Татуировка с тризубом (ЛП)

В этих руинах, оставшихся после СССР, как и обычно во всех развалинах: пьют и колются. Что-то малюют и выписывают на голых стенках. Иногда кто-нибудь кончает с жизнью прыгая в бездну, а иногда кто-то падает просто по пьянке.

Идея украинского государства, что же делать с объектом, была до-гениальности простой: гостиницу покрасили в желто-голубой цвет. Ну да, это был очередной труп, раскрашенный в национальные цвета. Сейчас он служил гигантским билбордом, самым крупным в городе символом днепропетровского патриотизма [9].



Мне хотелось подойти к ребятам и спросить у них: а что означают для них эти символы. Флаг и тризуб. Родились они, правда, уже в независимой Украине, самое большее – в позднем СССР, так что под этим тризубом и под этим флагом прожили всю свою сознательную жизнь. Но – казалось мне – символы эти никогда перед тем не были для них чем-то таким, за что стоило бы убивать или умирать. Так что это не было чем-то до конца серьезным, чем-то абсолютным.

- Я украинец, но это тождественность, которую я для себя выбрал сам, - сказал мне мой приятель с Закарпатья. – Вот только если бы что-то в ней мне стало бы не играть, я бы от этой украинскости отрекся, вот и все.

Ну ладно, Закарпатье – это такой специфический, пограничный регион, но Украина была страной, которая подарила себя сама себе. Которая попросту случилась, потому что пал Советский Союз, и со всем этим нужно было чего-то делать. И перед серией Майданов украинская тождественность нигде, если не считать западной Украины, чем-то очевидным не была.

На западе, ясное дело, все выглядело иначе. Там украинскость обладает собственным видом и формой, у нее имеются свои мифы и свой язык. Но здесь, на востоке, все случилось незаметно. И творилось все незаметно. В старую, советскую форму постепенно начала влезать новая. Несколько, хотя и не сильно, отличная от той, которую принимала реальность по другой стороне границы. По сути дела, поменялись только детали. Таблички на учреждениях и казенных заведениях сделались синими, а буквы на них – желтыми. На старых, добрых гигантских фуражках-аэродромах милиционеров и военных вместо звезд стали теперь тризубы [10]. На регистрационных номерах автомобилей появились желто-голубые значки. И фуражки, и автомобили были точно такими же, как в СССР, и такие же, как и в России, вот только штемпели на них были уже другие. Давние почтовые ящики с выдавленной русской надписью "ПОЧТА" были перекрашены в желтый цвет, и на выпуклых буквах синей краской через шаблон написали "ПОШТА". Рубли поменяли сначала на карбованцы (это название, банальный украинский перевод слова "рубль"), а потом на гривни. И хотя все продолжали называть их рублями, но вот банкноты, которые зашелестели в карманах, были уже чем-то другим, чем давние, и чем-то другим, чем российские. Лица на банкнотах рассказывали уже другую историю. Во всяком случае, рассказ вели по-другому. Предыдущие побочные тропы истории теперь выворачивали на самую средину, под свет прожекторов.

Словом, реальность была точно такая же, но вот опечатывать ее пробовала уже иная символика. И как раз эта символика пыталась затащить реальность в иной мир.



Украинские цвета: желтый и голубой, взялись из символики Галицко-Волынского княжества, которое в гербе своем имело золотого льва в голубом щите. Золотое с голубым – это, по мнению некоторых, цвета Анжуйского дома, венгерская линия которого в средневековье управляла Галицкой Русью. Теперь-то все это часто интерпретируется как цвет неба и цвет обработанной, плодородной земли, покрытой хлебами. Наиболее романтические украинцы твердят, что это очень выгодный символ, потому что на Украине куда не глянь – везде флаг. Менее романтически настроенные считают, чтобы флаг по-настоящему хорошо передавала украинский пейзаж, на нижнюю полосу необходимо прибавить много битого бетона и грязи.

Не слишком известно, откуда взялся украинский тризуб. То есть – прекрасно известно, откуда он взялся на гербе: спроектировал его историк Михаил Грушевский, когда в 1917 году проектировали герб образующейся именно тогда Украинской Народной Республики. Проекты были самые разные: желтая кириллическая буква "У" на голубом фоне; желтые звезды на голубом фоне (столько же, сколько букв в слове "Украина", или же столько, сколько имеется традиционных украинских регионов); архангел Михаил, казак с мушкетом. Михаил Грушевский предложил большой герб в щите, разделенном на шесть полей. В центральном, сердечном поле, должен был находиться золотой плуг на голубом фоне – символ мирного, сельского народа. А вокруг: все традиционные украинские символы, то есть: святой Георгий, лев Галицко-Волынского княжества, запорожский казак, символ Киева – самострел в руке и как раз тризуб, знак Рюриковичей, основателей Киева. Из всего перечисленного выше остался один тризуб: на Украине он был наиболее распознаваемым символом, опять же, его легче всего было намалевать где-нибудь на стене.

Но почему Рюриковичи взяли в качестве родового знака именно трезубец? Одни утверждают, будто бы это упрощенный, схематический рисунок пикирующего сокола; другие, будто бы это знак древнеславянского Перуна [11]. Имеются такие, которые отождествляют тризуб с Нептуном и Посейдоном. И даже, а почему бы и нет, с Атлантидой. Скорее же всего, он взялся от тамг (тамга) степных кочевников – символов, которыми номады клеймили своих животных, выжигая их на телах лошадей и крупного рогатого скота, и которые позднее выросли до ранга родовых знаков.



Именно так как раз говорил водитель, который вез нас на Донбасс, пан Владимир. Именно Владимир, и ладно, пускай и говорят, что он является украинцем, но родился он как Владимир, вот и помрет Владимиром. Владимир любил криминалы [12], а более всего, рассказы об одесских легендарных бандитах. Те самые: про Мишку Япончика, песни об изменщице Мурке и так далее. Мы ехали через замерзшую степь, где-то по границе Запорожья и Дикого Поля, все это, думал я, происходило здесь, а пан Владимир рассказывал нам о том, кто правил на одесской Молдаванке. Где-то в окрестностях Першотравенска начало задувать снегом, а потом вдруг и распогодилось. На автобусной остановке посреди степи припарковался бронированный транспортер, а рядом с ним – милицейская патрульная машина. Это было странно, потому что до донецкой области было еще далеко, но, похоже, кто-то посчитал, что береженого… Хотя, говоря по-хорошему, толком не было известно, перед чем беречься, или чего с этим одним-единственным транспортером делать, если чего и будет. Мы остановились напротив остановки, у какой-то запертой на сто замков и заброшенной гостиницы в здании постройки девяностых годов. За остановкой была степь, которая тянулась до самого конца света. Пану Владимиру такая степь не нравилась. Дичь, Азия-с, говорил он. Вот Одесса – дело другое. Цивилизация. Российская, порядочная культура. Днепропетровск, в котором он проживал, тоже, говорил, покатит. В Днепропетровске, говорил он, имеются свои бандитские истории, вполне, говорил, ничего. Не такие, как в Одессе, но тоже ничего. А вот эти степи, говорил, и-эххх…

Украинский тризуб, делал он вывод, как раз из этих вот степей. У печенегов, говорил он, у варваров именно такие символы и были. Ну ладно, говорил он, сейчас это государственный символ, нужно уважать, но нельзя забывать и про происхождение. С флагом получше, говорил он, обводя взором по широкой степи, флаг шведский, приличный. Скандинавский, сине-желтый. Как Икея. Он, рассказывал пан Владимир, когда-то возил мебель Икеи из Польши. Приличная мебель, нечего говорить. Точно так же, как Вольво – приличная марка. Швеция – штука хорошая. Ну и украинский флаг, то же самое, делал он вывод, что и флаг Швеции. Ведь это же шведы основали Украину. Викинги, говорил. По его мнению, говорил он, это приличное происхождение. Потому-то, рассказывал он, докуривая сигарету, он все украинские символы уважает: и тризуб, и флаг. Но флаг все-таки больше.