Удар по своим. Красная Армия. 1938-1941 гг.

Позавчера я провел с Федько очные ставки, на которых арестованные Егоров, Урицкий, Хорошилов, Погребной, Смирнов П.А. и Белов изобличали Федько, но он ото всего отказывался.

Повторяю, сегодня пишет показания: в заговор был вовлечен Тухачевским и Беловым и подтверждает то новое, что показал Егоров, а именно: после Тухачевского заговор возглавил Егоров, после Егорова — Федько.

До ареста и в первые дни ареста Федько вел провокационную линию в отношении нас — НКВД. Накануне ареста он написал письмо Иосифу Виссарионовичу, в котором утверждал, что в НКВД (засели настоящие враги народа, которые истребляют лучшие советские кадры)...

Через несколько часов после ареста он написал на имя Николая Ивановича провокационного порядка заявление, в котором назвал 15 человек и среди них некоторых новых, совершенно для нас лиц. Все персоны большие. Заявление это он попросил вручить лично Николаю Ивановичу. И вручил. А затем, когда его Николай

Иванович припер по вопросу его «предсмертного» письма т. Сталину, он от заявления отказался и сказал, что он рассчитывал на то, что эти люди будут арестовываться и, таким образом, на практике будет подтверждена его теория об этом самом центре.

После этого я ему дал указанные выше очные ставки, отправил в Лефортово, набил морду, посадил в карцер.

В своих сегодняшних показаниях,он называет Мерецкова, Жильцова и еще несколько человек. Держался возмутительно. А сегодня заявил, что он благодарит следствие за то, что его научили говорить правду, что ему стало легче и тому подобное в этом духе.

Кроме того, написал сегодня заявление на имя Николая Ивановича, копию которого прилагаю.

Просидел в Лефортово безвылазно трое суток. Кроме Федько занимался еще с Петуховым (корпусным комиссаром. — Н.который сейчас пишет показания — вербован и посажен в секретариат к Климентию Ефремовичу (Ворошилову. —Н.Ч) Гамарником.

Вообще за последние дни значительно оживилась следственная работа и очень много новых и интересных показаний...»¹⁰

Приведенное письмо Федорова к Фриновскому содержит массу интереснейших сведений о Федько. Во-первых, главный начальник всех особистов страны называет его «совершенно исключительным арестованным». Чем же он отличается от остальных подследственных, что вызывает такую реакцию у чекистов самого высшего ранга? Видимо, своим поведением до ареста и после него, а также своей реакцией на все происходящее вокруг. По тональности рассказа Федорова о Федько чувствуется, что эта фамилия у них с Фриновским ранее не раз звучала. Как уже упоминалось, в апреле 1938 г. Фриновский и К⁰ организовали первое наступление на Федько. Тогда Иван Федорович мощную атаку выдержал, ему удалось удержаться «на плаву», сохранить должность и репутацию. Сколько это стоило ему и его семье в моральном плане, мы только частично знаем из писем З.М. Федько в вышестоящие инстанции.

О том, что личность И.Ф. Федько и его признания в антисоветской деятельности были очень важны и нужны руководству НКВД, говорит хотя бы тот факт, что Федоров уделил этому вопросу значительную часть своего письма к Фриновскому. И дело здесь вовсе не в том, что к июлю 1938 г. большая часть старых наркомов и их заместителей уже была арестована, а то и расстреляна. И даже не в том, что сам Иван Федько был в стране человеком известным, можно сказать легендарным. Главное же состояло в том, что в схеме военного заговора, выстроенного усилиями работников ГУГБ НКВД СССР, Федько отводилась особая роль. К тому же поведение его в ходе следствия почему-то Федорову не внушало доверия, и он не исключал мысли, что тот от своих показаний может в лю-

бой момент отказаться. А базировалось такое убеждение Федорова на анализе поведения Федько за три недели пребывания в ведомстве наркома Ежова.

Федоров сообщает Фриновскому, что Федько «только сегодня стал давать показания». Сегодня — это 20 июля 1938 г., дата написания письма. Из слов Федорова вполне однозначно можно понять, что до этого дня, т.е. до 20 июля, Федько молчал и не признавал своей вины. А как еще иначе можно понять его слова — «Федько только сегодня стал давать показания»? Между тем в том же письме, но только тремя абзацами ниже, Федоров сообщает, что еще 7 июля, через несколько часов после ареста, Федько написал на имя Ежова заявление, в котором назвал 15 человек заговорщиков.

Такой документ можно однозначно расценить только как признание своей антисоветской деятельности. Но почему тогда Федоров называет это заявление провокационным?

Ответ на этот вопрос, по нашему мнению, заключается в том, что Федько назвал «больших персон». Кто же они, эти люди, совершенно неожиданно, по словам Федорова, прозвучавшие в заявлении Федько? Конкретных фамилий Федоров не назвал, но их можно определить, ознакомившись с содержанием первых показаний Федько. И мы назовем некоторых из них (больших персон), занимавших видные посты в руководстве армии, — это Маршал Советского Союза С.М. Буденный и командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников. В высших эшелонах власти хорошо было известно о благосклонном отношении Сталина к означенным военачальникам, которые в тот момент занимали должности: первый — командующего войсками Московского военного округа, а второй — начальника Генерального штаба РККА.

Знакомясь с делом И.Ф. Федько, видим, что первые признательные показания в форме заявления датированы им 9 июля, т.е. через двое суток после ареста он начал писать свой «роман». Куда подевалось заявление от 7 июля — неизвестно. По всей вероятности, оно осталось у Ежова, и поэтому следователь не смог подшить его в дело. 10 июля Федько продолжал писать «роман». И пусть бы писал — ведь в интересах следствия было добыть «царицу доказательств» — признание подследственным своей вины, тем более в собственноручных показаниях. И пусть бы писал — чем больше, тем лучше (для следователя, разумеется), а что там дальше будет с арестантом, — это следователя, как правило, мало интересовало. Его главная задача — выбить признание, а вся бумажная волокита по оформлению следственных материалов — было делом вторым.

Федько начал писать заявления, показания, и следователи Агас и Шнайдер поспешили с радостью сообщить об этом своему начальству — Федорову и Ежову (Фриновский уехал на «чистку» Дальнего Востока). Но тогда же, 10 июля, дело почему-то затормозилось. Иначе зачем нужно было карлику Ежову находиться на допросе Федько более пяти часов кряду, — так просто разбрасываться временем Ежов бы не стал. Значит, разговор с Федько стоил того, чтобы позволить себе такую трату служебного времени. Видимо, крепким орешком оказался Федько, а посему на подмогу пришлось вызывать из камеры маршала Егорова и делать им очную ставку. Значит, Федько сопротивлялся, стоял на своем, не хотел соглашаться с версией или трактовкой, предложенной следствием.

К полному взаимопониманию стороны тогда прийти не сумели, но частичного, видимо, все-таки достигли. Ибо по-иному объяснить то обстоятельство, что 10 июля Федько продолжил «писание» своих показаний, объяснить невозможно из-за отсутствия других аргументов. Следующие его показания датированы 12 июля. В них Иван Федорович признавался, что он в 1932 г. И.П. Беловым, тогдашним командующим войсками Ленинградского военного округа, был вовлечен в заговор «правых» (Федько до марта 1932 г. командовал Кавказской Краснознаменной армией, а с марта — Приволжским военным округом). А с Беловым их пути пересекались не один раз: в Северо-Кавказском округе он был у Белова начальником штаба, а в ленинградском — у него же помощником (заместителем).

А еще тогда Иван Федорович заявил, что вначале он узнал о существовании военного заговора, возглавляемого Тухачевским, а уже затем примкнул к нему. В этих же заявлениях Федько назвал ряд лиц, с которыми он был связан по антисоветской деятельности, а также тех, которых он лично завербовал в заговорщическую организацию, и тех, о чьей принадлежности к заговору ему было известно от других заговорщиков".