Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Официальные объяснения сводятся к поддержанию за счет денег налогоплательщиков финансовую инфраструктуру, — то есть возможность в случае экстренной необходимости привлечь значительно большие средства. Вопросы о том, какая может быть «экстренная необходимость» в займах с 8,5 трлн. руб. в кармане, годами остаются без ответа.

Это естественно, поскольку ответа не существует в природе.

Кроме того, для поддержания «финансовой инфраструктуры» достаточно технических операций, масштабы которых по меркам бюджета незначительны.

Объяснения, что при помощи внутренних займов бюджет изымает с внутреннего рынка избыток ликвидности и таким образом борется с инфляцией, также производит впечатление дешевой отговорки. Ведь рост цен в России вызывается произволом монополий, практически не зависящим от избытка или нехватки денег, а изъятие с рынка ликвидности гораздо проще проводить мерами банковского регулирования, а не за счет налогоплательщиков (ибо оплата процентов по займам ведется за наш с вами счет — и это самая быстрорастущая статья расходов бюджета).

Кроме того, избыток ликвидности в стране, экономика которой (за исключением ее экспортной и спекулятивной частей) буквально задыхается от нехватки средств, сам по себе является признаком глубочайшего неблагополучия, которое в любом случае не стоит поддерживать.

В результате возникают разного рода коррупционные подозрения, подкрепляемые непрозрачностью операций с государственным долгом. Ведь где непрозрачность — там коррупция. Да и трудно представить, чтобы профессиональные люди долгое время проводили нерациональную политику, крайне выгодную банкам (некоторые из которых, похоже, могут покупать госбумаги на средства, которые государство же у них разместило — как во время залоговых аукционов), без всякой выгоды для себя.

Конечно, в глубоко коррумпированном государстве и восход солнца, и смену времен года привычно объяснять влиянием коррупционных интересов (или хотя бы кознями «мировой закулисы»).

Но, возможно, объяснение значительно проще — и человечней?

Может быть, никто ничего не хочет украсть, и Минфин просто копирует долговую политику США, строя из доступного ему финансового тростника подробные копии самолетов и аэродромов белых людей?

ДО БЮДЖЕТА ДОШЛО МЕНЕЕ ОДНОЙ ПЯТОЙ ДОХОДОВ ОТ ПРИВАТИЗАЦИИ

В бытность нынешнего премьера Медведева «президентом всея Руси» одним из ключевых способов улучшения инвестиционного климата в России считалось выведение действующих чиновников из состава советов директоров государственных компаний.

На место служивых, отягощенных бюрократическими заботами и погруженных в административную текучку, вроде бы объективно не имеющих возможности толком вникнуть в рыночное положение управляемых ими компаний, должны были прийти директора, имеющие богатый позитивный опыт успешной коммерческой деятельности — пресловутые «эффективные менеджеры».

Выбором «неэффективных» членов советов директоров государственных компаний, подлежащих замене, по должности занималась глава Росимущества Ольга Дергунова, — действительно и безо всякой иронии эффективный менеджер, долгое время возглавлявшая российское представительство «Майкрософт», а затем работавшая начальником департамента дочерних банков и членом правления ВТБ.

Однако официальная риторика весьма быстро сменилась: уже через полтора года, в декабре 2012 года правительство все того же Медведева решило вернуть чиновников в советы директоров государственных компаний. Причина столь радикальной «смены курса» была вульгарно проста: желание правительства усилить контроль за государственными компаниями, — для чего, в частности, надо было вывести из их советов директоров даже формально независимых людей.

Насколько можно понять, непосредственно решением этой задачи пришлось заниматься все той же Ольге Дергуновой.

Впрочем, это не помешало руководителю Росимущества чуть больше чем через полгода, летом 2013 года, парировать вопросы журналистов о медленном исполнении давнего наказа президента по выведению «неэффективных» чиновников из советов директоров государственных компаний (при том, что в реальности уже шел, по всей видимости, прямо противоположный процесс) блистательной фразой: «Эта работа идет. Одномоментно невозможно вывести всех чиновников из советов компании, просто потому что в стране есть 2,5 тысячи компаний, в части из которых в советы директоров независимые директора идти просто не хотят».

Эти слова открыли общественности принципиально новый аспект борьбы вокруг управления государственными компаниями: насколько можно судить, «эффективные менеджеры» от бизнеса готовы работать в основном в успешных государственных компаниях, где и без них дела идут более-менее гладко!

А вот идти туда, где их знания и опыт нужны больше всего, — в государственные компании, сталкивающиеся с реальными проблемами, — «эффективные менеджеры» из бизнеса, насколько можно понять, не желают.

Не желают до такой степени, что Росимуществу, по словам ее руководителя, приходится «формировать советы директоров и замещать представителей государства независимыми директорами вместе с профессиональными ассоциациями»: они, похоже, позволяют существенно расширить круг потенциальных кандидатур или, как минимум, сломить их сопротивление.

Действительно, кто бы мог такое предположить при разработке наполеоновских либеральных планов по призыву «капитанов бизнеса» в качестве спасителей прохудившихся государственных калош?

Было бы интересно узнать, какие именно критерии управленческой эффективности принимаются во внимание для принятия столь ответственных решений, как подбор представителей государства в советы директоров государственных компаний.

Но в любом случае логично предположить, что, отделяя эффективных менеджеров от неэффективных, согласуя назначение первых и увольнение вторых, глава ведомства должна сама являть пример человека от бизнеса во власти, чья эффективность может считаться эталонной.

В принципе в этом отношении репутация Ольги Дергуновой выше всяких подозрений: она — человек, заслуженно ставший подлинным символом своего поколения, единственная в мире женщина, сумевшая в свое время возглавить региональное (и при этом одно из наиболее доходных) отделение «Майкрософт».

Но все дело в том, что критерии эффективности с точки зрения бизнеса и государства совсем не обязательно совпадают.

Это наглядно видно на примере инициативы, с которой выступила и реализации которой, насколько можно понять, к восторгу бизнеса добилась высокоэффективный руководитель Росимущества.

Инициатива проста: направлять выручку, полученную государством от приватизации, не в бюджет, а на развитие уже приватизированных компаний — для создания дополнительного стимула к приватизации и, разумеется, пресловутого «улучшения предпринимательского климата».

Этот принцип реализуется весьма энергично. Так, одной из крупнейших сделок не только 2013 года, но и всего последнего времени стала продажа 14,6 % акций ВТБ за 102,5 млрд, руб., которых федеральный бюджет так и не увидел: они пошли на декапитализацию банка.

В целом о масштабе подобных операций свидетельствуют поступления в бюджет от приватизации, составившие в 2013 году, по данным Минфина, 41,6 млрд. руб. (при плане в 52 млрд.). Между тем отнюдь не за весь год, а только за первые три квартала, по словам Дергуновой, было продано государственных активов аж на 250 млрд, руб.! А первоначально в федеральном бюджете на 2013 год было предусмотрено аж 375 млрд. руб. доходов от приватизации.

Поскольку «докапитализация» вряд ли сопровождалась размыванием доли частных инвесторов (то есть частичным обесценением их инвестиций), речь идет о прямом подарке бизнесу за счет государства.

Более того: часть имущества приватизировалась по цене ниже не только предполагавшейся при ее подготовке, но и ниже рыночной! Так, акции ТГК-5 были проданы структуре Вексельберга со скидкой 6 %!