Философия Южного Парка: вы знаете, я сегодня кое-что понял

Спрашивается, почему бы проституткам не быть свободными в своём блудном пути? При условии, что женщина сама свободно решила стать проституткой — и осознаёт в полной мере всё, что повлечёт такая жизнь — не умалим ли мы её достоинства, уважения к ней как к личности, если встанем на её пути? В числе других, заявление миссис Стивенс из «Видеонабора шлюхи», одеваться как шлюха и вести себя как шлюха — это «новые возможности» для молодой, самоуверенной женщины. И вот здесь Южный Парк подчеркивает одну важную вещь. Когда Венди критикует шмаро-бутик, она не выставляет наперёд свой ущерб от него. Она скорее подчёркивает, что в современном обществе высокое гендерное неравенство. Кроме того, Венди указывает на важность для женщины умения принимать самостоятельные решения. Наверно, не будет лишним сказать, что за пределами Южного Парка проститутки действительно являются «жертвами» жизненных условий — например, лишились поддержки семьи, не могут нормально трудоустроиться, страдают наркозависимостью — и возможность отказаться от овеществления серьёзно ограничивается экономическими и социальными факторами. Но всё это не относится к девчонкам Южного Парка. Для них ударение в крайности в выставлении себя как шлюх — не подтверждение их свободы выбора, не равноправие, это просто желание уподобиться шлюхам! «Это унизительно для нашего пола» — говорит Венди.

Так, через глашатая — Венди Тестабургер, Южный Парк поднимает важный вопрос — «разврат и вырождение процветают, в то время как интеллектуальность снижается». Шоу противостоит важным философским вопросам об автономии, силе, непристойности, сексуальной коммерциализации, гендерных ролях и сексуальности — всем центральным проблемам в феминистской философии и феминистской этике. Южный Парк также исследует стереотипы, часто трудно признаваемые, и неспособность массовой культуры к критическому анализу. Наша моральная обязанность, как людей рациональных процветающих и взрослых — копаться в этих сложностях. Мы, ведь, действительно хотим процветания разврата и вырождения? Мы действительно хотим быть тупыми испорченными шлюхами?

17. ШИКАРН-О: возможности и последствия создания искусственного интеллекта

Рэндалл М. Иенсен

В «ШИКАРН-О», классическом эпизоде из восьмого сезона Южного Парка, Картман разрабатывает очередной сложный план, чтобы подъебать Леопольда «Баттерса» Стотча, которого легковерие и «правильность» делают «легкой добычей». На сей раз, нелепо-блестящая идея Картмана состоит в том, чтобы переодевшись в робота, завоевать доверие Баттерса, изучить его самые сокровенные тайны, а затем открыть себя в самый подходящий момент. Сначала, его план воплощается блестяще, поскольку Баттерс рассказывает испытанному другу-роботу о своей проблеме контроля над сфинктром. Однако, Картман одновременно узнает, к своему ужасу, что намеченная им жертва знает одну из его собственных самых глубоких и сокровенных тайн: у Баттерса есть видеозапись Картмана, наряженного как Бритни Спирс, напевающего и танцующего с картонным Джастином Тимберлэйком! Картман, таким образом, вынужден оставаться в облике ШИКАРН-О намного дольше, чем он планировал, поскольку должен определить местонахождение компрометирующего видео и воспрепятствовать тому, чтобы Баттерс выставил его идиотом. Само собой, все это в итоге выливается в море веселья.

Итак, ШИКАРН-О 4000 не является реальным роботом (хотя его имя — довольно очевидный намек на Асимо, гуманоидного робота от «Хонда»). Нет, это всего лишь маленький жирный мальчик, одетый в костюм из картонных коробок, наклеек, пластмассовых труб, очень похожих на руки. Ужасно неубедительное олицетворение Картманом робота, похоже, используется, чтобы затронуть множество интересных философских вопросов о сложной и провокационной проблеме искусственного интеллекта, которые обращаются к созданным человеком автоматизированным механизмам и компьютерным программам («искусственная» часть), которые, кажется, рассуждают и думают точно так же как естественные разумы («интеллектуальная» часть). В этой главе мы рассмотрим некоторые вопросы разума, ветви философии, касающиеся природы и функционирования мозга, а так же отношения разума и физического тела.

Размышляя, может ли машина, быть разумной, мы, в то же самое время, вынуждены задаться вопросом, есть ли у людей разум. При этом мы также упремся прямо в то, что является традиционно известным, как проблема других разумов, центральная проблема в философии разума, которая также простирается в эпистемологию (ветвь философии, касающаяся познания). Тогда как философ разума мог бы спросить: «Какова природа разума?», эпистемолог спрашивает: «Откуда мы знаем, что у чего-то нет разума?» Что ж, ШИКАРН-О, веди нас!

Картман подражает роботу и внешне, и в поведении. В обоих случаях его актерскую игру нельзя назвать успешной. Его глупый костюм может убедить только легковерных: наивного Баттерса, Голливудских продюсеров, военное руководство и так далее. Что касается его поведения, ну, в общем, лучше опустим… Этот картонный робот звучит и двигается точь-в-точь как Картман. Но давайте предположим, что мы должны помочь Картману сделать его лучше, сделать намного более реалистическую маскировку, включающую устройство для моделирования голоса, так, чтобы он выглядел и походил на робота, способного обмануть даже более прошаренных Кайла и Стэна. Однако, его слишком картманское поведение — выдало бы его. Таким образом, мы должны также натренировать его действовать и говорить, как робот, чтобы больше на него походить.

Что может быть больше похоже на робота, чем нечто с автоматизированной речью и соответственным поведением? Какова должна быть внешность «реального» робота? Наши первые попытки ответить на эти вопросы будут, вероятно, связаны с общими, устоявшимися понятиями об искусственном интеллекте. Когда мы слышим слово «робот», мы ожидаем увидеть технологичного блестящего гоминида, который неловко с трудом перемещается (как и Картман, надо отдать ему должное) и говорит монотонным искусственным голосом (который Картман, без особого успеха, пытается подделать). Но, по зрелом размышлении, можно ли в действительности предположить, что сложный высокоинтеллектуальный робот должен выглядеть и действовать именно так? Это совсем не так. Возможно, первое поколение роботов и правда было довольно сырым — во всех отношениях, включая возможности перемещения и коммуникации — но теперь вполне можно считать, что эти недоработки исчезли или исчезнут, в течение ближайшего времени, и будут строиться роботы лучше и лучше. Как робот перемещается, на что похож и как звучит — кажется простыми проблемами проектирования, которые могут быть решены технологическим прогрессом и человеческой изобретательностью. Интересно посмотреть, как наши общие представления о роботах изменились, вместе с ростом технологий. Драндулеты 1950-ых — в значительной степени — пережиток прошлого, даже в наших воспоминаниях. В то время, как вид и звук робота важны для научных фантастов и телепродюсеров, эти параметры не так уж значимы для мыслителей, которые серьезно обеспокоены природой и возможностями искусственного интеллекта. Наши проблемы — не в этом.

Мы говорили о том, как помочь Картману прикинуться роботом, и это принудило нас думать о том, что мы ожидаем увидеть, при слове «робот». Здесь мы нуждаемся в плодотворном новом руководстве для нашего исследования. Есть мысль. Давайте составим общее описание олицетворения робота, как если бы мы должны были программировать робота, для исполнения роли Картмана. В то время, как мы не особо уверены, на что должен походить робот, мы отлично знаем, на что походит Картман, поскольку слишком хорошо ознакомились с его внешностью, индивидуальностью и поведением. И, говоря шире, мы очень хорошо знакомы с тем, на что походят люди. Так как же мы должны запрограммировать машину, чтобы она походила на нас? Действительно ли это возможно? И если возможно — что это означало бы? Более или менее приемлемые ответы, можно найти в руководстве, которое дал Алан Туринг (1912–1954) в классической статье 1950-го года. Туринга можно считать отцом движения двадцатого века «за искусственный интеллект!», требующего продолжения исследований вопроса: «машина может думать?» Автор нашел этот вопрос слишком неясным, поскольку не очевидно, что считать машиной, а что разумом. Он также волновался, что мы попытаемся упрощенно ответить на этот вопрос, обращаясь к общему мнению, как уже пытались сделать до нас, несмотря на то, что жившие раньше, кажутся не очень компетентными в этой проблеме. Таким образом, он работал, чтобы вывести ясный и точный способ, который мог обратиться в более надежный метод. То, что он разрабатывал, стало известным, как тест Туринга, его-то мы и применим для анализа Южного Парка.