Владимир Соловьев - критик и публицист

_____________

{1} Русский перевод книги был напечатан в Москве в 1911 г. Тогда же на русский язык было переведено и другое сочинение Соловьева, первоначально изданное в Париже,- "Русская идея".

{2} Радлов Э. Л. В. С. Соловьев: Биографический очерк // Соловьев В. С. Собр. соч. 2-е изд. Т. 10. С. XIV.

{3} См.: Щеголев П. Е. Событие 1 марта и Владимир Соловьев // Былое. 1906. No 3. С. 48-55.

13

2

Владимир Соловьев стал "вольным писателем", и для него началась бездомная, скитальческая жизнь, жизнь вне семьи и без семьи, к чему он вовсе не имел природной склонности, хотя и писал еще в 1873 году Кате Романовой: "Личные и семейные отношения всегда будут занимать второстепенное место в моем существовании" (Письма, 3, 82). Соловьев жил то в Петербурге, то в Москве, гостил у своих друзей - особенно часто в имении Пустынька, принадлежавшем С. А. Толстой, вдове А. К. Толстого,- подолгу пребывал за границей. Некоторые биографы (В. Л. Величко, А. Ф. Лосев) рассматривают скитания Соловьева как нечто естественное и склонны в данной связи придавать определенное значение его дальнему родству по материнской линии с философом-странником XVIII века Г. Сковородой. Сам Соловьев за несколько лет до смерти, живя в Петербурге на квартире, что помещалась в казармах гвардейского полка, с грустной иронией писал редактору "Вестника Европы" М. М. Стасюлевичу: "В моем предстоящем некрологе, а также в посвященной мне книжке биографической библиотеки Павленкова будет, между прочим, сказано: "лучшие зрелые годы этого замечательного человека протекли под гостеприимною сенью казарм кадрового батальона лейб-гвардии резервного пехотного полка, а также в прохладном и тихом приюте вагонов царскосельской железной дороги" (Письма, 4, 71).

Одинокий, житейски неустроенный, Вл. Соловьев жил аскетом, иной раз спал прямо на досках, а чай пил в буфете Николаевского вокзала. Он мирился с неудобствами, как бы не замечал их, но на его здоровье они действовали губительно. На жизнь он зарабатывал литературным трудом, нередко нуждался. В его письмах часты расчеты гонораров, жалобы на срочную работу, на типографию, на корректорские ошибки. При этом Соловьев был щедр, безалаберен. Е. Н. Трубецкой вспоминал: "Не удивительно, что в житейских отношениях его всякий мог обойти и обмануть. Прежде всего, его со всех сторон всячески обирали и эксплуатировали. Получая хорошие заработки от своих литературных произведений, он оставался вечно без гроша, а иногда даже почти без платья. Он был _бессребреником_ в буквальном смысле слова, потому что серебро решительно не уживалось в его кармане; и это не только вследствие редкой своей _детской_ доброты, но также вследствие решительной неспособности ценить и считать деньги" {1}.

"Доброта" Соловьева была особого рода, лучше всего сказал о ней он сам: "Смотрю на мир беспощадно кротким взором..." (Письма, 1, 43).

Соловьев был желанным сотрудником для многих русских периодических изданий. В начале 1880-х годов он охотно печатался в "Руси" И. С. Аксакова, которому сообщал: "Считаю Ваш журнал за самый чистый в России" (Письма, 4, 24). В аксаковской газете была помещена

_____________

{1} Трубецкой Е. Н. Миросозерцание Вл. Соловьева. М., 1913. Т. 1. С. 11-12.

14

статья Соловьева "О духовной власти в России" (1881), пафос которой состоял в утверждении, что русская православная церковь, подчиненная государственной власти, безжизненна и не имеет ни нравственного авторитета, ни общественного значения. Статья, вполне одобренная Аксаковым, вызвала недовольство церковных кругов и обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева, который называл Соловьева не иначе как "безумный философ".

80-е годы были тем периодом жизни и творчества Соловьева, который принято называть "утопическим". Подразумевается, конечно, его теократическая утопия, его мечта о соединении всех христианских церквей и достижении идеала "вселенского" христианства. Об этом он впервые определенно писал в статье "Великий спор и христианская политика" (1883). Идея "вселенской теократии" овладела Соловьевым, и он задумал посвятить этому вопросу огромное сочинение, первую часть которого составила книга "История и будущность теократии", содержащая философию библейской истории. Духовная цензура запретила печатание книги в России, поэтому Соловьев совершил поездку в Загреб (Хорватия), где при содействии католического епископа И. Штроссмайера издал ее.

Многое из того, что Соловьев писал по религиозному и церковному вопросам, восходит к русским идейным спорам 1830-х -1840-х годов. Римско-католическая утопия напоминает воззрения Чаадаева периода создания цикла "Философических писем", а критика казенного православия часто почти дословно совпадает с высказываниями Хомякова и Ивана Аксакова. Эти работы принесли Соловьеву некоторую европейскую известность, сблизили его с католическими кругами и одновременно привели к разрыву с официальной Россией, поскольку путь к грядущей теократии был один - преодоление византийской односторонности православной церкви, признание авторитета римского папы. Высказывания о духовной несвободе русской церкви, о ее порабощении светской властью грозили философу серьезными неприятностями. За ним был учрежден полицейский надзор, ему передали мнение Победоносцева о том, что всякая его деятельность "вредна для России и для православия и, следовательно, не может быть допущена" (Письма, 2, 142). В одном из писем 1888 года звучит подлинная тревога: "Лишь бы только не в Соловки" (Письма, 1, 53).

Соловьев-публицист не ставил своей целью систематическое обличение правительственной политики, хотя бы только и в церковном вопросе, но "система нашего церберизма" (Письма, 2, 126) была столь противоположна его умонастроениям, его твердой вере в ценность духовной свободы и нравственного достоинства личности, что в 80-е годы он постоянно сталкивался с цензурными препятствиями, со скрытым и явным недоброжелательством правящих верхов. В иных случаях Соловьев не мог высказаться прямо и по нецерковным вопросам. В 1884 году он писал славянофильствующему публицисту А. А. Кирееву: "Вы мне советуете писать книгу об этике. Но ведь я этику не отделяю от религии, а религию не отделяю от