Журнал Наш Современник №6 (2001)

Вот почему вопрос, вынесенный в название статьи, — не фамильярное озорство и не техническая проверка контакта — наиболее существенный из всех стоящих перед президентом. Это самый важный вопрос во все времена и для всех руководителей. Но в моменты выбора для лидера молодого он важен вдвойне.

Вот тут-то может пригодиться ситуационное чутье Путина, видимо, профессиональное, но и сродни актерскому. Его “протеизм”, позволивший никому не известному “господину Никто” в считанные месяцы превратиться в “президента надежд”. Грубо говоря, Путин не отягощен переживанием значимости собственной персоны. Мессионизмом личностным (как Горбачев и Ельцин) или мессионизмом проповедуемых идей (как Гайдар, Греф, Илларионов). Более того, как разведчик (и в немалой степени как мастер восточных единоборств), он — ч е л о в е к э т и к е т а. Внешние факторы, их смена, конъюнктура обостренно учитываются им и многое для него значат. Такой человек более других подготовлен для того, чтобы отслеживать и глубоко анализировать процессы, происходящие в стране и вокруг нее.

И последнее, прежде чем обратиться к основной теме. О проблемах. Не было бы проблем — не было бы нужды прислушиваться к ходу истории. Что он тому, у кого все благополучно? Шум времени, не более.

Известно: проблем у России множество. Но правительство больше других волнует одна. Модернизация экономики. В развитых странах каждые 3—5 лет происходит смена технологической базы. Россия живет советским технологическим наследием. Оно уже к концу советского периода не отличалось новизной. В 1989 году, по утверждению тогдашнего премьера Н. Рыжкова, 40 процентов основных производственных фондов были изношены (“Известия”. 9.06.1989). С тех пор фонды не обновлялись.

Сегодня “треть мощностей электростанций (около 70 млн кВт) и 40 процентов оборудования линий электропередачи, а также подстанций выработали свой ресурс” (“Завтра”, № 16, 2001). Напомню, речь об энергетике — на ней держится вся экономика, да и наш цивилизованный быт. Изношенность подвижного состава железнодорожного транспорта — 50 процентов. Тоже ключевая отрасль. И так по всем отраслям: нефтедобыча — суммарная выработанность разрабатываемых месторождений — 50 процентов (“Москва”, № 8, 1999). Износ основных фондов нефтеперерабатывающих заводов — 80 процентов. Сельское хозяйство — 50 процентов парка машин выработали свой ресурс, притом, что хозяйства обеспечены техникой только наполовину (“Деревня — это совесть России. Сборник материалов”. М., 2001). Чтобы не утомлять читателя дальнейшим перечислением цифр, каждая из которых бьет по нервам, отсылаю их за более подробными сведениями к обстоятельной статье Е. Старикова в нашем журнале (“Наш современник”, № 3, 2001).

Для поднятия одной лишь энергетики, по заявлению Чубайса, необходимо 70 млрд долларов инвестиций. МПС сообщает о недофинансировании на 4,5 млрд долларов ежегодно. Аграрники утверждают, что на восстановление села потребуется 700 млрд. Модернизация всей экономики оценивается от 2 до 2,5 триллиона долларов. При бюджете в 20 миллиардов.

Где взять деньги? Вопрос, который каждый день решает среднестатистическая семья, ставит Путина перед драматичным выбором. Конечно, можно (и необходимо!) укреплять финансовую дисциплину, бороться с бегством капиталов из страны. Но все это паллиативы, не способные решить проблему. В сущности у Путина — и страны — д в е в о з м о ж н о с т и: попытаться привлечь инвестиции из-за рубежа или национализировать сырьевые отрасли, приносящие львиную долю доходов. Либо “Запад поможет” — либо олигархам “придется делиться”. Третьего не дано.

Второй путь ведет к смертельной борьбе с теми, кто стоял если не за самим назначением Путина, то за выбором “семьи”. Первый сулит легкие деньги из-за рубежа. Г. Греф говорит о возможности привлечения 1 триллиона долларов иностранных инвестиций.

Очевидно, что Путин склоняется к первому варианту. Он добровольно взвалил на себя хлопотную обязанность ярмарочного зазывалы, не забывая во время многочисленных зарубежных турне выступать перед бизнесменами с лекциями об инвестиционной привлекательности России. А в самой стране на формирование “благоприятного инвестиционного климата” направлена и законотворческая деятельность, и оперативная работа органов правопорядка.

Путина нетрудно понять. К такому выбору подталкивают политические резоны (альтернативный — столкновение с олигархами — не обещает спокойной жизни). Немаловажен и психологический фактор. Путин работал в ГДР в канун объединения Германии. Он своими глазами видел, какое колоссальное воздействие оказывает западная финансово-экономическая мощь на народы и страны. Может возвысить, может и раздавить...

Просматривается и определенная линия поведения. Путин демонстративно отказывается от имперской составляющей советского наследия. “Россия будет проводить внешнюю политику, лишенную всякого великодержавного шовинизма”, — заверил он в нашумевшем интервью четырем газетам (“МК”. 22.03.2001). Столь же показательно отмежевание от коммунистической идеологии. Воспользовавшись вопросом газетчиков о значении визитов на Кубу, во Вьетнам и Северную Корею, Путин поспешил подчеркнуть: “...Может прийти в голову, что мы восстанавливаем прежнее качество этих отношений. Это абсолютно не так. Еще раз повторяю: прежние наши международные связи были предельно идеологизированы”.

Итак — ни имперских амбиций, ни идеологического мессионизма. Что же остается? Экономические интересы. Схема поведения, позаимствованная в той же Германии. Вспомним, именно на такой вот основе началось немецкое экономическое чудо. От претензий на господство пришлось отказаться, “преступную” идеологию — осудить. В обмен на показательное самоуничижение и самоограничение Западная Германия получила покровительство Америки, разрешение на возврат части золота рейха и “добро” на ускоренное экономическое развитие.

Эту схему взаимоотношений с Западом можно назвать: лояльность в обмен на помощь. Можно сказать и жестче: честь в обмен на желудок.

Западнический либеральный проект? Безусловно. Но либерально-государственный — в отличие от уже известного нам либерально-антигосударственного проекта Г. Явлинского и прочих “демократов”. Тот и другой предполагают вхождение в “цивилизованное сообщество”, но если “демократы” стремятся р а с т в о р и т ь в нем Россию при фактическом демонтаже государства, то Путин, по-видимому, хочет сохранить и даже усилить роль госструктур. В этом случае м о ж н о н а д е я т ь с я, что страна займет самостоятельное место в глобализующемся мире — разумеется, далеко не первое, но и не совсем уж унизительное для нее.

Подлинно державный проект левопатриотических сил даже не рассматривается в Кремле. Исключение его из числа обсуждаемых на государственном уровне — отчасти результат интриг кремлевского окружения Путина: показательно давление, оказанное на президента, когда он — в первый и последний раз — пожелал встретиться с А. Прохановым и В. Чикиным. С другой стороны, следует самокритично признать, что этот проект существует, скорее, в виде неких нравственных максим — благородных, бесспорных, внятных сердцу каждого патриота, однако слабо конкретизирован и проработан, прежде всего в экономической части. Не только кремлевские стратеги, но и простые люди (а ведь они и составляют социальную базу державного проекта) плохо информированы о нем. Если сегодня Путин предложит им схему: честь в обмен на желудок, да еще поманит картинками из жизни “бундесдойчей”, да еще зарплату хоть немного прибавит, оголодавшее за десятилетие реформ население, скорее всего, вполне осознанно выберет именно этот путь.

Точный расчет президента? Все зависит от двух условий: есть ли у Запада “свободные” деньги и захочет ли он вкладывать их в Россию.

РОССИЯ И ЗАПАД: “ОТ ТЮРЬМЫ ДА ОТ СУМЫ...”

Затурканное, затерроризированное демпропагандой массовое сознание россиян просыпается разве что в моменты острейших кризисов. В октябре 93-го мы кое-что узнали о “демократии” — в ельцинском исполнении. В августе 98-го нам объяснили азы экономики. Арест Павла Бородина в январе 2001-го — событие того же ряда. Кто бы ни стоял за ним, какое бы сплетение т а к т и ч е - с к и х интересов ни угадывалось на заднем плане. С т р а т е г и ч е с к и это ответ Запада на вопрос: что от него ждать России.