Рассказы и повести Сенкевича

Есть в рассказе еще два близких русской литературе (специально - к Тургеневу) действующих лица. Одно из них - студент-репетитор, о котором мы упомянули; второй - Селим Мирза Студент, как было уже сказано, отчасти близок к Базарову и так же любит резко выражать свои взгляды, ужасая и возмущая консерваторов. Но какая разница! Политические убеждения и идеалы Базарова неопределенны, - однако его прямолинейный, но боевой материализм и безусловное отвращение ко всякой паразитарности есть недвумысленное объявление войны всему феодальному мировоззрению и феодальным порядкам, а его личное поведение имеет в себе этическое и эмоциональное содержание, которое так и рвется перерасти и оформиться в боевую демократическую программу. Не то студент в "Гане"; даже неопытные мальчики, восторженно внимающие его героически-трезвенным речам, чувствуют в нем что-то нравственно больное, надорванное, расслабленное, тоскующее по тем ценностям, которые программно им отвергаются. Не меньше, чем этот студент, отличается от своих русских собратьев Селим Мирза. Живой, веселый, непосредственный, умный, но мало рассуждающий, он - психологическая противоположность Генрику. Селим Мирза менее книжный и "культурный", более естественный, природный, цельный человек (это часто делает его также более благородным). Предпочтение, оказанное ему Ганей, вполне понятно - ведь в нем есть черты Инсарова. Недаром Сенкевич выбрал ему такую родословную: Селим Мирза - сын татарина и грузинки, темпераментный южанин, горячая кровь, неподатливая к польской обезличивающей цивилизованности того времени. Видно, умной, сердечной девушке Гане так же трудно было найти героя среди шляхетской и буржуазной интеллигенции в Польше, как Елене ("Накануне" Тургенева) среди буржуазно-дворянских интеллигентов в России. Но опять же, какая разница! Елена любит болгарина Инсарова не столько потому, что он человек решительный, человек действия, в отличие от рефлектирующих русских дворян-интеллигентов, а потому, что он - единственный человек среди всех, кого она знает, имеющий убеждения, высокую цель, которая ему дороже всего в жизни, дороже и самой жизни, - потому, что он революционер и демократ, борец за освобождение народа. А Селим Мирза - не революционер и не демократ; у него вообще нет взглядов, а только характер, только психология; в смысле жизненного содержания этот полонизированный татарин не представляет собой ровно ничего, - это лишь другая разновидность молодых людей из поколения, вскормленного на лоне крепостного права.

Вина ли это Сенкевича, его неопределенных половинчатых взглядов, сильно замешанных всяческим - социальным, политическим, религиозным, культурным консерватизмом? Отчасти так. Ведь во времена Сенкевича жила Ожешко, чьи произведения выражали в реалистических образах более демократические тенденции, и такая радикально-демократическая писательница, как Мария Конопницкая. Но для этого необходимо было обратиться к другой среде. А та шляхетская среда, в которой Сенкевич упорно искал идей и человеческих сил для возрождения польской общественности и культуры, к этому времени уже не давала необходимого жизненного материала. Писатель увлекающийся, нередко переходящий границы, в которых идеализация остается реалистической, но все же в основе своего таланта и своих литературных взглядов писатель-реалист, Сенкевич не нашел в современной шляхте народных героев, руководителей народа. Но зато, в согласии с жизненной правдой, он нашел интересные типы, ясно и определенно выражающие процесс быстрого скисания дворянской и буржуазной интеллигенции. И. С. Тургенев в своих политических взглядах также не шел дальше либерализма (то более близкого к демократизму, то более близкого к консерватизму), но, изображая "Гамлетов" и "лишних людей", он находил в русской действительности также и реальные типы решительных демократов, главным образом из разночинцев. Польская общественная жизнь конца 70-х - начала 80-х годов давала для этого, по-видимому, меньше возможностей, а польская шляхта этого времени таких возможностей уже не давала совсем.

Очень показательно, что третий рассказ из того же цикла, главным героем которого стал Селим Мирза (рассказ и назван его именем), самого Сенкевича не удовлетворил: он издал его один раз и не включал позднее в свои сборники. Паничу Генрику предстояла другая судьба. Спасаясь от пессимизма, угрожающего всякому, кто исследует, подобно ему, печальную действительность, не будучи защищен идеей, за которую стоит бороться, Сенкевич думал (в 80-х годах) найти себе опору в идеализированной Польше XVII века, в декоративно-исторических экскурсах в Древний Рим и первоначальное христианство, в авантюрную жизнь английских колонизаторов в Африке. Но, очевидно, это не дало ему ожидаемого удовлетворения, и вот панич Генрик возродился в Плошовском, герое романа "Без догмата", нашедшем самый сильный отклик среди польских современников Сенкевича, а также среди читателей многих стран.

Неверно думать о Сенкевиче как о сознательном защитнике (или, как иногда выражаются, "литературном представителе") эгоистических классовых интересов шляхетства. Он обращался к этому сословию в поисках - кто же может помочь народу, крестьянству? И всякий раз, несмотря на свое горячее желание увидеть все лучшее, приходил к выводу: некому помочь. Один из самых известных его рассказов - "Наброски углем" (1876) - говорит это как нельзя яснее. С каждым годом жизнь в деревне Баранья Голова становится хуже: произвол войта (волостного старшины) и писаря, правящих наподобие негритянских царьков, почти не имеет границ. Очередной жертвой их вымогательства становится крестьянин Репа и его жена. Они ищут управы на негодяев. К кому идти? Еврей-арендатор прислуживается власть имущим. Ксендз тоже советует подчиняться им, - ведь все во власти божьей Добродушный хлебосол, снисходительный к крестьянам старый помещик Скорабевский "дал себе слово не вмешиваться в волостные дела". Какой-то молодой помещик, увидев на дороге едва живую, еле бредущую женщину, жену Репы, зовет ее сесть в коляску, а сам, хлестнув коня, проносится мимо, - он известный шутник.