Рафаэль Сабатини - историк и беллетрист

Немало почерпнул из этой книги и Сабатини. У него нет столь же подробных описаний, которые могли бы затормозить действие, но те немногие детали, с помощью которых читатель довольно живо представляет себе Барбадос, Ямайку и особенно Тортугу, место пиратских сборищ, он извлек из многочисленных подробностей, приводившихся Эксвемелином. Сабатини воспользовался и сведениями о хитрых тактических маневрах пиратов. И в этом случае как раз напротив, там, где Эксвемелин предельно лаконичен, Сабатини рисует красочную, изобилующую драматическими подробностями картину. Так описана ложная атака с суши на форт у Маракайбо, которая позволила кораблям Блада выбраться из глубокой лагуны, едва не ставшей для них ловушкой.

Подобные заимствования не дают, однако, основания сказать, как порой это делается, что капитан Блад - двойник Моргана. Скорее он его антипод, что особенно бросается в глаза как раз в тех эпизодах, где Сабатини следует за Эксвемелином. В аналогичных ситуациях, когда Морган поступал как человек, готовый на любое предательство, в том числе и собственных товарищей, Блад руководствовался прежде всего долгом чести и чувством товарищества.

Страсть к наживе и хладнокровная жестокость, определявшие действия Моргана, - черты значительно более убедительные с точки зрения исторической достоверности, чем благородство Блада. Но Сабатини нужен был герой. Он не нашел бы его среди реально существовавших исторических лиц и потому обратился к вымыслу, чтобы с его помощью соединить в своем персонаже те черты, которыми вряд ли обладали настоящие пираты.

Прежде всего он не искатель приключений. Точнее, перестал им быть, как сообщается на первых же страницах "Одиссеи". И не потому, что утомился к своим тридцати двум годам, но эти самые приключения, а ему приходилось, как вскоре сообщается, воевать с голландцами против французов, сидеть в испанской тюрьме, воевать с французами против испанцев, научили его мыслить самостоятельно, не обольщаться уверениями в справедливости борьбы за веру или за короля.

Питер Блад вступает на путь приключений не из любви к ним, а, напротив, помимо своей воли, что неоднократно подчеркивается рассказчиком. Впервые писатель представляет его поглощенным самыми мирными, какие только себе можно представить, занятиями. Он курит трубку и поливает цветы. Но вскоре же по воле случая оказывается бунтовщиком, беглым каторжником, флибустьером и пиратом, за голову которого английское правительство обещало награду в тысячу фунтов, а испанцы готовы были заплатить в несколько раз больше. Но при каждом новом повороте в судьбе Блада роль случая исполняют реальные исторические обстоятельства, что и позволяет Сабатини найти "правдивое соотношение" между действительной историей и вымыслом.

Эти исторические обстоятельства по-своему распорядились судьбой Питера Блада, но автор не представляет их беспощадным роком, перед которым человек бессилен. Напротив, его герой, как это и подобает герою приключенческого романа, хотя и поставленный в обстоятельства, не им выбранные, всегда выходит из них победителем. Он верит в свой счастливый случай, но, как говорится в романе "Приключения капитана Блада", "вера его была не столь безграничной, чтобы спокойно ждать, когда счастье само ему улыбнется".

Пират по необходимости, Питер Блад настойчиво противопоставляется пиратам по призванию, "джентльменам удачи" или "рыцарям наживы". "Будучи пиратом, поступал не как пират, а как джентльмен", пират со своим кодексом чести, "рыцарь до идиотизма", способный на благородные поступки ради прекрасной дамы - заверения подобного рода от лица рассказчика или самого героя мы встречаем у Сабатини постоянно. Хотя порой они как будто и подкрепляются готовностью простить врага или отказаться от выгодного предложения, в них слишком много от романтического штампа. Но вот в заключительном эпизоде "Хроники" заявленное качество героя обретает зримую достоверность. Когда ценой многих жизней найден легендарный клад Моргана, когда побежден захвативший его Истерлиш и команда Блада по всем законам флибустьерского мира должна стать его обладателем, несметные богатства идут на дно вместе с тонущей бригантиной противника. Зрелище, непереносимое как для тех, кто готовился завладеть кладом, так и для тех, кто неминуемо должен был его потерять. Зрелище это исторгает скорбный вопль обеих команд. Блад же после минутного сожаления заключает всю сцену словами: "Значит, туда ему и дорога".

Пират по обстоятельствам, врач по профессии, Питер Блад льет кровь и останавливает ее. И хотя первое ему приходится делать чаще, чем второе, чувствует он себя "врачом, а не солдатом; целителем, а не убийцей". Наделяя своего героя таким пониманием собственного назначения, Сабатини еще более решительно выводит его из ряда тех пиратов, которые из исторических легенд переходили в романтические повествования.

Приключенческий рассказ Сабатини включает и другие не менее парадоксальные, чем "целитель-убийца", драматические противоположения. Сочиняя историю своего героя, Сабатини сделал его ирландцем. "Мы, ирландцы, очень своеобразный народ" - этими словами капитан Блад как бы подчеркивает свое особенное положение. Но в чем же оно состоит? Ведь об Ирландии, родине своего отца, Блад и не вспоминает. А ведь как раз в те годы, когда происходит действие романов, она оказалась втянутой в борьбу за английский престол. На ее территории разыгралась последняя битва между Яковом II Стюартом и Вильгельмом Оранским. Католическая Ирландия выступила на стороне Якова, короля-католика, с иллюзорной надеждой на его защиту своих попранных прав и в результате пережила еще один трагический эпизод истории. А протестанты Северной Ирландии, члены "Оранжистского ордена", названного так в честь возведенного в герои Вильгельма Оранского, по сей день отмечают пышными демонстрациями выигранное им сражение на реке Войн. В католической Ирландии еще долго жила легенда о принце из династии Стюартов, который придет и освободит свою несчастную невесту Ирландию.

Но "ирландскую страницу" Сабатини не написал. А сам Питер Блад, пострадавший от Якова, не может не радоваться приходу нового короля, Вильгельма Оранского. В чем же тогда смысл его утверждения: "Я, во всяком случае, не англичанин... Я имею честь быть ирландцем". Дело, думается, в том, что из этих двух фраз важнее первая. Позиция "неангличанина" исключала джингоистский мотив морального превосходства англичан, особенно настойчиво звучащий, как только речь заходит об истории Британской империи.