Газета День Литературы 164 (2010 4)

Откройте "Литературку" тридцатых: Сейфуллина, Лапин, Харцевин, Эйдельман, Вишневский, Артём Весёлый, Олеша, десятки других писателей коллективно и порознь, на разные лады требовали не допустить "проникновение классового врага в советскую художественную литературу". Мы должны не с осуждением, а с глубоким сочувствием относиться к нашим литературным предкам, которым выпало жить в страшную пору. Но если можно хотя бы отчасти понять В.Киршона, реанимировавшего в те годы якобинский клич "Раздавить гадину!", то как оправдать тех, кто воскресил этот братоубийственный девиз в 1993 году? Этих людей нельзя образно назвать "литературными робеспьерами" – кровь-то лилась настоящая… Почему всё-таки никто не требует от "первых учеников" демократии покаяния? Почему они сами не покаятся – "в совершенном отчаянии за спасение своё", как писал Достоевский.

Можно ли по крупному историческому счёту сравнить письма почвенников против "Нового мира", которые были актом литературной борьбы, с политическими требованиями судебных расправ, исходившими от "первых учеников" демократии? Уволенных новомирцев в 1970-м не только устраивали на другую работу, но существовало негласное правило: зарплата ни в коем случае не должна быть ниже! Между тем, в 90-х речь шла о настоящих репрессиях, тюрьмах, люстрации. Неужели "первые ученики" 93-го года всерьёз считают, что история не разберётся, какие времена были хуже, а какие подлей?

Кстати, случайно ли среди подписантов постыдного "Обращения к согражданам" был только один (!) бывший зэк? Не понимая законов "спускового крючка", приводящего в действие механизм репрессий, они бездумно кинулись по пути страдальцев 30-х годов, позабыв, что в первую очередь репрессиям подвергались сами подстрекатели, о чём свидетельствует и трагическая судьба Киршона. И ещё одно "кстати". Многие честные демократы были поражены расправной сутью "Обращения" и в печати начали появляться призывы отказаться от репрессивных антидемократических мер в отношении оппозиционных органов печати. И тут один из подписантов "Обращения" М.Чудакова на страницах "Литгазеты" дала, как было принято говорить в приснопамятные годы, гневную отповедь малодушным. Она писала: "Призыв открыть эти газеты сейчас, когда началось, надеюсь, выкорчёвывание корней советского устройства России, – это настоящее предательство демократии… неужели условием существования демократии в России является свобода рук для фашистов и коммунистов?" Ну что касается фашистов, если они подпадают под действие закона, тут всё ясно. А вот коммунисты… Что же это за демократия, которая не допускает существования оппозиции? Нет, что ни говори, а наши радикал-либералы, эти "первые ученики" из бывших "молчальников", в 90-е покрыли себя неувядаемым позором, намного перещеголяв предшественников. Ибо под лозунгами демократии пытались вернуть самые отвратительные времена.

А что касается Чудаковой, известной особым экстремизмом, то в очередной раз приходится удивляться тому, насколько научные познания человека могут расходиться с его жизненной позицией. Ведь не кто иной, а именно Булгаков с тоской вопрошал: "Будет ли преодолён интеллигентский радикализм?"

Прав, прав был великий Некрасов, написавший в своё время:

В каждой группе плутократов –

Русских, немцев ли, жидов –

Замечаю ренегатов

Из числа профессоров.

В статье "Какого роста был Маяковский?" Сарнов полемизировал с С.Селивановой, которая предостерегала: "Формула "Пусть всё печатается, а разбираться будем потом", на мой взгляд, довольно опасна. А что, если потом разобраться так и не сможем – будет поздно? Потому что, сами того не желая, мы… создадим новые мифы, антимифы". Сарнов с иронией отвечал: "Мысль эта прямо-таки ошарашивает. Почему, собственно, поздно? В самом деле, какой ужас! Чего доброго, преувеличим значение кого-нибудь из "воскресших" (Ахматовой, Зощенко, Платонова, Мандельштама, Набокова, Гумилёва, Клюева)…"

Однако в судьбоносных для литературы вопросах ирония – плохой советчик. Селиванова смотрела гораздо дальше полемически заряжённого Сарнова и имела в виду вовсе не ограничения на возврат великих имён. Речь шла о другом: что будет с современной русской литературой? Не помешают ли новые мифы равняться на планку, которая поднялась ещё выше после возвращения великих имён прошлого? И если формирование литературных вкусов пойдёт под диктовку новых мифов, отчего само понятие "изящная словесность" станет анахронизмом, то и впрямь – не будет ли поздно?

В то время уже появились "Поминки по советской литературе" с их орниентацией на "экзистенциальный опыт мирового искусства, на философско- антропологические открытия ХХ века, на адаптацию к ситуации свободного самовыражения и отказ от секулятивной публицистичности". Абсолютно бессмысленный в своей совокупности, этот многоумный набор признаков новой русской литературы настораживал. И предостережение Селивановой было весьма кстати.

Сегодня – по разделу истории литературы – можно констатировать, что критик Бенедикт Сарнов, увлёкшись политико-полемическими настроениями текущего момента, совершил непростительную профессиональную ошибку и прозевал переломный момент в развитии русской литературы. Права оказалась именно Селиванова, ушедшая из "Литгазеты" в знак протеста против погрома советской литературы, который устроили "прорабы перестройки".

Что мы получили, когда завершилось второе пришествие великих книг прошлого века? Один остроумный человек весьма метко заметил по этому поводу:

– Я-то думал, теперь, поле полноценных Ахматовой и Цветаевой мы увидим расцвет поэзии. А что получили? "Гарики"! Теперь вся наша литература, даже проза – сплошь "Гарики"!

А критики? Ни Сарнов, ни Н.Иванова, коли уж с них начат разговор, до своих огоньковских высот и близко не дотягивают, вынужденные копошиться в повседневной обзорно-рекламной текучке, дабы не прозевать чего с деловой точки зрения. Ещё в 1990 году А.Битов писал: "0чнулись мы в незнакомой стране. Пейзаж не тот, люди не те. Поколение с поколением напрочь незнакомы. Пропасть этого незнакомства непреодолима, если поколение само не расскажет о себе… И как заговорить этому поколению? Только с помощью своих писателей". И вот минуло двадцать лет. Много ли рассказали нам писатели о своём "Поколении некст", каким оно провозгласило себя на рекламе прохладительных напитков?

Можно цитировать ещё: "Навал литературных отбросов в подземных переходах метро, ужасные изделия злого гения халтуры… смрадная продукция, что так усиленно распространяется сейчас новоявленными сытиными… Ничто так не вредно, даже убийственно для культуры, как пошлость". Это ещё Нагибин. А после него положение только усугубилось. Какой катастрофой показалась бы нынешняя словесность Каверину, который обладал идеальным "литературным слухом". И как он, воспитанный в традициях "серебряного века", воспринял бы сообщение, что "российская премия Букера целиком переходит из рук пищевой компании крупнейшему производителю алкогольных напитков". Боже, как упал уровень эпохи!

В судьбе литературы отразилась судьба страны: золотой запас воскрешённых раритетов промотали так же бездарно, как банковские резервы. И в обоих случаях это закончилось крахом.