Газета Завтра 161

И положение с нефте- и газодобычей тоже не есть серьезный повод для оптимизма. Ну сколько можно носиться с нефтяной и газовой “торбой”, ведь в ней, в этой “торбе”, меньше 100 млрд. долл. годового дохода, и на большее можно не рассчитывать.

Далее, оборонка. В России она в значительной мере раздолбана и разрушена. Что же касается китайской оборонки, то она в полном порядке и представляет ныне собой почти копию старой оборонки бывшего СССР (около 5 млн. занятых в заводском звене). Да, в Китае провели конверсию, но провели ее, как и реформу, по-китайски,создали рядом с основными военными предприятиями кучу филиальных, которые производят прибыльную продукцию, доходы от которой обращаются на финансирование основного производства и социальной сферы. И овцы целы (есть конверсия!), и волки сыты. По данным Ежегодника СИПРИ, в 1994 году закупки армией военной техники в КНР идут на уровне 83 млрд. юаней (юань, по данным Всемирного банка, по действительному паритету покупательной способности равен доллару), а судя по ряду данных, опубликованных в КНР, они могут оказаться вдвое больше. Так что китайская военная промышленность работает на полную мощность и производит огромное количество вооружения. Затраты же на военные НИОКР в КНР, по данным того же ежегодника СИПРИ (которые соответствуют многочисленным китайским данным), — 28 млрд.долл. А в России в 1997 затраты на военные НИОКР в лучшем случае составят 1.5 млрд. долл.

Вывод: в том, что касается военной продукции, скоро с Китаем торговать будет нечем.

С гражданским наукоемким сектором дела еще хуже. Затраты на гражданские НИОКР в КНР превышают 60 млрд. долл., а в России они, считая по паритету покупательной способности рубля, 3-4 млрд. долл. Вывод: и на рынке наукоемкой продукции КНР нам делать нечего.

Итак, чем же мы сможем торговать, помимо нефти (которой нам, возможно, самим скоро не будет хватать) и газа? Очевидно, разного рода металлами и химикалиями, то есть продукцией энергоемких и экологически грязных производств. Мы это уже и так делаем. Российский экспорт проката в КНР идет на уровне около 1/3 от общего объема его производства в России. Правда, объем этот можно удвоить за счет дальнейшего свертывания отечественного машиностроения. На это, что ли идет расчет в российско-китайских отношениях?

Вырисовывается достаточно ясная перспектива: если дела будут идти с реформой так, как они идут, Россия превратится в специализированную зону по производству полуфабрикатов для планируемой (ибо она планируется!) китайской промышленности. Круг замкнется: нас снова начнут планировать — из Пекина.

Хочется сказать господам либералам: не хотели российского планирования, у вас будет китайское.

Но оставим в стороне китайские упования и перейдем к другим, которые ничуть не более китайских укоренены в нашей реальности. В ближайшем будущем российскому хозяйственному истеблишменту придется, видимо, окончательно распрощаться с дорогой его сердцу и теплящейся пока еще надеждой на западные инвестиции. Это тоже нелишне иметь в виду.

И без того приходится слышать сердечные сокрушения: ну отчего же они к нам не идут, почему не хотят скупать наши заводы даже за бросовую цену. И в самом деле, поведение потенциальных иностранных инвесторов, на первый взгляд, не вполне понятно. Почему столь аномально низка степень присутствия на российском экономическом пространстве крупнейших ТНК? Что они медлят? “Какого ляда” упускают такие “бесценные” возможности?

Не исключено, что эта загадка имеет очень простое решение. Совершенно ясно, что Китай не хочет приема России в НАТО, и что он в состоянии заблокировать этот прием. Ну кто будет вкладывать капитал рядом с логовом китайского дракона, зная о грандиозных маневрах китайской армии в августе 1996 г., после которых, судя по ряду закрытых документов, у НАТО поостыло желание расширяться на Восток в режиме намеченного “блиц-крига”. Что же касается российской армии, то, надо полагать, крупные западные инвесторы после Чечни вовсе не намерены доверять ей защиту от “дракона” своих драгоценных долговременных интересов.

Иностранные инвесторы сейчас, похоже, видят положение России относительно Китая примерно таким же, каким они видели положение Тайваня: прямые иностранные инвестиции в экономику Тайваня всегда были не столь велики, как это рекламировалось в политизированных американских масс медиа, ориентированных на простого читателя.

Мы постоянно рекламируем свое желание быть открытыми миру. Но чтобы “быть открытым”, нужно прежде всего быть! России сейчас в известном смысле нет. Если страна не защищает свои экономические интересы, она экономически очень быстро перестает существовать. Фаза, в которой мы сейчас находимся, — это фаза распада с неизбежным последствием в виде реинтеграции обломков российского экономического пространства в другие, более жизнеспособные экономические образования. И не приходится сомневаться, что при продолжении распадной фазы значительная часть российского народно-хозяйственного комплекса интегрируется в китайское экономическое пространство, а отнюдь не в “европейский дом”. При этом на первый план выйдет не инвестиционный, а силовой и демографический аргументы Китая. Парировать подобные аргументы нынешняя Россия не сможет. Или, быть может, “синдром открытости” наших либералов так силен, что они хотят открываться абы кому? Хотя бы и всегда закрытой наглухо Поднебесной?

Есть фактически только две возможности: либо Россия будет существовать в качестве самостоятельной политической и хозяйственной единицы, либо она интегрируется на Восток и превратится с течением времени в периферию китайской империи, аналогично тому, как она была в свое время периферией империи, созданной ныне весьма уважаемым в КНР Чингисханом.

Конечно, торговать с Китаем нужно. Болезнь, которой болеет Россия — это болезнь западного, а не китайского происхождения. Вопрос заключается в том, что нужно импортировать из Китая в первую очередь. Можно импортировать электронику, можно импортировать ширпотреб. Но гораздо важнее импортировать другую китайскую “продукцию” — это дух опоры на собственные силы и, конечно же, китайскую модель регулируемого рыночного хозяйства. Она все равно придет к нам — в крайнем случае с китайским менеджером и плановиком. А значит и с китайским солдатом, защищающим интересы менеджера. И китайским колониальным администратором, проводящим в жизнь наметки “плановика”.

Что же касается нашего псевдолиберального кота, который не ловит мышей, а только умеет жрать кити-кэт, то его изловят, как бы он не пытался запоздало спрятаться в черной комнате. Уж китайцы сумеют это сделать лучше, чем кто бы то ни было!

А. БАТУРИН

( Россия и СНГ ): “ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ” М. Подкопаева

10-11 декабря — На встрече Рахмонова и Нури в Афганистане достигнуто соглашение о прекращении огня, парафирован текст мирного договора.

13 декабря — Х-А.Тураджонзода категорически против мирного договора, подписанного “под нажимом Раббани”.

19 декабря — Намеченная встреча в Москве не состоялась. Оппозиция потребовала внести в текст договора подробные полномочия Комиссии по национальному примирению.

23 декабря — В Москве подписаны мирный договор между правительством Таджикистана и Объединенной таджикской оппозицией и протокол о создании Комиссии по национальному примирению.

Подписанные в прошлый понедельник в Москве межтаджикские соглашения, поспешно, хотя и небезосновательно, названные в средствах массовой информации “переломными”, по первому впечатлению напоминают чеченское урегулирование. Все та же неизменная фигура российского премьера (хоть и в иной роли), такие же апартаменты и чуть ли не тот же самый стол, за которым недавно сидел Яндарбиев. Однако это само по себе могло бы быть и поверхостным сходством, если бы не иные, более существенные параллели. Участники встречи в Москве подписали не тот текст, который был парафирован Э.Рахмоновым и С-А.Нури в Афганистане — подобно тому, как при подписании хасавюртовских соглашений итоговый документ в принципиальных пунктах отличался от согласованного с Б.Ельциным. И — так же, как и в ситуации с выводом войск при чеченском урегулировании — властная сторона (Рахмонов) пошла на все уступки, от которых категорически отказывалась в течение всего прошедшего года. В подписанных документах все эти уступки поименованы как задачи создаваемой Комиссии по национальному примирению (создание коалиционного правительства, амнистия и изменения в Конституции Таджикистана). И, наконец, существеннейшая уступка: обязательность решений самой комиссии для исполнительных органов республики — чему Рахмонов решительно сопротивлялся в течение последних месяцев, принимая комиссию лишь как совещательный орган.