Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов

До самого рассвета мне не давали покоя эти слова Ахмеда Закаева.

На следующий день понял: подробнее, подробнее об этом. Точнее, точнее…

Этот наш разговор происходил уже накануне отъезда из Лихтенштейна.

— Ахмед, может быть, именно это новое чеченское поколение, которое выросло под бомбежками и вообще не прошло элементарную школу, и есть сегодня самый главный вопрос для нас всех, кто еще готов обсуждать, что делать. Обсуждать, а не только бряцать оружием и пугать друг друга? Ведь, наверное, парень, которому было десять лет тогда, уже сегодня, семнадцатилетний, не сядет со мной, например, за стол переговоров? Да и ни с кем не сядет, боюсь…

— Для нас, для чеченцев, — это самый злободневный вопрос. Да, за десять последних лет у нас выросло поколение войны. В его сознании четко отложилась одна серьезная вещь: русские несут смерть, русские — враги…

— Да уже и в России чеченец воспринимается как преступник и террорист…

— Когда я говорю, что мы представляем сейчас последнее поколение, прежде всего я имею в виду, что Аслан Масхадов, законно избранный президент, еще может обеспечить мир. С ним еще можно говорить, можно договариваться по тем проблемам, которые нам иногда кажутся абсолютно тупиковыми. Об этом говорил неоднократно сам Масхадов: между Россией и Чечней не существует неразрешимых проблем. И я тоже полностью с ним согласен. Но мне кажется, что мы сами их порождаем… Согласись, что в любой войне победить очень трудно…

— В этой — невозможно…

— Да, войну мы проиграли, и Россия, и Чечня. Но сейчас мы стоим перед колоссальной опасностью — потерять мир. Навсегда.

— Но вы знаете официальную российскую точку зрения: войны нет, война закончилась. Есть только остатки бандформирований, с которыми ясно, что нужно делать… Я понимаю, что все это новый виток официальной пропаганды, которая воздействует не только на умы людей, просто людей, без чинов и званий, но и на президента Путина. Что же происходит на самом деле?

— Вы сами уже ответили на этот вопрос… Может быть, война закончилась для Путина, для Квашнина, для других высокопоставленных военных чиновников, которые на этой войне ничего не теряют, наоборот, только приобретают. Когда идет война — любая война — военные на первом плане. Это и звания, и должности, и ордена, и известность… Но Россия — огромная страна, и я вас уверяю, что ежедневно туда, в Россию, приходят похоронки. Для женщин, матерей, сестер тех солдат и офицеров, кто гибнет ежедневно! — повторяю, ежедневно! — эта война не закончилась и никогда не закончится. Не вернешь сына, брата, отца…

— То есть, вы считаете, что цифры потерь — а цифры очень большие, только убитых под три тысячи, как сообщает Генштаб, — не достоверны?

— Мы не занимаемся подсчетом потерь с российской стороны, но есть те же Комитеты солдатских матерей: они называют цифры неизмеримо большие… Это о том, что «война закончилась». И у меня тут же вопрос: если сегодня в полном объеме применяется артиллерия, авиация и каждый день идут боестолкновения…

— Каждый день? Убеждены?

— Каждый день!

— То есть российская о бщественность просто не знает о них?

— Не знает и не узнает! Ведь сегодня Чечня закрыта и для правозащитников, и для представителей международных организаций, и даже для журналистов… В Чечне сегодня полный хаос и правовой беспредел… Ну а что касается разрозненных групп боевиков, против которых проводятся лишь «спецмероприятия», то хочу напомнить: в россииско-чеченских отношениях это не ново. В 96-м году Завгаев упорно доказывал россиянам, что война закончилась и в Чечне добивают последние двадцать — тридцать человек, которые «бегают по горам», а в тот самый день бойцы сопротивления штурмовали правительственные здания. Он-то сидел в Москве, и эта война для него давно закончилась, хотя, впрочем, для него она и не начиналась… Сегодня — ситуация точно такая же.

— Такая и не такая…

— «Не такая» только в одном. В 96-м году невозможно было скрыть все это. Тогда журналисты честно выполняли свой профессиональный долг…

— А сегодня, считаете, не выполняют?

— Да, к большому сожалению, должен констатировать: нет, не выполняют! И доля вины журналистов за то, что происходит в Чечне, на мой взгляд, есть. Думаю, когда пройдет время и будет дана точная правовая оценка этим событиям, многим журналистам станет очень стыдно. Настолько заметен откат назад, возвращение к тоталитарному режиму, что только самый наивный человек может это не чувствовать и не видеть. Мы же с вами жили при «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» Все эти лозунги, все эти съезды, решения этих съездов — мы же с этим росли! И сегодня картина повторяется, но если тогда вывешивались везде двадцать (или сколько там было) портретов членов Политбюро, то сегодня один портрет — Путина! Да, я знаю многих людей, в том числе и журналистов, которые искренне переживают из-за событий в Чечне, но они одиноки, потому что официальная Москва, официальная элита, кто молча, кто громко, поддерживают то, что делает Путин в Чечне. И не только в Чечне! Мне кажется, сегодня беда россиян в том, что они не хотят знать правду. Был опыт царской империи, советской империи, потом — претензии на новое, демократическое государство. Но гражданское общество так и не было сформировано. В советской империи под бурные аплодисменты трудящихся расстреливали интеллигенцию. Сейчас, мне кажется, могут повториться эти же аплодисменты — «бурные и продолжительные».

— И знаете, что меня удивляет в сегодняшней официальной пропаганде? Когда смотришь официальную хронику из Чечни, создается ощущение, что, с одной стороны, воюет цивилизованная российская армия, а с другой — какие-то отморозки, спустившиеся с гор. Хотя я знаю и многие мои товарищи, кто работал или работают в Чечне, знают, что среди чеченского сопротивления, среди боевиков (называйте как хотите) много людей образованных, много интеллигенции… Не одни же «трактористы» представляют чеченский народ!

— Ну снова вы ответили сами себе! Меня-то другое интересует. Как это сильная держава, Россия, в течение одиннадцати лет не может справиться с какой-то горсткой бандитов, которые бегают по горам!

— Вы берете период с девяносто первого, с развала Союза? Правильно ли это? Ведь военные действия начались в девяносто четвертом.

— Но конфликт начался в девяносто первом, с принятия Декларации о независимости Чечни. Лишь потом он принял откровенные силовые формы… Было маленькое затишье, а с 1999-го — снова война. Так что уже одиннадцать лет… И если бы в самом деле Россия имела дело с кучкой бандитов, то, уверяю вас, все бы давно кончилось! Эта война ведется не с некими преступными элементами, которые объявили вызов всему цивилизованному человечеству, эта война идет с народом. Если бы не поддержка народа, то «маленькая кучка» давным-давно исчезла бы с лица земли. А вспомните, последние три года из Москвы слышишь только одно: «остались последние», «запрем в горах», «уничтожим…»

— Но из Москвы, из Кремля все время слышится, что именно Кадыров контролирует ситуацию в Чечне. Да и он сам не раз заявлял об этом!

— «Кто такой Кадыров?» — очень часто задается этот вопрос. Но самое главное: те, кто его задают, сами прекрасно знают ответ.

— А вы сами были с ним знакомы во время первой войны?

— Как не был… Он же наш идейный вдохновитель и духовный вождь. Ведь это он сказал, это был его лозунг, что каждый чеченец должен уничтожить сто пятьдесят русских! Это же правда! Это он делал публично! Если каждый чеченец уничтожит сто пятьдесят русских, то проблема России будет решена… Что сейчас контролирует Кадыров? Лишь тот участок, на котором сам непосредственно находится! И даже не он сам, а его охрана, которая состоит из двухсот или трехсот человек!.. Сегодня Чечню никто не контролирует полностью, ни Кадыров, ни Масхадов, ни Путин… Контролирует один начальник: его зовут — правовой беспредел. В Чечне сегодня не действуют никакие законы — только право сильного. Поэтому Кадыров никогда не смирится, чтобы в Чечне наступил мир. Он пришел с войной и, убежден, война уйдет вместе с ним.