В поисках сердца спрута
В поисках сердца спрута читать книгу онлайн
Критическое эссе о возможном закате русской литературы в частности и культуры в целом на рубеже XX–XXI веков, преимущественно на основании полемики со взглядами С. Б. Переслегина, а также о месте творчества В. Сорокина, Б. Акунина, Е. Лукина, Г. Л. Олди и В. Пелевина в русском литературном процессе.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
У демократии множество разнообразных недостатков, но и одно большое и столь же неоспоримое достоинство — она позволяет их вполне свободно обсуждать, что влечет за собой — поздно ли, рано ли — принятие мер. А при разнообразных формах тоталитаризма остается утешать себя лишь воспеванием присущих им многочисленных превосходных черт и, к примеру, изучать историю Великой Отечественной по «Малой земле»… Можно утверждать, что демократия неэффективна и бюрократична, что при ней правят посредственности, что ей присущи: «…жестокость, самодовольство, злопамятность, неблагодарность, лживость» — все это потому, что при демократии — в отличие от всех остальных режимов — мыслишь и говоришь свободно. И еще лет десять тому автор цитаты четко осознавал ценность этой свободы и последствия ее отсутствия, схожесть всех абсолютных догматов — когда приходит время их организационного воплощения:
«Сохранение социума обеспечивает не религия, а ее производное — Церковь. Сущность Церкви состоит в служении Единственной Истине, содержание которой не имеет определенного значения. Кстати, верить в эту истину Церковь, вопреки общепринятому мнению, вовсе не требует. Необходимо и достаточно лишь ей служить. Я не понимаю, чем одна церковь лучше другой, раз они структурно эквивалентны? Я не вижу разницы между СЛУЖЕНИЕМ Партии или Христу, тем более, что и Единственные Истины как-то все на одно лицо, и служение понимается одинаково».
Но человеку, поставившему пломбу, свойственно забывать о том, как ему было плохо, когда болел зуб:
«При внимательном рассмотрении оказывается, что демократия и тоталитаризм способны к ненавязчивым переходам друг в друга».
Те попытки «забыть Герострата», которые предпринимаются в последнее время, в том числе и С. Б. Переслегиным, крайне симптоматичны. Историю, которую столь настойчиво пытаются забыть, просто хотят пережить заново. Это не столько обвинение, сколько диагноз:
«…в условиях политического плюрализма любое идеологическое обвинение превращается в бумеранг, опасный преимущественно для того, кто им размахивает. Но плюрализм не подразумевает агностицизма. В морали и этике существуют инварианты, выстраданные цивилизацией, неотделимые от самого факта ее существования… Высокомерное игнорирование опыта, накопленного человечеством в сфере общественных наук, я и называю идейными извращениями».
Тоталитаризм — под какой бы маской он не выступал: коммунистической, фашистской ли, националистической — всегда является крайней реакций на эпоху Просвещения. Сейчас стало модно проклинать ее — и прогресс-де никуда не ведет, и наобещали мол, златые горы. Посмотрел бы я на авторов этих ламентаций в курной избенке, при лучине и без пенициллина и «Ворда» от «Майкрософт» — вот ужо б духовно совершенствовались. Кстати говоря, им и сейчас никто не мешает уйти от мира, «отряд не заметит потери бойца». Просвещение при всех своих явных и скрытых недостатках провозгласило каждого человека — личностью с присущими ей правами и свободами. И это казалось бы внятно не только мне:
«Отличие между демократией и тоталитаризмом заключено прежде всего в том, что тоталитаризм вообще не воспринимает понятие прав человека (существует только право нации или право класса), демократические же режимы определенный уровень прав личности стремятся обеспечить».
Но даже и в приведенном утверждении небольшая, но значительная передержка: нет при тоталитаризме никаких прав ни у кого, за исключением вождя и его камарильи. Какие реальные права получил рабочий класс в России или немцы в Германии? И чем для них эти права обернулись?! Но это еще цветочки по сравнению со следующими откровениями:
«Иными словами, тоталитарное государство опирается на народные низы, что оборачивается терpором против среднего класса. Демократическое государство опирается на развитый средний класс, что, как правило, означает ту или другую форму терpора против аристократии, причем «аристократия духа» не оказывается исключением. Существуют промежуточные режимы: так хрущевская «оттепель» была попыткой тоталитарного режима наладить какой-то контакт с технической интеллегенцией, а сенатор Маккарти пытался несколько ограничить притязания среднего класса Америки на господствующую роль в стране. Но во всех случаях НАРОДОПРАВЛЕНИЕ было, есть и будет опорой на массу против личности и опорой на традицию против прогресса».
Чем дальше, тем все страньше и страньше! Оказывается, террор при тоталитаризме был направлен только против среднего класса — а то, что там крестьян примучили, так то не считается. Тоталитаризм в том случае опирается на «народные низы», если под низами понимать подонков общества. И, разумеется, куда тоталитаризму до демократии: вот уж где террор — всем террорам террор. Просто кровью заливает, а при тоталитаризме — тишь да гладь. Но и то бы не страшно, если б демократия — экий словесный эквилибр! Экая дьявольская гибкость!! И все в одном абзаце!!! — не подавляла личность массой и не тормозила прогресс. Это нечто вроде преднамеренной слепоты, собственноручного выковыривания глаз и протыкания барабанных перепонок — «Ничего не вижу, ничего не слышу, зато все расскажу!» в исполнении С. Б. Переслегина.
Демократия позволяет, в большой или меньшей степени, вести частную жизнь. Она предполагает, что с рядом проблем собственной жизни, человек может справиться самостоятельно, без ежеминутного вмешательства власти. Тоталитаризм, уже по названию — всюду и не хочет сдавать ни одной позиции:
«…тоталитарной власти, по определению, подконтрольно все; а то, что неподконтрольно, то не существует. Подконтрольно только то, что выражено в слове. То, что невыразимо словами, не существует».
Для тоталитаризма слишком сложно и слишком опасно полагаться на самодеятельность. Создаваемая при нем видимость свободы порождает не столько прирожденных рабов, сколько циничных холопов. Рабство, как это не парадоксально, бывает выгодно не только рабовладельцу, раб иногда также привязывается (и не только буквально!) к своему ярму. Оно обеспечивает ему некий уровень стабильности, хоть какой-то определенности. Существует сорт людей, которым так жить легче, в тюрьме им проще, чем на воле — не надо самоутверждаться, постоянно отстаивать свои права и интересы.
Холопу жить еще приятнее: от работы он может увильнуть — практики в этом деле ему не занимать, а платы не получит, так у хозяина свое украдет — сторицей. И хозяин это знает и терпит: с одной стороны, приличий ради, а с другой — будучи твердо (и справедливо!) уверен, что ему всегда найдется, за что наказать — невиновных холопов не бывает. Если же холопам взбредет в голову бунтовать, то потом сами придут с повинной и выпорют себя почище унтер-офицерской вдовы. Холопам демократия, то есть — свобода и ответственность, категорически противопоказана. Верно и обратное.
Проблема только в том, что свобода, как выяснили еще просветители — естественное состояние Человека, его природа. Ну что ж, значит надо переделать природу, не впервой, тоталитаризму не привыкать. Такое преобразование не только возможно, но и желательно:
«Вера в то, что природа человека — это просто его культура, чрезвычайно увеличивает объем радикальных вмешательств во все области человеческих дел. По сути дела, замещение природы культурой — интеллектуальная база любого тоталитарного проекта…»