Дело «Норильский никель»

Возможность своевольной передачи совершенно произвольно выбранным третьим лицам принадлежавших Государству контрольных пакетов акций открытых акционерных обществ, образованных в процессе реорганизации путём преобразования государственных предприятий и объединений (концернов), в некое доверительное управление (траст) — вторая наиважнейшая решённая задача, ради которой собственно и издавался Указ Президента России № 721 от 1 июля 1992 года (!).

Еще раз подчёркнём, необходимость получения согласия на всё это трудовых коллективов акционированных и приватизируемых государственных предприятий и объединений (концернов) популистски картинно декларировалась, но в обязательном порядке не требовалась. От третьих лиц, которые удостаивались чести официально и фактически безвозмездно управлять горнодобывающими и нефтедобывающими компаниями страны, через «временное» владение их контрольными пакетами акций, переданных им формально как бы вплоть до завершения приватизации, каких-либо особых заслуг перед Отечеством или неописуемых профессиональных знаний и опыта не требовалось.

Ими могли стать кто угодно, только бы им предпочитала доверять кремлёвская власть, а они были бы лично «на клеточном уровне» преданы первому российскому президенту, а также узкому кругу лиц из его ближайшего окружения — «семье» Бориса Ельцина. Фамилии не имели какого-либо принципиального значения, то ли это были бы Ивановы и Сидоровы, то ли — Потанины и Ходорковские, всё равно!

Важно было лишь то, кто или какие структуры стояли за этими фамилиями. В этом и беспросветное бесправие, и соль российской промышленной приватизации по-Чубайсу (!).

Теоретики из команды Анатолия Чубайса настолько торопились отразить в тексте упомянутого президентского указа возможность передачи третьим лицам государственной собственности — контрольных пакетов обыкновенных акций частично приватизированных предприятий и объединений (концернов), что не особенно заботились о правильности юридических формулировок. Ведь под понятием «траст» следовало понимать не что иное, как «доверительную собственность», а не «доверительное управление».

Коротенько поясним, в чём состояла суть отличия этих правовых понятий, которая, по всей видимости, совершенно не интересовала «грамотнейших» специалистов в области реформирования макроэкономики огромной страны, стряпавших проекты президентских указов и, чуть ли не с глубоким внутренним чувством исполненного исторического долга, подсовывавших их на подпись высочайшей и очень самоуверенной особе.

В российском гражданском праве 90-х годов XX века существовало два правовых понятия: доверительная собственность (траст) и доверительное управление.

Правовой институт доверительной собственности (траст) появился в гражданском праве лишь после вступления в силу Указа Президента России № 2296 от 24 декабря 1993 года «О доверительной собственности (трасте)». Чёткое представление о доверительном управлении появилось ещё позднее, после введения в действие 1 января 1995 года первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, в которой нормы права статьи 38 и пункта 4 статьи 209 определили правовое понятие доверительного управления.

Существовала раньше и существует до сих пор принципиальная разница между доверительной собственностью (траст) и доверительным управлением, не сводимая лишь к терминологическим различиям, а серьёзно влияющая на правоотношения, возникающие в процессе использования на практике этих правовых институтов.

Доверительная собственность (траст) — институт вещного права, суть которого заключается в возможности расщепления права собственности между несколькими лицами, был заимствован романо-германской (континентальной) системой права, на основополагающих принципах которой выстроена российская правовая система, из англосаксонской — американской правовой системы. В результате учреждения траста на одно и то же имущество существует два собственника: лицо, учредившее доверительную собственность (траст), и сам доверительный собственник.

В англо-саксонской правовой системе доверительный собственник не является простым доверительным управляющим, иными словами, уполномоченным менеджером — представителем собственника, наделённым какими-то управленческими функциями, поскольку объём его полномочий несравнимо более широк, что получило своё отражение и в российском нормотворчестве. Так, в соответствии с нормой права пункта 9 вышеупомянутого президентского указа № 2296 от 24 декабря 1993 года доверительный собственник уполномочен «распоряжаться доверенным имуществом» (продавать, менять, передавать в залог и тому подобное), правда, с одной оговоркой, «исключительно в интересах бенефициария» (выгодоприобретателя).

В Великобритании применение правового института доверительной собственности (траст) позволяло значительно уменьшать налоговые обязательства, в соответствии с наследственным законодательством и правовыми обычаями, возникавшими у наследников при наследовании ими имущества и имущественных прав (наследственная масса). При переходе по наследству от наследодателя наследственной массы его наследникам объём налогообложения последних (выгодоприобретателей) был очень велик, но он уменьшался на отсутствие налогообложения стоимости того имущества, которое наследодатель (первоначальный обладатель) не менее чем за три года до своей кончины успел перевести из правового режима собственности в режим доверительной собственности (траст).

Необходимо отметить, что правовой институт доверительной собственности (траст) вообще не характерен для романо-германской (континентальной) правовой системы, принятой в подавляющем большинстве стран Европы и, разумеется, в России. Российской правовой системе гораздо более близко понятие доверительного управления, которое ни в коей мере не относится к вещному праву, к отношениям собственности, поскольку правовая природа доверительного управления — обязательственное право.

Передача имущества в доверительное управление не влекла и не влечёт перехода права собственности к доверительному управляющему, который обязан осуществлять управление имуществом, к примеру, теми же контрольными пакетами обыкновенных акций, не в своих интересах, а в интересах собственника или указанных им в договоре лиц. При применении правового института доверительного управления не предусмотрен переход права собственности, отсутствует понятие «расщеплённой собственности», характерной для доверительной собственности (траст), отсутствует право управляющего по своему усмотрению, пусть даже в интересах какого-либо выгодоприобретателя, распорядиться вверенным ему по договору доверительного управления имуществом.

В связи с этим остаётся только предполагать, какой такой тайный смысл закладывали авторы проекта упомянутого президентского указа в правовое понятие «доверительное управление (траст)» и был ли он вообще этот тайный смысл, или это правовые издержки нормативных актов, подготовленных, грубо говоря, «на коленке» англо-американскими советниками Анатолия Чубайса.

Главное, понятна цель этого ничем не подкреплённого, противоречивого, плохо проработанного подзаконного нормотворчества: обеспечить возможность скорейшей передачи произвольно выбранным физическим и юридическим лицам принадлежавших Государству контрольных пакетов обыкновенных акций приватизируемых компаний хоть в доверительное управление, хоть в траст, хоть как «петух на заборе крикнет». Лишь бы скорее наделить лиц, подобных Потанину и Прохорову, реальными рычагами управления лучшей государственной, ещё вчера общенародной промышленной собственностью, предоставив им возможность ни за грош эксплуатировать богатейшие месторождения руд цветных и благородных металлов, через что, ещё до пресловутых залоговых аукционов, сделав их выгодоприобретателями от неправомерного обладания чужой собственностью.

Всё делалось для того, чтобы скорее образовалось численно махонькое сообщество современной крупнейшей российской бизнес-элиты, этакий своеобразный закрытый «клуб нуворишей», неправомерное существование которого как бы символизирует нынешняя «Рублёвка», способная служить памятником, напоминающим о безвозвратно исчезнувших понятиях «справедливость» и «всеобщее равенство», присущих истинной демократии.