Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия

Кровно-земной проект государства осуществляли фашисты с их лозунгом «крови и почвы». Империя – это крайняя противоположность фашизма с одной стороны, и маленького национализма мелких неисторических наций – с другой стороны. Но этого «пророк» не понимает, он говорит: откажитесь от амбиций, и будете жить как в Японии!

Неужели нам и правда можно поставить Японию в пример? Кто из русских согласился бы стать японцем, норвегом, прибалтом, чехом? А ведь там везде жить комфортно, уютно, и «сбережение народа» будет…

Спор между Никоном и Аввакумом – это и есть спор о том, быть России великой империей или маленькой фольклорной страной. Никон хотел, чтобы наше христианство не отделяло нас от остального мира, а объединяло с ним, хотел, чтобы Россия стала лидером всего христианского мира, а не исповедовала какое-то особое христианство, которым можно гордиться наряду с другими, не похожими ни на кого, феноменами: балалайками, матрешками…

Наш народ, в отличие от мелких народов и народиков, не ставит целью «сбережение», такая цель достойна мокриц и тараканов, которые настолько хорошо приспособлены к сбережению, что выживают даже при ядерной катастрофе. Наш народ привык жертвовать собой и рисковать в имя великого. Именно поэтому мы, а не японцы, были первыми в космосе, мы, а не прибалты уничтожили Гитлера, под которого легла вся Европа в порыве «самосбережения», именно мы, а не норвеги, победили Наполеона, именно мы, а не чехи, покорили и освоили шестую часть Земли, чего не смог сделать ни один народ в мире.

И поэтому когда сотни публицистов кричат: «России нужна национальная идея», я отвечаю: «Национальная, то есть чисто российская идея, России не нужна. Вместо того, чтобы толкаться за место под солнцем среди других таких же наций и народов, нужно самому быть солнцем, чтобы все толкались за место „под тобой“». Если ты хочешь быть мелкой страной со своей мелкой национальной спецификой, то, конечно, можно сидеть и культивировать в себе свои валенки и самовары. Если страна хочет быть великой, хочет делать историю, а лично я без этого себе Россию и не мыслю, то нам нужна всемирно-историческая, а не национальная идея.

Сейчас в мировой истории очень удобный момент для этого. Вспомните, еще 50–100 лет назад по миру шли социализм и коммунизм. Это были огромные массовые религии, захватывающие не только миллиарды масс, но и всю интеллектуальную элиту человечества. Быть левым и быть интеллектуалом значило одно и то же. В революциях все видели себя щепкой в костре истории. У людей был смысл жизни. И это было не национальным движением.

Нынешнее возвращение от коммунизма к неолиберализму и неоконсерватизму – лишь реакция, мелкая и временная. Она не сравнима с теми вихрями, которые вились на планете еще 50–100 лет назад. Если же посмотреть в глубь истории, можно увидеть, что коммунизму предшествовало мощное либеральное движение, целая эпоха Просвещения с ее новыми людьми, моралью, политикой и экономикой. А до того были религиозные войны, в которых погибало до четверти населения Европы.

Каковы масштабы! Сейчас ничего подобного нет. Никто не знает, КУДА идет история и ЗАЧЕМ, нет ни у кого ощущения, что с ним Бог или Истина. Арабские, христианские фундаменталисты не в счет, это тоже только реакция. Даже так называемая «религия потребления» уже не работает, скоро сойдет на нет. Поэтому народ, который даст миру новый ИЗМ, новый вирус, новый импульс истории имеет все шансы эту историю возглавить. Это новая идея, новый смысл жизни, новый образ жизни, возможно. Во всяком случае это должно подходить и индийскому йогу, и брокеру с Уолл-стрит, и китайскому крестьянину, и гаучо из Боливии, и французскому кутюрье, и негру престарелых лет…

Когда говорят, что глобализация уничтожает уникальные культуры, народы, религии и прочие идентичности, это не совсем так. Она им противостоит и иногда уничтожает. Но с тем же успехом можно сказать, что она же их и порождает как реакции.

Всевозможные фундаментализмы и консерватизмы часто берут верх над глобализацией. Более того, они переживают второе рождение. И дело зашло так далеко, что вся политика в разных частях Земли не мыслит себя ничем иным кроме как настаиванием на своей своеобычности, интересности и уникальности в противовес глобализации.

Все страны провалились в прагматизм и национальный эгоизм. У всех, теперь только вечные интересы и никаких вечных ценностей. Это значит смерть мета-идеологиям (чего хотел постмодерн), смерть великим державам. Казалось бы, надо радоваться, но…

Сузим проблему до круга наших знакомых. Например, ваш приятель заявил, что он чистый прагматик, исходит только из выгоды в отношениях и защищает всегда только свои интересы. Пожалуй, мы бы могли отнестись к этому как к его праву, но… не более того.

Вряд ли такой человек был бы другом, вряд ли он был бы нам интересен, вряд ли бы он нас увлек. А если бы активно принялся отстаивать свою идентичность, то стал бы, пожалуй, и неприятен, а может быть, даже исключен из общения.

Великие державы строились на великих идеях. Вспомним коммунизм или либерализм, которые подразумевали глобальное мышление и вдохновляли все человечество.

Мы потеряли великое, мы потеряли всеобщее. Та «национальная» философия, которая поднимется над своим национализмом и даст миру это всеобщее, сделает великой и свою нацию.

Нельзя противопоставлять национализм глобализации. Это две стороны одной медали.

Возьмите любую Украину, которая становиться более западной в последние годы, и вы увидите, что запущены оба процесса.

С одной стороны, она включается в мир глобализации, открывает двери всем «Макдональдсам», с другой стороны, появляются вареники и вышиванки. Поэтому и продукт этого западного влияния – особый человек, то есть национал-либерал.

Ярый фальсификатор своей истории, рассказывающий о том, что все в мире произошли от украинцев, и он же – либертинианец в экономике, фанат США и проч. В России тоже такие есть.

Современный медиамир загоняет человека в ложную дилемму: или вненациональное, или национальное. В обыденности это выражается в наличии таких людей, которые говорят: «Родина там, где хорошо».

Они работают на абстрактной работе, как абстрактные профессионалы, которые могут выполнять такие же функции где угодно, лишь бы платили. Они загорают на пляжах в отпуске, которые одинаковы и в Египте, и в Турции, и даже почти не глазеют на мало трогающие их памятники истории.

С другой стороны, есть некие националисты, которые готовы ходить в лаптях, пить чай из самовара, презирают все импортное, занимаются только тем, чем в любом другом месте заниматься бы не смогли и тащатся только от городов Золотого Кольца.

В философии эта противоположность тоже ярко выражена. Есть те, кто занимается логикой, методологией науки и прочими абстрактными и вненациональными проблемами, а есть те, кто занимается так называемой русской философией, тесно переплетенной с православием и не востребованной нигде, кроме России.

Условно говоря, одни люди не укоренены вообще ни в какой почве, другие укоренены в своей.

Моя позиция: не «вненациональное или национальное», а всенациональное. Я вижу свои корни, и не только свои, но и русские, во всех культурах. В германской культуре и латинской, англосаксонской и африканской.

Для меня священны камни Парфенона и Иерусалима, Константинополя и Парижа, так же как стены Валаама и Троице-Сергиевой Лавры. И уж конечно, я лучше поеду на Байкал, на Камчатку или русский Север, чем восемнадцатый раз в Турцию. Говорят, там «все включено», но на самом деле «все исключено»: за скобками этих отелей остается весь мир. А именно этот мир – весь мир – и есть моя Родина.

Возвращаясь к философии, я считаю, что русская философия именно как русская философия должна быть всемирно-исторической, а не фольклорно-национальной. Именно всемирно-исторической ее хотели видеть и Пушкин, и Достоевский, и Блок. И они поднимали в своем творчестве проблемы вселенского масштаба.