Русская жизнь. Квартирный вопрос (октябрь 2007)

* ГРАЖДАНСТВО *

Евгения Долгинова

Обремененные

Жилищный кодекс против круглой сироты

I.

Недавно в ее подъезде убили Вячеслава Ревзина, главного детского нарколога Петербурга, - забили металлическим прутом, и кровь стекала прямо под дверь Апполинарии на первом этаже. Она рассказывает об этом взволнованно, с каким-то уважительным придыханием - такое дело и в нашем доме, - а я думаю, что, может быть, эти лужи крови станут последним сильным потрясением, связанным с квартирой, в которой она родилась и прожила все четырнадцать лет своей не сказать чтобы очень праздничной жизни. Мало кому везет так, как девице Апполинарии: почти в одночасье, с разницей в несколько дней, она стала круглой сиротой и бомжом, и блестящие дали сиротства и бездомности засияли перед ней, домашним ребенком, практически одновременно. Это как раз тот случай, когда законность соблюдена, а священное право частной собственности находится на высоте небывалой, - Жилищный кодекс 2005 года идет по стране, поступь его легка и светла.

II.

Фабула этого дела довольно извилиста - я восстанавливаю ее по документам, по разговорам с адвокатом Дмитрием Фенко и Апполинарией. Больше спросить не у кого: так трагически совпало, что «все умерли» буквально за последние полтора года, все взрослые фигуранты этой истории ушли в мир иной, - а теперь оскомина у детей от отцовского винограда.

Было так: ленинградцы Александр Владимирович и Марина Николаевна Тансины состояли в браке с 1977 по 1989 год и воспитывали сына Максима 1980 года рождения. В 1985 году супруги Тансины вступили в жилищный кооператив, а в 1989 году развелись. Раздела имущества не было, договорились «по-людски» (но о чем именно договорились - уже не узнаешь). В 1991 году Марина Николаевна полностью выплатила пай за квартиру, а еще через год вышла замуж за немолодого гражданина ФРГ и вместе с Максимом уехала в город Кельн на постоянное место жительства.

В том же 1992-м гражданка Горбань Марина Федоровна, уроженка города Краснодара, родила Александру Владимировичу дочь Апполинарию (брак они оформили только в 2004 году), которая немедленно была прописана по месту жительства отца. И стали они жить-поживать в трехкомнатной квартире площадью 67 кв. метров на улице Коллонтай, являющейся частной собственностью Марины Николаевны Тансиной, и до последних лет в ус не дули относительно имущественных прав и всякой прочей бюрократии, - ведь отец и дочь были прописаны, а следовательно, надежно защищены. Правда, три года назад Марина-1 посетила Отечество и родной кров и сообщила Марине-2, что нужны деньги, квартиру собирается продавать, а взамен купит семейству комнату. Но Марина-2 не хотела в комнату, соглашалась только на однокомнатную квартиру. Тогда уже готовился, но еще не вступил в силу новый Жилищный кодекс, отделы опеки и попечительства зорко бдили за соблюдением жилищных прав несовершеннолетних, и предпринять что-либо против интересов ребенка было довольно-таки затруднительно.

В 2005 году вступает в действие новый Жилищный кодекс, а через год, в феврале 2006 умирает 46-летний Александр Владимирович (инфаркт). Встревоженная Марина Федоровна обращается в Невский районный суд с иском о «признании права на долю собственности». В заявлении она указывает, что паевые взносы выплачивались супругами совместно, раздела имущества не было, и просит признать половину квартиры наследством покойного супруга, а другую половину - долей Марины Николаевны. Суд отказал - и за давностью срока, и за неубедительностью аргументов, - дело осталось в подвешенном состоянии. В том же 2006 в Кельне внезапно умирает Марина Николаевна. В сентябре 2007 года на улицу Коллонтай приходит поверенный и сообщает, что квартира продана и скоро в нее вселятся новые собственники. Шок, ужас, растерянность. Продавцом выступил наследник Марины Николаевны - ее сын Максим, 27 лет, программист, житель города Кельна, единокровный брат девицы Апполинарии и единоличный владелец квартиры.

Марине Федоровне, уже смертельно больной, оставалось жить несколько дней. Что она успела перед смертью? Позвонить, прокричать, найти каких-то очень дальних знакомых… 13 сентября адвокат Дмитрий Фенко получил от нее доверенность на ведение дела о приостановлении выселения, а 14 сентября она скончалась в больнице.

14- летняя Полина осталась без мамы и без дома.

Выгнать ее пока не выгнали, новые квартировладельцы цивилизованные люди и все делают по закону. Они пришли - молодая пара, вежливые, покрасили дверь в салатовый цвет и заперли две комнаты из трех. На прощание уведомили Апполинарию, чтобы не вздумала продавать шкафы и холодильник, квартира куплена вместе с мебелью. («Ага, щас!» - подумала Апполинария.) Спрашиваю: «Что за шкафы - „Стенли“ какой-нибудь?» - «Нет, ну откуда. Самые обыкновенные, дешевые шкафы. Просто они так сказали».

III.

Она хорошенькая, смуглая и очень маленькая - наверное, роста в ней меньше полутора метров, но и неумело-вульгарный макияж, и ярко-желтые ногти, и что-то такое серебристое и розовое только подчеркивают ее детскость и нежность, - такая маленькая, такая взрослая. Смотришь и не веришь, что это девочка два года стоически ухаживала за матерью-инвалидом (и, судя по всему, женщиной поведения не пуританского), вела хозяйство, мыла-готовила-убирала-считала копейки, при этом - не бросила школу. Мне нравится, как отважно она защищает образ покойных родителей (а образ этот сильно отдает, увы, мармеладовщиной), где-то приукрашивает, а где-то умалчивает. Ей важно, чтобы мы верили: ее любили, она любила, у них была хорошая («нормальная», повторяет она) семья.

Осторожно спрашиваю: «Папа выпивал?» - «Нет. Ну как все - по праздникам, немножко…» Мама работала продавщицей, кладовщиком в «Блиндональдсе», папа - грузчиком, а также «швеей», шил на машинке (швейные навыки понятно откуда: «2000 год - осужден», сообщает один из домовых документов, - но Полина об этом не скажет ни слова). Два года назад случилось несчастье, мама за городом собирала грибы, наткнулась в лесу на такую железяку, ну, не лечила, запустила, случилось нагноение, потом в больнице заразили чем-то - в итоге гангрена и ампутация выше колена. Вот как-то так и жили, Полина ее в коляске возила, потом мама встала на костыли. Пенсия была три тысячи, и за потерю кормильца тоже что-то платили. А в этом году мама простудилась. «Летом она лежала в Александровской больнице, думали - пневмония, ну и лечили от пневмонии. А потом ее оттуда выгнали за нарушение режима». Я задумываюсь, легко ли нарушать режим 45-летней одноногой женщине и какого рода это должны быть нарушения. «Она ко мне приходила, надо было возвращаться в восемь вечера, а она в девять вернулась, ну ее и выгнали», - объясняет Полина с чистыми глазами. Пневмония оказалась острым туберкулезом, - и Марина Федоровна сгорела буквально за две недели.

Двадцать тысяч рублей на похороны прислала бабушка из Краснодара. Сама приехать не смогла: 83 года, дорога ей не по силам.

Что у Полины осталось в этом мире, кто остался? Родной дедушка («по национальности нивх», - уточняет Полина), у него квартира двухкомнатная, вся левая сторона у дедушки парализована, но он «поженился с какой-то теткой», и та прибрала квартиру к рукам. Есть пятидесятилетняя тетя, мамина двоюродная сестра, у нее больные ноги, поэтому она работает консьержкой. Она дает Полине деньги - примерно тысячу рублей на неделю, но оформить попечительство не может, ей не по силам, здоровье не позволяет. Есть сосед, который хотел бы оформить попечительство, но ему отказали - не женат, и бог весть какой у него в этом деле личный интерес. Есть отдел опеки и попечительства, который немедленно собрался отправить Полину в социальный приют «Ребенок в опасности» (это хороший приют), но она отказалась, понимая только, что квартиру покидать нельзя, что это и будет добровольным выселением. И еще есть те люди, состоятельные дальние знакомые, они и прислали, прослышав о беде, хорошего адвоката Фенко. Который сейчас, неожиданно для себя, оказался перед громадной ответственностью - от его юридических действий зависит, ни больше ни меньше, - судьба Полины.