С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001)

ВЕСЕННЯЯ КОЛЛЕКЦИЯ

Наконец установилась теплая погода, и девушки прогуливаются по улицам в весенних нарядах, красивые и гордые, уверенные, что никогда не состарятся. Террасы кафе и баров превращаются в дозорные башни. Вы знаете мою типично средиземноморскую страсть к наблюдению за суетливой толпой из-за столика уличного кафе. Трудно придумать более удобный наблюдательный пункт. Ты, как разбойник в засаде, прячешься за книгой или газетой и время от времени оглядываешься по сторонам. Перед тобой во плоти проходят все без исключения свойства человеческой натуры: тщеславие, молодость, увядание, любовь, нищета, одиночество, безумие. Помешивая ложечкой кофе, ты можешь в один миг преисполниться презрения ко всему человеческому роду. Но случается, чье-то лицо, жест или голос нежданно вызывает твое сочувствие. Это жизнь. Иногда я думаю, каково приходится тем, кого никто, ни человек ни книга, не научили наблюдать.

Как-то в Малаге я забрел на улицу Лариос и, по обыкновению поприветствовав знакомых официантов из кафе «Сентраль», уселся за столик на террасе. «Сентраль» — одно из самых уютных мест во всей Малаге. Здесь обожают бывать пожилые пары и окрестные жители целыми семьями. Не обходится, конечно, без обвешанных фотокамерами туристов в шортах и сандалиях — что поделать, курортный сезон. Обычно они с недоверием изучают меню и в конце концов заказывают пиццу. Чтобы проявить любезность, кое-кто из них даже пытается обратиться к официантам по-итальянски. Работникам «Сентраля» тоже нужно на что-то жить. Приходится терпеть туристов, даже если их присутствие разрушает очарование старого кафе. Клиент всегда прав. А те, кто не любит туристов, могут отправиться в Алжир. Там наверняка есть немало колоритных кафе с летними террасами.

Итак, я устроился за столиком, поглядывая на обрюзгших туристов, поглощенных чтением меню. И тут началось. Я много лет коллекционирую персонажей, которые проходят мимо моих столиков в летних кафе, выпрашивая подаяния. Такие типажи встречаются повсюду. Их немало в Картахене и Валенсии, но первоклассный материал попадается только в Андалусии. Севилья, Кадис, Малага… Иногда приходится делать пометки на салфетках или полях газет чтобы не позабыть ненароком какой-нибудь экземпляр. Затаившись за столиком, словно сербский снайпер со своей винтовкой, я за пятнадцать минут сумел пополнить свою весеннюю коллекцию замечательными экземплярами. Я подглядывал за ними, прикрываясь газетой «Сур», превращенной в каталог новых поступлений. Сначала появился заурядный нищий, рядовой армии попрошаек. Двадцать дуро. Потом цыганка с недовольной физиономией, пришедшая в ярость оттого, что турист в майке с «Парком Юрского периода» не пожелал узнать свое лучезарное будущее. Неуклюжую молоденькую румынку в юбке до полу я почти упустил из виду — пришлось доказывать чистильщику обуви, что мои туфли и так сияют. Ее сменила другая цыганка, настоящая красотка. Она продавала гвозди́ки. Среди столиков бродил безнадежный сумасшедший. Он внимательно разглядывал посетителей и время от времени принимался мрачно бормотать что-то себе под нос, будто сгибаясь под грузом неразрешимых проблем. От сумасшедшего меня отвлек тощий цыган в джинсах и майке, с расческой в заднем кармане брюк. Он с надрывом распевал «Бандолеро-бандолейро» под звуки гитары, на которой не хватало одной струны. Еще двадцать дуро. Тут пришла третья цыганка. Она просила на молоко для своих детишек. Сумасшедший уселся на пороге и принялся рассказывать о своей жизни семье туристов. Папа, мама и трое белокурых малышей были настолько шокированы, что не смели поднять глаз от своих гамбургеров. «Он совершенно безобиден», — сжалился над ними официант, но туристы не поверили. Самым лучшим экземпляром оказался смуглый и небритый субъект, который передвигался от одного столика к другому, закатывая штанину почти до бедра и демонстрируя абсолютно здоровую ногу. Правда, чудовищно грязную. Но такую здоровую, что любо-дорого поглядеть. И люди ему подавали. Я сам пожертвовал последние двадцать дуро. Подлинное искусство нуждается в поощрении.

ПРОДАВАНТИ И ПОКУПАНТИ

Вы, должно быть, подумали, что я решил, наконец, обратиться к вопросам моды. Что ж, в какой-то степени вы правы. Даже более того, вы совершенно правы. Если когда-нибудь состоится Нюрнбергский процесс над убийцами испанской культуры, представители мира гламура и моды должны занять место на скамье подсудимых рядом с Хавьером Соланой, Марравалем, Марчеси и прочими виновниками творящегося вокруг идиотизма. К стенке надо бы поставить творцов современного стиля. Согласно старому юридическому принципу, лицо, извлекшее выгоду из преступления, является злоумышленником. Или что-то вроде того.

Последний крик моды — женоподобный мужчина. Полистайте воскресные издания, и вы убедитесь, что я прав. Большинство модных домов выбрало стратегию постепенного разрушения традиционного образа мачо. Как говорится, шерше ля фам. Признаюсь, вид подобных моделей едва не довел меня до нервного припадка. Представьте себе парня, всю жизнь подражавшего Расселлу Кроу или Шону Коннери. Носил трехдневную щетину и сделал татуировку на плече. Что-нибудь вроде «Круче Картахены нет!» или «Мама, я радился тибе на горе». И даже написал книгу о суровом моряке. Потратил всю жизнь на то, чтобы прослыть настоящим мачо, отважным пиратом, любимцем девочек и все такое. И вот, в одно прекрасное утро, за завтраком, открываешь журнал и натыкаешься на рекламу мужского парфюма с морячком в полосатой маечке и белой бескозырке, с татуировкой в виде сердечка и капризно поджатыми губками. Неизвестно, откуда он взялся, но уж точно не из подразделения «Морских Львов». Надо же, до чего докатились эти ребята, думаешь ты. Не может быть, чтобы сейчас так носили. И само собой, ошибаешься.

Ты не веришь своим глазам и начинаешь подозревать у себя серьезное умственное расстройство. В панике бежишь в ближайший киоск и скупаешь все журналы подряд. Что ж, по крайней мере, с головой у тебя все в порядке. Кальвет Клин видит современного мужчину эфебом в розовой рубашке с вырезом до пупка. Герой Ива Ин-Потанта — тщедушный блондин в игривой позе: одна рука на бедре, другой он поправляет волосы. Коллекцию Чезаре Кабанетти представляет голый парень с редкой бороденкой и томным взглядом: я жду тебя, Маноло. У Мерино — тот же самый тип, только в свитере. У Москино Разорвано — пижон с огромным крестом на груди. У Дольче Увалини — еще один блондинчик с лентой в волосах и кожаным фаллосом между ног. У Продаванти и Покупанти — пара вялых длинноволосых андрогинов. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, какого рода товар они продают и покупают. Остальные в том же духе. Тутти, как говорят в столице моды. Наконец тебе удается обнаружить воскресное приложение, в котором доходчиво объясняют, что модой интересуются преимущественно женщины и гомосексуалисты, что в Европе гомосексуалисты посещают магазины одежды значительно чаще, чем мужчины с традиционной ориентацией, и что, если верить психологам и прочим фальшивым специалистам, образ мачо политически некорректен, негативен и вообще устарел.

Спасения нет. Противостоять демагогии и конъюнктурным социальным теориям невозможно. Какая разница, гомосексуалист ты или нет, если женщины и даже геи предпочитают кудрявых мальчиков, похожих на Ди Каприо, и наряды цвета фуксии. Лучше переодеться голубым, чем прослыть грязным мачо. Придется сделать прическу а-ля Маноло Эскобар, обзавестись рубашкой фасона «феечка», сжечь костюм, в котором ты блистал на сцене в спектакле «Стремнина-2» и, дополнив актуальный вид брюками из тонкой кожи, отправиться в бар «У Лолы», чтобы изящно развалиться на стойке с сигаретой в руке, как модель Оливье Утомилоса, и томно потягивать коктейль, поглаживая ножку бокала. Боюсь, только, что Лола, красавица-квартеронка, приклеившая на кассовый аппарат фото Харрисона Форда, презрительно хмыкнет и покрутит пальцем у виска: «Да ты сбрендил, или как?»