Это они, Господи

Тут важна одна существенная поправка: да, «инсценировка», но летом 1941-го немцы, конечно, не думали о ней, они были на вершине успеха, верили, что пришли на русскую землю навсегда и не сомневались в своей скорой победе, после которой ни перед кем не придётся отвечать за свои злодеяния. Об этом им напоминал сам Гитлер. Расстрел они учинили в 1941 году, но «инсценировку» устроили в апреле 1943 года, когда шибко запахло жареным, когда Красная Армия могла вот-вот припожаловать в Смоленск и придётся уносить ноги. Верт правильно сомневался: «Можно ли представить, что немцам стало известно о расстреле поляков только через два года?». Это при их-то шустрости в таких делах, при обилии разных зондеркоманд.

С другой стороны, они же объявили, что тогда, весной 1943 года, о расстреле им сообщили местные жители. Какие странные аборигены! Летом 1941-го, когда грохотал гром немецкой победы и казалось, что вот-вот все рухнет — и Красная Армия и Советская власть, среди них не оказалось ни одного, кто захотел бы выслужиться перед победителями и получить разного рода благодарности, а теперь, когда Красная Армия могла вот-вот нагрянуть и схватить за задницу всех предателей и немецких прислужников, они вдруг помчались к оккупантам со своим доносом. Это же невероятно.

Вы, Михалков, поняли, с кем с одной упряжке? Нет, он не понимает, а всё твердит: «Зачем? Зачем?». И поскольку не смеет упомянуть ни Геббельса, ни Бурденко, то боится обратить свой вопрос в другую сторону: «А могло ли это понадобилось немцам, и если да, то почему, и зачем?». Да ведь тогда всё становится ясно.

А. Верт писал: «Во-первых, что бы ни говорили немцы, техника этих массовых убийств была немецкой; гестаповцы применяли в своих массовых убийствах точно такую же технику во множестве других районов». Как ни страшно сказать, но национальный характер такая крепкая штуковина, что сказывается даже на «технике убийств». Посол Великобритании при польском правительстве в эмиграции О. О’Малли, допущенный в Катынь при эксгумации трупов немцами, 24 мая 1943 года докладывал в Лондон: «Тела убитых аккуратно выложены в ряды от 9 до 12 человек, один на другого, головами в противоположных направлениях». Ordnung! Евгений Антипов заметил в «Завтра»: «В России до сих пор и ядерные головки так аккуратно не складируют».

«Во-вторых, — писал Верт, — зачем было убивать поляков в 1940 году, когда Советский Союз жил в мирных условиях и истреблять польских офицеров не было никакой необходимости. Поляки были убиты немецкими пулями — факт, который, судя по его дневнику, сильно беспокоил Геббельса. Генерал Андерс (К радости Михалкова и Сухомлинова — В. Б.) приводил заявление одного свидетеля, утверждавшего, что Германия продала Прибалтийским странам много патронов с такими пулями и что русские захватили их там. Но немцы говорят, что русские расстреляли поляков в марте 1940 года, а Прибалтийские страны они заняли (К отчаянию Сухомлинова и Михалкова — В. Б.) только три месяца спустя.

Катынский лес был излюбленным местом отдыха жителей Смоленска и до июля 1941 года не был окружен проволокой. Нелепо думать, что населению разрешалось устраивать пикники на свежих массовых могилах». Можно добавить, что там находился дом отдыха НКВД и пионерский лагерь, который закрыли только в начале июля 1941 года.

Так вот, почему немцы хотели расстрелять поляков? Да потому что, хотя Польша первой из европейских стран ещё в 1934 году вскоре после прихода Гитлера к власти заключила с ним добрососедский договор, властитель и всё его окружение презирало и ненавидело поляков как нацию, что было закономерно для их расистской идеологии. Вот несколько высказываний Гитлера: «Польша всегда была на стороне наших врагов, всегда пользовалась любым случаем, чтобы навредить нам»… «Поляки — жалкая, ни к чему не способная, хвастливая банда, сброд, который ничуть не лучше, чем суданцы».

Зачем могли расстрелять? «Предмет спора вовсе не Данциг, — говорил Гитлер. — Речь идёт о расширении нашего жизненного пространства на востоке и об обеспечении нашего продовольственного снабжения. Нам осталось одно: напасть на Польшу при первой удобной возможности». И напали.

Что-нибудь подобное, Михалков, говорил, мог сказать хоть один из советских руководителей? Нет, это немыслимо. Кроме того, сколько поляков от Феликса Дзержинского и Вышинского, Ванды Василевской до Рокоссовского были на самом верху советского общества! А кого из поляков вы можете назвать на германском Олимпе?

Между прочим, Сталин принимал в Кремле Ванду Василевскую 20 раз — больше, чем любого советского писателя, включая А. Фадеева, многолетнего председателя правления Союза писателей, который был в кабинете вождя 15 раз.

Михалкову и его братьям по разуму не пришла в голову даже простейшая мысль: с какой стати немцы вдруг выступили в роли защитников и благодетелей презренных «суданцев», которых и до этого и после только истребляли? Ведь это то же самое, как если бы на Лейпцигском процессе Геринг вдруг выступил в защиту Георгия Димитрова.

В целях очищения для себя «жизненного пространства» немцы и уничтожили 6 миллионов «суданцев», как потом уничтожали и советских людей. И что им стоило к этим миллионам прибавить ещё десяток-другой тысяч «суданцев», схваченных под Смоленском, где они находились на строительных работах. Немцы этого «довеска» и не заметили. А в самой Смоленской области они уничтожили свыше 135 тысяч военнопленных и мирных жителей. И к этому страшному числу одних славян прибавить несколько тысяч других славян юберменшам ничего не стоило.

С началом Отечественной войны наши отношения с Польским правительством в Лондоне развивались весьма благоприятно. Уже 30 июля было заключено соглашение, по которому, во-первых, был признан утратившим силу советско-германский договор 1939 года о территориальных переменах в Польше; во-вторых, восстанавливались дипломатические отношения и обмен послами; в-третьих, стороны брали обязательство «оказывать друг другу всякого рода помощь и поддержку в войне против Германии»; в-четвертых, предусматривалось создание на территории СССР польской армии; в-пятых, объявлялась амнистия «всем польским гражданам, содержащимся в заключении в качестве военнопленных или на других основаниях».

Сталин принимает в Кремле и польского премьера Сикорского, и польского посла Ромера, и генерала Андерса, который будет командовать армией. В то же время Советское правительство предоставило полякам беспроцентный заём на 300 миллионов рублей и ещё 15 миллионов — в виде пособий офицерскому составу начавшей формироваться армии. В 20 городах СССР открываются представительства польского правительства для оказания помощи польским гражданам, открывается 589 благотворительных учреждений (столовых, детских домов, ясель и т. п.), и на это выделяется ещё 100 миллионов рублей. При содействии нашего МИДа начинает выходить газета «Польска» (Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. М., 1946. Т.1, с. 348–358). Естественно, что всё это шибко не нравилось Геббельсу, хотя кое-что он мог и не знать.

В результате событий сентября 1939 года и воссоединения народов Украины и Белоруссии, на территории Советского Союза оказалось 389.041 поляк. Было из кого формировать армию. И уже в феврале 1942 года она насчитывала 73.415 человек.

Но потом отношения испортились. Главным образом из-за того, что, будучи вооруженной и экипированной Советским правительством на советские средства, армия Андерса вопреки начальной договоренности, отказалась сражаться плечом к плечу с Красной Армией. Тогда ей было предложено маршировать в Персию. Это она и сделала в полном составе, прихватив 37.756 членов семей. Последние поляки бежали в страшные дни августа 1942 года, когда, обливаясь кровью, Красная Армия сказала в Сталинграде: «За Волгой для меня земли нет!». А для поляков нашлась земля в Персии.

Но позже была создана дивизия имени Костюшко. Из которой выросла Армия Людова. Обратите внимание — Костюшко… А ведь в 1794 году он был Главнокомандующим повстанческой армией, выступившей против России, взят в плен, полтора года сидел в Петропавловке. А Сталин согласился на его имя. Но Медведев не соглашается даже на имя Главнокомандующего армией, разгромившей фашизм. Что это? Типичная михалковщина.