Мифы революции 1917 года

В сентябре 1917 года в статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин писал: «Власть Советов только одна может быть устойчивой, заведомо опирающейся на большинство народа, как бы ни лгали лакеи буржуазии, Потресов, Плеханов и пр., называющие "расширением базиса" власти фактическую передачу ее ничтожному меньшинству народа, буржуазии, эксплуататорам».

Ленин оказался прав, говоря о неустойчивости власти буржуазии в России. Почему же русская буржуазия оказалась такой слабой? Одни специалисты полагают, что она в нашей стране тогда еще не окрепла. Другие, напротив, считают ее перезревшей, рано постаревшей.

В начале XX века любая страна мира не имела обширного и могучего класса буржуазии. В БЭС 1951 года о ней сказано: «Господствующий класс капиталистического общества, класс собственников основных орудий труда и средств производства, живущий за счет эксплуатации наемного труда рабочих, лишенных средств производства и вынужденных продавать свою рабочую силу капиталистам».

Полезно сопоставить это высказывание с тем, которое относится к периоду «перестройки» и беспощадного очернения сталинской эпохи (Философский энциклопедический словарь. 1989): «Буржуазия… господствующий класс капиталистического общества, обладающий собственностью на средства производства и существующий за счет эксплуатации наемного труда. Источник доходов Б. — прибавочная стоимость, создаваемая неоплаченным трудом и присваиваемая капиталистами». Как видим, формулировка принципиально не изменилась.

Еще один вариант объяснения, относящийся к нынешней эпохе капиталистической РФ (БЭС. 1998): «Буржуазия… общественный класс собственников капитала, получающих доходы в результате торговой, промышленной, кредитно-финансовой и другой предпринимательской деятельности… Способствовала утверждению индустриальногообщества и рыночной экономики, ценностей либерализма и демократии…» Тут уже ничего не сказано об эксплуатации, увеличении капитала путем присвоения неоплаченного труда (отметим: не только физического, но и умственного).

Вообще-то индустриальное общество в СССР было создано в десятки раз быстрее, чем в капиталистических странах, без буржуазии, хотя об этом почему-то предпочитают забыть. Значит, дело не в ней, а в научно-техническом прогрессе и политике государства. Стыдливо абстрактное определение буржуа как «получателя доходов» умалчивает о главном: как распределяется доход и на какие цели он используется. Например, в нынешней РФ миллиардеры и миллионеры покупают в личное пользование самолеты и яхты, дворцы и поместья за рубежом и пр. Делается это за счет национальных богатств России, обнищания населения.скудной оплаты труда.

Может ли буржуазия приносить пользу своей стране и ее обитателям? В принципе, конечно же, может. И даже отчасти приносит там, где ее алчность ограничена жесткими государственными законами. Но все-таки буржуазия — не локомотив, который тянет за собой инертную массу остального народа. В странах капитализма и буржуазной демократии СМРАП представляют ее как движущую силу общественного прогресса. На то и пропаганда! В действительности этот класс, как никакой другой в истории человечества, стал главным фактором деградации биосферы (области жизни) и духовного мира личности (назовем его психосферой).

Осмысление мифа о буржуе (и о пролетарии) позволяет понять Октябрьскую революцию с иных позиций, чем привычные — ее превозносящие или проклинающие. Тем более что появление любого социального слоя — процесс естественный. Его надо попытаться осознать, а не осуждать или восхвалять.

В «Похвале французскому буржуа» (1924) Р. Жоанне писал: «Буржуа! Есть ли в нашем языке слово более гибкое, более подходящее для разнообразных применений, которые диктуют ему постоянно меняющиеся обстоятельства? Слово это меняет значение в зависимости от сословия, профессии, традиций или предрассудков того, кто им пользуется. Оно звучит то уважительно, то торжественно, высокопарно или гротескно… Оно бывает вежливым, а бывает презрительным. Оно означает поочередно общественное положение, состоятельность, сытую тупость и тугодумие того, кого наделяют этим эпитетом».

Многозначность данного понятия свидетельствует о том, что буржуи бывают разными, а отношение к ним зависит от принятой или навязанной точки зрения. Это не реальный четко обозначенный объект, а более или менее неопределенный образ. Есть все основания считать его мифическим, надуманным преобразованной разумом человека реальностью. К тому же понятие это существенно изменялось со временем.

В переводе с французского «буржуа» — мещанин, горожанин (то же, что по-немецки «бюргер»). В средневековой Европе так могли называть ремесленника, торговца, служащего, лакея и прочих представителей городского люда. Выше их по социальному положению находились привилегированные слои дворян, высшей знати. Настоящие зажиточные буржуи — кто не работает, а ест, живя в роскоши, — появились в связи с Великими географическими открытиями с последующим ограблением колониальных и зависимых стран, крупными торговыми операциями, изобретением машин и механизмов, резко увеличивших производительность труда, биржевыми сделками и спекуляциями.

От средневекового доблестного благородного рыцаря — к буржуа капитализма, ловкому рыцарю наживы. У польской исследовательницы Марии Оссовской есть работа «Рыцарь и буржуа», где эта тема достаточно детально разработана. Хотя она отмечала значительную неопределенность понятия «буржуа». Но мы рассмотрим некий обобщенный, схематичный, отчасти идеальный образ этой чрезвычайно распространенной — особенно в наш технический век — разновидности людей.

Революции в Европе, которые называют буржуазными, были в действительности прежде всего народными, крестьянскими, анархическими (определенное сходство с Февральской революцией в России). Их результатами воспользовалась буржуазия — наиболее влиятельный, богатый, политически зрелый класс. Она же учиняла государственный террор как средство сохранения и укрепления своей власти, избавления от социальных конкурентов.

По мнению французского историка и мыслителя Жюля Мишле (середина XIX века), «в дореволюционной Франции было три класса, в современной же Франции — только два: народ и буржуазия». Он же подчеркивал, что этот класс включает не только богатых, но и бедных буржуа. И справедливо напоминал: «Вопреки бытующей вздорной версии вожаки эпохи Террора вовсе не были людьми их народа: это были буржуа или дворяне, образованные, утонченные, своеобычные, софисты и схоластики». (То же относится к тем, кто в нашу Гражданскую войну развязал белый и красный террор.)

Важный факт отметил Мишле полтора столетия назад: «Современный буржуа мельчает у нас на глазах, вместо того чтобы расти с каждой ступенькой, на которую он поднимается… Его дом — полная чаша, сундуки его набиты, но в душе его — пустота».

Конечно, зажиточные буржуа (по экономическому критерию материального достатка — средний класс) не только в каждую эпоху, но и в каждой стране имеют свои особенности. Но есть нечто принципиально важное, позволяющее отличить «настоящего» буржуа. Относится этот критерий не к материальной, а к духовной сфере. Ибо каждый человек в отличие от животного имеет комплекс идеалов — не формальных, обычно лицемерных, а фактических, определяющих его поступки, поведение, цели. («По делам их узнаете их».)

Едва ли не первым написал об этом Николай Бердяев в статье «О духовной буржуазности» (1926). Вот основные его положения:

«Буржуазный дух освободился, развернулся, получил возможность выявить свой тип жизни. И в век торжествующего буржуазного духа явились замечательные мыслители, с особенной силой и остротой его почувствовавшие и его изобличающие. Карлейль, Ницше, Ибсен, Леон Блуа, Достоевский, К. Леонтьев — все эти люди почуяли торжество буржуазного духа, истребляющего подлинно великую культуру и устрояющего свое безобразное царство».

Он цитирует К. Леонтьева, который ужасался тому, что мировая история, великие деяния героев и достижения гениев, проповеди апостолов были вроде бы только для того, чтобы «французский, немецкий или русский буржуа… благодушествовал бы "индивидуально" и "коллективно" на развалинах всего этого прошлого величия».