Газета День Литературы # 181 (2011 9)

Что касается моих взаимоотношений с "Литературной газетой", то именно там появилась большая и весьма лестная для меня статья о моей повести "Прохожий". Затем начались разборки в литфонде. Мне как редактору цеховой газеты "Российский писатель" выбирать не пришлось, я занял позицию писательского большинства и в результате в лице Юрия Полякова нажил врага. Но, как написал наш мудрейший поэт Костров: "Жизнь такова, какова она есть, и больше – никакова!" Недавно я обратился в литфонд с просьбой дать мне денег в долг и получил отказ. Хотя, как это даже из газет известно, другим писателям, в том числе и сумевшим не нажить врага в лице Полякова, литфонд даже и не в долг запросто выдаёт по несколько сотен тысяч за раз.

Я, значит, просто не вписываюсь по каким-то своим человеческим качествам в круг тех писателей, у которых теперь на улице праздник. Но у меня и на душе спокойнее от того, что именно в такой круг я не вписываюсь.

Что касается моего личного отношения к "Литературной газете" и "Литературной России" как к литературным изданиям, то оно вполне спокойное. Это частные газеты. Они выражают позицию только их владельцев. И меня эти издания интересуют ровно настолько, насколько вдруг начинают они противостоять своими публикациями интересам того писательского Союза, членом которого я являюсь. Хотя и не буду отрицать, что в литературе "кусачие собаки" полезнее ласковых. Но только в том случае, если они – не бешеные.

И сроду я бы не стал вступать в полемику с ГЛФР, если бы одно из ключевых лиц этой организации на страницах "Литературной газеты" не стало очень уж пылко мотивировать необходимость запрета наших старейших творческих Союзов.

С другой стороны, почему бы, как ты выражаешься, "патриотам" и не полемизировать друг с другом? Без литературной полемики мы просто вступим в пору застоя, перестанем развиваться. Мне, например, очень хочется, чтобы кто-то из литературных критиков возразил мне в том, что Захар Прилепин или Алексей Варламов являются скорее либеральными писателями, чем русскими, то есть, принадлежащими к нашей православной цивилизации. Точно так же и современный Проханов с его советско-имперским мистицизмом не выходит за рамки традиционной православной морали. Напротив, он её отстаивает. А его советский мистицизм – это адекватный ответ художника на вызовы либерализма, принявшего во всём мире форму новой глобальной религии. И вообще, на мой взгляд, даже античные язычники, от Гомера до Вергилия, русской литературной традиции гораздо роднее и ближе, чем писатели либеральные, являющие собой уже абсолютно иной человеческий тип. Смысл всей человеческой истории стремительно меняется с утверждением этого типа.

В.Б.: Получается, что Захара Прилепина ты не принимаешь, потому что он для тебя либерален, а для крутых либералов круга Натальи Ивановой – он слишком патриот. Но ещё есть и Михаил Елизаров, и Сергей Шаргунов, и многие другие. Зачем же вы их всех от себя отталкиваете?

Н.Д.: Почему же отталкиваем? Прилепин всюду с гордостью называет себя секретарем правления Союза писателей России. А это я предложил внести его имя в список секретарей для голосования. Отталкивать, значит поставить на писателе крест, не верить в его личностное развитие.

Проблема, видимо, заключается лишь в том, что Прилепину гораздо удобнее обходиться и без патриотов, и без либералов, и даже без нашего творческого Союза. Потому что власть наша теперь не только крутых патриотов сторонится, но и крутых либералов. Отчего патриотов она сторонится, объяснять, надеюсь, не надо.

А радикальный либерализм уже скомпрометирован в глазах абсолютного большинства граждан нашей страны. Вот и получается, что патриот Прилепин, рисующий именно патриотов сплошными уродами, более всего подходит для власти в её проекте по смене нашей русской ментальности.

Чтобы сделать два шага вперёд, власть вынуждена сделать шаг назад.

В.Б.: И все же я не верю, что ты лишён обыкновенного писательского честолюбия настолько, что книгу издал лишь для подарка землякам-курянам в честь своего юбилея. Тебе неинтересны не только успешные новые писатели, но и читатели? Ты пишешь лишь ради собственного удовольствия? Этакий почвенный эстет? Для кого и зачем ты пишешь?

Н.Д.: Я даже и от самой чрезмерной писательской славы не отказался бы на десерт. И у меня скорее завышенное, чем спокойное мнение о себе как писателе. По крайней мере, без уверенности, что новая моя вещица будет "сильнее, чем "Фауст" Гёте", я не могу высидеть даже страничку текста.

Однако, я отдаю себе отчёт в том, что все те настоящие русские писатели, которые не успели обрести всероссийского читателя до 90-х, оказались даже в худшем положении, чем писатели из белой эмиграции, чем писатели-антисоветчики в прошлом веке. Их брали на вооружение мощнейшие идеологические службы других государств, и я постоянно натыкался в кругу своих друзей-приятелей на их посевовские издания.

А теперь и у России, и у Запада обком партии единый. Даже если я обругаю Путина, которого теперь на Западе не любят, Запад предпочтёт такую же критику Путина со стороны писателя-русофоба. Чтобы, значит, только писатели-русофобы присутствовали во всём нынешнем информационном пространстве.

Я просто отдаю себе отчёт в том, что кустарь-одиночка не может победить на книжном рынке глобальную литературную индустрию.

Я не лишён честолюбия, но и не лишён я рассудка хотя бы настолько, чтобы не ломиться в уже наглухо забетонированную дверь.

Да и не один я такой. У крупнейшего современного поэта Геннадия Фролова только что вышла книга, которая так и называется: "Не своё время".

Сегодня не моё время.

В.Б.: Может быть, ты смирился со своей безымянностью ещё и по другой причине? Может быть, твоё уже столь спокойное отношение к собственной литературной судьбе связано с твоим неверием в будущее русской литературы как таковой? А заодно и в будущее России?

Как ты думаешь, сможет ли выйти Россия из тупика? Закончится ли развал и крушение? Или в недалёком будущем сама Россия развалится на два десятка малых государств?

Н.Д.: Когда я в конце 80-х бросился в политическую публицистику, то мне казалось, что, может быть, ещё и я, как мышка из сказки о репке, поднапрягусь, и "свобода нас примет радостно у входа".

Теперь мне так не кажется.

И если я сейчас на собственные средства создал сайт, на страницах которого наши писатели могут общаться друг с другом, читать друг друга, то только по той причине, по которой какой-нибудь англичанин, затерявшийся в качестве мелкого чиновника среди индусов, упрямо продолжает бриться два раза в день.

Вот по электронной почте я получил новые стихотворения Сырневой. Читать их – всё равно, что слушать шестую симфонию Чайковского. Только Сырнева для меня зримей, пронзительней и трагичней: