Давид и Голиаф, или Российско-чеченская война глазами варвара

Основой этой системы являются кровнородственные семьи (кланы), выстраивающиеся на «семеричной» основе, то есть являющиеся объединениями родственников, происходящих по мужской линии от единого предка в седьмом колене1. Все члены кровнородственного клана являются по отношению друг к другу братьями — от родных до семиюродных — и связаны взаимными обязательствами, важнейшим среди которых является кровная месть. Следует особо подчеркнуть, что кровное родство не может переступать пределы семиюродности, что исключает хаотическое разрастание кровнородственного клана и его беспорядочную сегментацию.

Если кровнородственный клан идентифицирован и скреплен в единую «большую семью» числовым кодом «семь», то вся нация в своей совокупности структурируется в строгом соответствии с другим сакральным числом — «девять». Причем этому числу «подчинены» как вертикаль, так и горизонталь нации. Кровнородственная семья с ее семью иерархическими ступенями объединяется с другими кланами, имеющими с ним генетическую общность, и таким образом создается род, имеющий свое название, локализованный в границах определенной территории и представляющий собой восьмую ступень национальной иерархии. Группа родов, связанных между собой территориальным соседством, диалектными схождениями и иными сближающими их факторами, образуют союз родов — племя, которое, так же как и род, обладает своим самоназванием и определенным субэтническим самосознанием. Племя является девятой ступенью национальной иерархии, если исходить из национальной вертикали, а девять племен, говорящих на едином языке и исповедующих веру в единого Бога, образуют в своей совокупности нацию. Символом единства нации и ее главой является национальный лидер, выдвигаемый снизу вверх по строго регламентированной системе, в рамках которой только и возможен отбор лучшего из лучших и первого среди равных. Только в таком завершенном виде иерархия кланов, родов и племен может считаться нацией в полном смысле этого слова, и только такая структура создает четко действующий Национальный Порядок, нравственным стержнем которого являются неукоснительно соблюдаемые всеми членами общины заповеди Бога, ставшие традиционными законами (адатами). Таким образом, Национальный Порядок представляет собой теократическую в ее истинном смысле форму общественной жизни, и если представить его в геометрической проекции, напоминает «девятиступенчатую» пирамиду, «увенчанную» харизматической личностью национального лидера, или, что более подходит для естественного организма, «девятеричную» гору. На чеченском языке термин «Ислам» слышится как сочетание двух слов: Ис — «девять» и Лам — «гора», — два понятия, на принципе которых структуризировался традиционный порядок чеченской общины.

Четкость структуры «национальной пирамиды» была нарушена еще в предшествующие столетия в результате частых миграций населения, к которым приводили непрерывные войны. В итоге во многих крупных селениях смешались представители разных родов и племен, и управление обществом от общенациональных институтов (лидера нации, совета страны) перешло к местным советам старейшин. Параллельно с ними функционировал поначалу спорадический, но затем становящийся из-за непрерывной войны постоянным и все более влиятельным институт военных предводителей. Иначе говоря, чеченское общество стало приобретать черты военной демократии, хорошо известной читателю из истории древнегреческих и древнегерманских племен. В итоге нация, сохранив кровнородственную основу, практически утратила изначальную организационную структуру, что негативно повлияло на ее способность ко всеобщей мобилизации для борьбы с врагом. Видя неутешительные результаты этого внутреннего кризиса, чеченские лидеры пришли к выводу, что выход из положения требует создания государства, которое воспринималось как необходимый атрибут независимости. Именно этот соблазнительный миф, распространенный и по сей день, привел чеченцев к идее создать «исламское государство», а чтобы поднять на борьбу с Россией и другие народы, было решено сделать его «интернациональным», расширив его границы на весь горный Кавказ.

Этим замыслам способствовало то, что в Дагестане уже шел процесс насильственной интеграции разрозненных ханств и обществ в единое государство — «Имамат». Оставалось только объединиться с ним. С этой целью Шамиль — третий имам Дагестана (который после поражения под Ахульго в 1839 году скрывался в Чечении) — был приглашен в Урус-Мартан и в 1840 году, в торжественной обстановке, провозглашен «имамом Чечении и Дагестана». Вслед за этим во главе чеченского войска он с триумфом вернулся в Дагестан и установил там жесткий государственный порядок. Затем была предпринята попытка «дисциплинировать» и Чечению, но там несмотря на распад родоплеменной конфедерации, сохранившаяся кровнородственная основа общества и традиционные законы (адаты) создали серьезное препятствие на пути установления государственного порядка. Русский историк той эпохи Ростислав Фадеев отмечал: «Из всех восточных горцев, чеченцы больше всех сохраняли личную и общественную самостоятельность и заставили Шамиля, властвовавшего в Дагестане деспотически, сделать им тысячу уступок в образе правления, в народных повинностях, в обрядовой строгости веры».

Тем не менее, руководству имамата удалось и в Чечении осуществить ряд государственных реформ. Обосновывая каждый свой шаг требованиями военного времени, оно стало вводить здесь административно-территориальные деления — наибства, призванные заменить традиционное для чеченцев деление по кровнородственному и племенному признакам. Другими словами, вместо принципа родства и сплоченности внедрялся принцип взаимного отчуждения людей, их подчинения не обычаям и старейшинам, а военной и гражданской администрации, назначаемой сверху. В Дагестане, в силу привычки народа подчиняться феодалам, аналогичные реформы проходили успешно, но в Чечении руководству имамата приходилось действовать более осторожно, идя на уступки кровнородственным отношениям и родоплеменным традициям чеченцев.

Широко распространено мнение, будто своим долголетним и успешным сопротивлением России чеченцы обязаны государству «Имамат». Это мнение глубоко ошибочно, так как хроники российско-кавказской войны убедительно показывают, что чеченское сопротивление слабело прямо пропорционально усилению государства. Государство не сплотило и не могло сплотить чеченцев, поскольку привнесло в их общественную жизнь социальное расслоение и разбило народ на взаимно враждебные группы. Сильная, воинственная нация, могла бы, возродив Национальный Порядок, стать монолитной и непобедимой, но, к сожалению, попалась в ловушку государственности, и, в конечном счете, большое государство — Россия, поглотило маленькое государство — Имамат.

Исходя из того, что в конце XX столетия, как и в прошлые эпохи, чеченцам пришлось нести основную тяжесть войны с Россией, чеченские военные предводители попытались воссоздать «Имамат» — интернациональное государство Чечении и Дагестана. Они при этом руководствовались теми же соображениями, что и чеченские наибы середины XIX века. Обсуждался и вопрос о том, чтобы вновь во главе объединенных сил поставить дагестанца. К сожалению или к счастью, но на этот раз в Дагестане не нашлось человека, который обладал бы соответствующими качествами. Это обстоятельство и уберегло чеченцев от перспективы очередной раз наступить на старые «интернациональные» грабли.

Если в короткие периоды «мирной передышки» чеченские лидеры брали курс на построение «национального государства», то при обострении военной ситуации актуализировалась идея создания интернационального «общекавказского государства», чтобы противопоставить гигантской северной империи объединенные человеческие и материальные ресурсы всего горного региона. По крайней мере три раза эта идея реализовывалась или была близка к реализации: в 1840, 1918 и 1999 годах. Однако по причине того, что чеченцы, составляющие наиболее боеспособную силу в этих федерациях, воспринимали «общекавказское государство» сугубо как специфическое орудие войны, такое образование не имело шансов на существование в мирное время, и сами чеченцы, чьи традиции общественной жизни и национальная психология резко антагонистичны государству, стали бы первыми, кто инициировал его распад. Логика полиэтнического государства диктует необходимость наличия в нем «государствообразующей нации», то есть народа, у которого имелось бы достаточно воли и силы пресекать центробежные процессы и сепаратизм, неизбежные в любом «интернациональном» государстве. Любое «интернациональное» государство может удержаться от распада только принципом доминирования одного народа над другим (или другими), только неуклонно и целенаправленно проводя политику ассимиляции. Но государство, выдвинувшее своим главным лозунгом отстаивание свободы кавказских народов от агрессивной империи, переродившись в орудие насильственного удержания этих сражающихся за свою независимость народов в рамках другой «мини-империи», потеряло бы всякий смысл в глазах населяющих его народов. Иными словами, «новый имамат», даже если его удалось бы создать, был запрограммирован на скорый распад в тот момент, когда мир сменит войну или ее непосредственную угрозу. Однако попытки «интернационализировать» Кавказскую войну или противопоставить российской империи «чеченское государство» будут продолжаться до тех пор, пока чеченские лидеры не поймут, что государство является хорошим механизмом для экспансии против слабого, но никудышным механизмом для защиты от более могущественного противника. К сожалению, опыт XIX столетия не был проанализирован и понят современными чеченскими лидерами, которые в 90-х годах нынешнего столетия предприняли очередную попытку построить в Чечении государство. Провал этой попытки объясняется не отсутствием знаний и усилий со стороны чеченского руководства или недостаточностью у него организаторских способностей, а тем, что чеченцы не дошли до того уровня внутреннего разложения, чтобы, создав себе господ, конвертироваться из нации в гражданское население.