Пропаганда как оружие в войне

Результаты пропаганды

Вопрос о том, насколько успешной была немецкая пропаганда, по меньшей мере неуместен, потому что мнения, которые складывались у немецких солдат и гражданского населения на разных этапах войны, ни в коем случае не отражали действий немецкой пропаганды. Поэтому, если известный радиокомментатор Би-Би-Си Линдлей Фрейзер говорит о «полной победе пропагандистов над немецким народом», то это верно только с большими оговорками. Немецкая пропаганда апеллировала главным образом к чувствам, задевающим сердце и душу народа, то есть к немецкому национализму, к готовности народа к самопожертвованию, к его вере в своих руководителей и преданности своим властям, равно как и к его солдатским добродетелям. Именно эти чувства проявлялись почти во всех областях общественной и частной жизни немецких людей. О том, что эти идеалы и чувства стали средствами обмана, большая часть немцев узнала слишком поздно. И возникшее вследствие этого глубокое разочарование породило еще большее недоверие к пропаганде.

Но следует отметить, что жертвой злоупотребления идеями стал не только немецкий народ. Так, например, один из тезисов немецкой пропаганды о создании Великой германской империи был подхвачен молодежью других европейских стран, о чем свидетельствуют судебные процессы, проходившие там после войны. Стремление молодежи избавиться от европейской разобщенности народов было использовано немецкой пропагандой в своекорыстных политических целях.

Самое тяжкое преступление немецкой пропаганды перед своим народом заключалось в том, что в конечной фазе войны она не только неправильно сообщала о положении на фронтах, но и делала это с большим промедлением. Многие тысячи людей, живших в восточной части Германии. могли бы своевременно спастись и не были бы застигнуты противниками врасплох, если бы официальные информационные сообщения были правдивыми. Такой образ действий в военном отношении не имеет никакого смысла. Постоянно продвигавшимся вперед войскам противника подобные немецкие сообщения не могли принести ни пользы, ни вреда, тем более, что немецкие части и соединения, которые не потеряли еще связь друг с другом, были вполне осведомлены о действительной обстановке на фронте. В том же случае, когда войска оказывались в окружении, они действовали на собственный страх и риск. По поводу обстановки тех дней Геббельс, выступая на пресс-конференциях, говорил, что пропаганда должна приложить максимум усилий, чтобы пережить всего лишь несколько ближайших трудных недель, пока новое оружие существенно не изменит обстановки. То, что сейчас остается в тылу у противника, говорил он, будет освобождено позднее, а пока оно может и там приносить пользу немецкой армии. (В связи с этим следует вспомнить о его призывах к партизанской войне.) Но хаос, созданный паникой, нельзя устранить никакими мерами, поэтому все, что тогда говорилось, напоминало скорее азартную картежную игру, чем пропаганду, а народу, который внутренними и внешними событиями был доведен до своего рода фанатического исступления, уже не могли помочь ни вера, ни неверие.

Для успеха пропаганды немалое значение имеет и поведение противника. В критические моменты войны вплоть до самых последних дней оно иногда играло решающую роль. Бомбардировка немецких городов, требование безоговорочной капитуляции (которую пропаганда союзников всячески замалчивала, а немецкая пропаганда, наоборот, сделала своим основным аргументом), план Моргентау, а также далеко не двусмысленные намеки на судьбу, которая ожидает немецкий народ после войны, и не в последнюю очередь дружеские отношения между западными державами и Советским Союзом — все это являлось козырем в руках немецкой пропаганды, которым она пользовалась весьма гибко. Не допусти союзники некоторых психологических ошибок, немецкая пропаганда не смогла бы воодушевить народ на такие достижения.

Решающее влияние на волю немецкого народа к сопротивлению оказали события на Восточном фронте. События, связанные с продвижением Красной Армии по территории Германии, имели настолько законченный характер, что абсолютно не нуждались в какой-либо оценке со стороны немецкой пропаганды. И хотя она всеми своими средствами пыталась реагировать на это трагическое событие, поведение войск и гражданского населения определялось непосредственно самим ходом событий, а никак не пропагандой.

Поскольку мы не располагаем надежными статистическими данными, постольку оценить пропаганду побежденного народа после всех его успехов и неудач, тем более что как раз в этой области всегда превалирует личное мнение, представляется весьма трудным делом. У нас, однако, имеется множество анкетных данных, составленных в конце войны американским Division of Psychological Warfare путем опроса немецких военнопленных для получения более точной картины морально-боевого духа немецких войск.

Задача этих опросов состояла в том, чтобы установить, как немецкие солдаты реагировали на отдельные сообщения пропаганды союзников.

Это позволяло сделать соответствующие выводы о доходчивости и целесообразности собственной пропаганды и пропаганды противника.

РЕЗУЛЬТАТЫ ПИСЬМЕННОГО ОПРОСА ПЛЕННЫХ, ПРОВЕДЁННОГО АМЕРИКАНСКИМ ОТДЕЛОМ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ (в %)

ВОПРОСЫ:

1. Доверяете ли вы Гитлеру?

2. Считаете ли вы возможным изгнать союзников из Франции? (В марте 1945 года вопрос следует читать…изгнать…из Западной Германии?)

3. Верите ли вы в то, что Германия выиграет войну?

4. Верите ли вы, что после войны немецкий народ должен будет держать ответ за совершённое в ней?

5. Верите ли вы, что Германия имеет секретное оружие, которое может решающим образом повлиять на исход войны?

Ответы на поставленные вопросы показали, что, несмотря на шок, пережитый немцами при вторжении союзников в Европу, свыше 40 % пленных верило, что изгнание союзников из Франции было тогда еще вполне осуществимым делом. В ноябре, то есть во время активизации действий немецких войск, процент верящих достиг 50 в январе снова составил 40 и затем стал быстро падать. Характерно, что из опрошенных в августе 1944 года военнопленных более половины верило в конечную победу Германии; по мере того как положение становилось все более критическим, их число сокращалось, затем в ноябре снова поднялось до 50 %. Уже в январе 1945 года количество уверенных в победе Германии составляло 40 % числа опрошенных. Согласно этому американскому документу, число веривших в полководческий гений Гитлера составляло около 60 %, в ноябре эта цифра увеличилась и затем снизилась до минимальной величины (примерно 30 % всех опрошенных). В то, что Германия получит чудодейственное оружие, верила половина всех опрошенных с ноября по январь.

Доверие к Гитлеру и вера в чудесное оружие часто находились в вопиющем противоречии с обстановкой на фронтах. Моральный дух немецких солдат часто поднимался именно тогда, когда на фронте наступало самое отчаянное положение и спастись можно было только чудом.

Поэтому весьма своеобразным в пропагандистской войне явилось то, что западным державам не удалось использовать определенные критические моменты и своей пропагандой сломить моральный дух немецкого солдата. Надежда на чудо, а также сознание нелогичности политического поведения противника были у немцев вплоть до самого конца войны настолько сильными, что заглушали у них всякое желание верить пропаганде противника.

Страх перед местью и расплатой, готовившейся западными державами немецкому народу, был, как отмечают различные материалы американской статистики, сравнительно небольшим. Утвердительно на этот вопрос отвечало не более 20 % опрошенных. Американцы объясняют это обстоятельство верой широких масс немецкого народа в порядочность и честность американцев и англичан. Результаты подобных опросов на первый взгляд противоречат существовавшему ранее мнению, что военная пропаганда союзников в значительной степени способствовала укреплению воли немецкого народа к сопротивлению и этим самым затягивала войну. Действительно, многое из того, что было сделано американцами и что Запад расценивал как измену общему делу, ожесточило большую часть немецкого народа и вызвало в нем стремление к сопротивлению. Подавляющее большинство немецкого народа, несомненно, не могло представить себе политику, которую западные державы будут проводить после 1945 года, и считало предостережения Геббельса сильно преувеличенными. В этом противоречии между надеждой и реальностью и заключается вообще весь трагизм данного этапа пропаганды.