Коро-коро Сделано в Хиппонии

А друг мой Коваленин вроде тоже пьет — а как будто и не пьет. Сидит, как сыч, со своим сотовым телефоном в обнимку и трезвонит по каким-то «делам». Спрашиваю: что, мол, за дела? Отвечает: координирую людей насчет прощального ужина. Типа, чтобы знали, куда приходить. И вид у него при этом такой важный, будто он спутник запускает или Ирак бомбит.

Боря на него поглядел и мне шепчет: мол, налей другу-то, пусть тоже расслабится. Какое там! Друг тут же вскочил и убежал на улицу — дескать, в помещении не слышно, сигнал не проходит.

— Эх, — вздохнула Ирина. — Карма у вас разная…

Карма кармой, но потом все равно напоили. Расслабили.

В такси Вадька рассказывает, как Гребенщиков «достал» меня еще до приезда. Ирина смеется, Борис странно улыбается, щурясь в окно.

— А ты представляешь, Митя, как он достал меня? Со мной-то он — двадцать четыре часа в сутки…

Находясь в метре от этого человека, я физически ощущаю, будто внутри у него — какой-то трудный процесс. Плотины дают электричество, а домны плавят чугун. Это давило бы на психику, кабы не грело. Так и чувствуешь — там, внутри, давление неизмеримо выше. Не оттого ли это постоянное стремление успокаиваться чуть не в каждом храме на пути?

— Знаешь, Борь… Все, что ты говоришь о буддизме, о дзэне… Это, конечно, здорово и интересно, но для многих типа меня куда ценнее просто твой русский язык. Может, даже больше, чем твоя музыка. То, как у тебя нарастают друг на дружке слова…

— Так это и есть дзэн. Не думай о языке специально — он и родится сам.

Приехали.

Осталось научиться правильно не думать, думаю я. Здравствуй, Белая Обезьяна…

— Значит, по-твоему, попытки как-то осознанно оттачивать технику писательства, всякие там разборы полетов, совместные анализы текстов, обсужденья в «Лито» — смысла вообще не имеют?

— Ну конечно! Зачем, например, Окуджаве «Лито»?

Мы бредем по дорожке очередного храма. Белесый гравий упруго хрумкает под ногами, будто сибирский снег. Я вспоминаю, как вчера нам вроде бы удалось поймать БГ за язык.

Спор начался сурово:

— Борис, что происходит с искусством?

— Как я понимаю, ничего, — последовал грустный ответ. Дальнейшие попытки заглянуть в будущее, вкупе с подоспевшим сакэ, разбередили мысль мэтра до введения понятия «нового ренессанса». Которого, видимо, следует ожидать. Хотя, может, и напрасно.

Наскоро, привычными жестами клеймим постмодернизм и переходим к прениям.

Вадьку интересовало, о чем еще можно писать, меня — каким еще способом. Борис по-дзэнски пытался глядеть на проблему сверху, подливая всем сам. И наконец открыл рот. Однако неразрешимый спор о форме и содержании, подогретый до двадцати пяти градусов, запутал речь выступающего настолько, что она (речь) стала противоречить сама себе, и педантичный даже под мухой Вадька не выдержал:

— Боря, но ведь ты сам пять минут назад говорил: «главное — ЧТО, а не КАК»!..

Какое-то время Борис сидел между нами, как между упитыми в хлам инем и янем, и вроде бы думал, что же на это ответить. Да так ничего и не сказал. И только теперь, ступая по гравию храма, как будто решил продолжить вчерашнюю тему:

— А меня в последнее время уже не волнует, ЧТО или КАК. Больше всего меня сейчас интересует вопрос «ЗАЧЕМ?». И пока у меня не получается на него ответить. Вот — зачем мы все это пишем?

— Для удовольствия.

— Нет. Для себя самого писать — только все портить. По-настоящему получается только когда не пытаешься повернуть Карму на самого себя…

— Эффект «недостроенного моста»?

— Ну, мост-то и достроить можно… неважно. Лишь бы оставался хотя бы один кирпич, который каждый мог бы вынуть и вставить что-то свое. Так что чем для большего числа людей пишешь, тем лучше выходит. Вот только — зачем?

— Н-ну, как… Реализовать свой детородный инстинкт… На следующем уровне, то есть…

— Но зачем?

— Хм…

— Неужели, если б меня не было, если б я ничего не насочинял — что-то в мире было бы по-другому?

Токио, 9-10 марта

Токийские наши ребята оказались чистое золото. Невольно думаешь — неужели надо специально тащить в Японию Гребенщикова, чтобы здешние русские перезнакомились по-человечески? Поскольку организовывалось все по Интернету, многих из этих людей мы раньше и в глаза не видали. А как сработало: отели селили, рестораны кормили, залы впускали, зрители зрили — и все без малейшего напряга с нашей стороны. Спасибо всем!

И настал Последний Вечер, и собрались все братья-сестры на сябу-сябу с Гребенщиковым.

Сябу-сябу — это такое «моментальное барбекю». Или, точнее, «варбекю». Очень рекомендуем.

Первые несколько тостов Борис всех искренне благодарил. Отдельный тост был посвящен Вадиму Каневскому. Ему даже позвонили по сотовому, и Боря поговорил с ним лично. Каневский был грустен, светел и трезв. Потом последовали два или три тоста подряд за Нару — лишний раз мы убедились, насколько правильно было, что первым делом показали именно ее.

Борис доставал из специального чемодана компакты и дарил присутствующим. Всем хватило, даже один лишний остался. «Снежный лев».

— У кого еще нет «Снежного льва»? — спрашивает Боря. Все молчат, у всех есть. Что делать? Ерунда какая-то… И тут Борю осенило. — А подарю-ка я «Снежного Льва» японскому императору!

Тут, конечно, все взревели радостно. Даже неловко стало — как это мы сразу про императора-то не вспомнили… А Боря уже расчистил место на столе, взял карандашик и пишет императору письмо. На английском языке.

О, это было Письмо! После таких писем еще долго хочется отдавать честь пролетающим на юг журавлям и кланяться каждой сигающей в пруд лягушке. Правда, текст Борис обнародовать не велел — много личного.

— Лучше всего передать это письмо через посла России в Японии, — сказала сестренка Утако, которая студенткой писала диплом по русскому року, а сегодня водила нас по выставке фирмы «Shiseido». — Чтоб, значит, он сам и вручил.

— Нет-нет, — разволновался Борис. — Не надо никаких послов. Разве простой почтой не дойдет? Какой у него домашний адрес?

Ресторан сябу-сябу на Гиндзе, Токио. БГ пишет письмо японскому Императору. Март 1999 г.

— Адрес простой: Императорский Дворец, Императору… Но, боюсь, тогда оно просто застрянет у секретарей — и Его Величество ничего не получит.

И всем стало за императора обидно.

— А! Вспомнила! — проняло вдруг японскую сестренку. — У меня же двоюродный дядя работал с братом друга отца принцессы Масако!

— Тоже вариант… — задумчиво говорит Борис.

— А можно еще через науку, — рассуждает Митька. — Университетские круги, культура всякая… В общем, Боря, ты не волнуйся, разберемся сами.

— Угу, — кротко соглашается Боря. — Только на японский сначала переведите.

На том и порешили.

«Your Majesty!..» Письмо японскому Императору.

Насчет самого большого скопления русских в японской истории — чистая правда. Так нам сказали люди из посольства, а они шутить не любят. Большие театры, большие цирки и разные немелкие ростроповичи, которыми респектабельный японо-российский шоу-бизнес десятки лет мостил дорожку прямиком до кармана тутошнего зрителя, как ни забавно, никогда столько русских не собирают.