, не следует злоупотреблять милостью Божией даже в попускаемых Им пределах (для каждого своих). Причем следует знать и понимать, соотносить со своею жизнью, что тем, кто искренне ошибается — позволено то, что пресекается в отношении тех, кому сообщено, что делаемое ими есть ПРЕДОСУЖДЕННОЕ зло; и в пресечении их деятельности в жизни выражается один из видов защиты их же от нестерпимого стыда в Постыдный день.

И с точки зрения богословия по совести Русской цивилизации в этом мире все без исключения по их сути — посланники Всевышнего к их окружающим, в чем-то праведные, в чем-то ошибающиеся искренне, а в чем-то, возможно, и лицемерящие либо из алчности, либо из страха. Вследствие этого Бог не избирает никогда и никого для того, чтобы исключительно избранный Им вещал истину всем остальным, кому Бог якобы отказал в Своем непосредственном обращении к ним. Бог не отказывает никому, но не каждый выросший в неправедной культуре способен принять и донести до других Его обращение.

Но не получив праведного воспитания в не вызревшей пока еще культуре человечности, многие под воздействием гнёта культурной среды, культивирующей в их психике всевозможные страхи, предубеждения и ущербность, под воздействием разнородных привязанностей, сами уклоняются от сокровенных (от других) обращений к ним Бога непосредственно через их совесть; они не внемлют опосредованным обращениям к ним Бога через других людей, через памятники культуры и жизненные обстоятельства. И по этим же причинам они отмахиваются от даваемых Свыше непосредственно им крупиц истины как от назойливо лезущих в глаза мошек, давят их, и не видят необходимости поделиться доставшимися им крупинками с окружающими; либо трусят внятно согласиться с известными им истинами даже во внутреннем мире каждого, а не то что бы огласить их открыто в обществе, когда они противоречат сложившейся традиции, поддерживаемой всеми средствами неправедной культуры, поддерживаемой так или иначе всеми и каждым в обществе: выступить против сложившейся традиции — возможно обречь себя на жестокую смерть или на длительную жизнь отверженного и гонимого всеми. Но Богу принадлежит вечность, и потому Он может ждать до тех пор, пока культура цивилизации вызреет до человечности, пока все освободятся от страхов, и настанет царство истины вследствие того, что каждый будет без страха с любовью и по совести наместником Божиим на Земле.

Об этом Пилату и другим персонажам романа толковал Иешуа, но все были напуганы и озлоблены и не могли принять это без того, чтобы не извратить сказанного им, приспособив к страхам, привычным для образа жизни каждого из них… Так же большей частью происходит и в жизни на протяжении всей истории нынешней глобальной цивилизации. Но пора начинать жить иначе — без страха (страх — худший из пороков) по совести доверяя Богу свою жизнь и посмертное бытие:

Все люди без исключения в Предопределении бытия — в его Русском понимании — не рабы даже Богу, они — по Предопределению — Его свободные добровольные помощники и сотрудники.

Так станем, наконец, жить так, чтобы соответствовать Божьему Предопределению бытия Человека…

Есть в киноповести ещё и своеобразный постскриптум, над которым наша либерально-демократическая пресса посмеялась, и который никак в фильме, конечно же, не отражён, поскольку с точки зрения обыденного сознания кажется просто нелепым. И тем не менее он выглядит достаточно содержательным в русле второго смыслового ряда, лишний раз доказывая, что у настоящего художника “каждое лыко — в строку”.

“P.S. Через несколько лет, оказавшись в Голодной степи, Сухов ещё раз встретил «свой гарем». Освобожденные им женщины остались неразлучными. Дружной бригадой цементниц трудились они на строительстве канала.”

В постскриптуме — знамение воплощения надежд будущего. Давно известно, что все межнациональные кровавые разборки (в том числе и периода развала СССР и перестройки) — дело рук национальных “элит”, которые бездумно реализуют древний библейский алгоритм: “Разделяй и властвуй!”. Простым труженикам всех национальностей делить нечего, ибо они действительно цементируют будущее. Но в постскриптуме киноповести женщины работают “цементницами на строительстве канала”. Каналы — рукотворные сооружения, по которым в нужном человеку направлении для решения определённых целей (улучшения судоходства, орошения полей, подверженных засухе, осушения заболоченной местности) течёт вода. Вода — символ информации. Концепция Общественной Безопасности, альтернативная библейской концепции концентрации производительных сил в своём названии имеет слово “вода”. Кроме того, цемент в сочетании с водой превращает в монолит песок пустыни, доселе развеваемый ветрами; канал же способен принести цветение жизни туда, где раньше царила пустыня:

Там, где с землёю обгорелой

Слился, как дым небесный свод,

Там в беззаботности веселой

Безумье жалкое живёт.

Под раскалёнными лучами,

Зарывшись в пламенных песках,

Оно стеклянными очами

Чего-то ищет в облаках.

То вспрянет вдруг и, чутким ухом

Припав к растреснувшей земле,

Чему-то внемлет жадным слухом

С довольством тайным на челе.

И мнит, что слышит струй кипенье

Что слышит ток подземных вод,

И колыбельное их пенье,

И шумный из земли исход.

Ф.И.Тютчев, “Безумие”

Отсюда — глубокая символичность завершающих строк киноповести “Белое солнце пустыни”. После того, как лексически выражен второй смысловой ряд “Белого солнца пустыни”, злобному библейскому алгоритму придана определённая мера и эта мера соотносится с общевселенской мерой. Бог не вмешивается в дела людские, поскольку человеку Свыше дана свобода воли, но Бог, как иерархически Высшее Всё объемлющее управление, даёт объективную оценку качества управления по определённой субъективной концепции. Бог — Язычник и оценку качества управления Он всегда давал и дальше будет давать языком жизненных обстоятельств, создаваемых людьми в пределах Божьего попущения. И каждый сможет, если конечно пожелает, узнать объективную оценку качества управления по избранному им алгоритму благодаря языку Бога Живого, на котором Тот всегда говорит с людьми (да не всегда люди его слышат). В терминах Достаточно общей теории управления язык Бога Живого становится понятен земному разуму через явление положительных и отрицательных обратных связей. В результате в системе, алгоритм управления которой входит в противоречие с Божьим Промыслом — общевселенской мерой, активизируются положительные обратные связи и система идёт в “разнос”, что проявляется в росте всевозможных катастрофических явлений. И наоборот, в системе, алгоритм управления которой работает в согласии с общевселенской мерой, возникают устойчивые отрицательные обратные связи и управление входит в устойчивый по предсказуемости балансировочный режим.