Поэзия Ф И Тютчева

Конечно, Тютчев не рисовал таких грандиозных картин мировой жизни в целом ходе ее развития, какую мы находим у Гете, например, в стихотворении: "Vertheilet euch durch alle Regionen..." {7}. Но и сам Гете не захватывал, быть может, так глубоко, как наш поэт, _темный корень_ мирового бытия, не чувствовал так сильно и не сознавал так ясно ту _таинственную основу всякой жизни_,- природной и человеческой,- основу, на которойзиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества. Здесь Тютчев действительно является вполне своеобразным и если не единственным, то, наверное, самым сильным во всей поэтической литературе. В этом пункте - ключ ко всей его поэзии, источник ее содержательности и оригинальной прелести.

"Олимпиец" Гете обнимал своим орлиным взглядом величие и красоту живой вселенной. Он знал, конечно, что этот светлый, дневной мир не есть первоначальное, что под ним скрыто совсем другое и страшное, но он не хотел останавливаться на этой мысли, чтобы не смущать своего олимпийского спокойствия. Но при таком одностороннем взгляде смысл вселенной не может быть раскрыт во всей своей глубине и полноте. Наш поэт одинаково чуток к обеим сторонам действительности; он никогда не забывает, что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь "злато

112

тканый покров", расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания:

На мир таинственный духов,

Над этой бездной безымянной

Покров наброшен златотканый

Высокой волею богов.

День - сей блистательный покров

День - земнородных оживленье,

Души болящей исцеленье.

Друг человеков и богов!

Но меркнет день, настала ночь,

Пришла - и с мира рокового

Ткань благодатную покрова,

Собрав, отбрасывает прочь.

И _бездна_ нам обнажена,

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ей и нами:

Вот отчего нам ночь страшна {8}.

"День" и "ночь", конечно, только видимые символы двух сторон вселенной, которые могут быть обозначены и без метафор. Хотя поэт называет здесь темную основу мироздания "бездной _безымянной_", но ему сказалось и собственное ее имя, когда он прислушивался к напевам ночной бури:

О чем ты воешь, ветр ночной,

О чем так сетуешь безумно?

Что значит странный голос твой,

То глухо-жалобный, то шумный?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке,

И роешь и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки.

О, _страшных_ песен сих не пой

Про _древний хаос_, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди

И с _беспредельным_ жаждет слиться.

О, бурь уснувших не буди:

Под ними хаос шевелится!.. {9}

V

_Хаос_, т. е. отрицательная беспредельность, зияющая бездна всякого безумия и безобразия, демонические порывы, восстающие против всего положительного и должного - вот глубочайшая сущность мировой души и основа всего мироздания. Космический процесс вводит эту хаотическую стихию в пределы всеобщего строя, подчиняет ее разумным

113

законам, постепенно воплощая в ней идеальное содержание бытия, давая этой дикой жизни смысл и красоту. Но и введенный в пределы всемирного строя, хаос дает о себе знать мятежными движениями и порывами. Это присутствие хаотического, иррационального начала в глубине бытия сообщает различным явлениям природы ту свободу и силу, без которых не было бы и самой жизни и красоты. Жизнь и красота в природе - это борьба и торжество света над тьмою, но этим необходимо предполагается, что тьма есть действительная сила. И для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно, чтобы светлое начало овладело ею, подчинило ее себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не упраздняя ее свободу и противоборство. Так безбрежное море в своем бурном волнении _прекрасно_*, как проявление и образ мятежной жизни, гигантского порыва стихийных сил, введенных, однако, в незыблемые пределы, не могущих расторгнуть общей связи мироздания и нарушить его строя, а только наполняющих его движением, блеском и громом:

Как хорошо ты, о, море ночное,

Здесь лучезарно, там сизо-черно!

В лунном сиянии, словно живое,

Ходит и дышит и блещет оно.

На бесконечном, на вольном просторе

Блеск и движение, грохот и гром...

Тусклым сияньем облитое море,

Как хорошо ты в безлюдьи ночном!

Зыбь ты великая, зыбь ты морская!

Чей это праздник так празднуешь ты?

Волны несутся, гремя и сверкая,

Чуткие звезды глядят с высоты {10}.

Хаос, т. е. само безобразие, есть необходимый фон всякой земной красоты, и эстетическое значение таких явлений, как бурное море или ночная гроза, зависит именно от того, что "под ними хаос шевелится". В изображении всех этих явлений природы, где яснее чувствуется ее темная основа, Тютчев не имеет себе равных.

Не остывшая от зною,

Ночь июльская блистала,

И над тусклою землею

Небо полное грозою

От зарниц все трепетало.

Словно тяжкие ресницы, ________________ * По Канту, оно не прекрасно, а возвышенно (erhaben), но это одна из тех ненужных distinctiones more scholasticorum (Схоластических различий (лат.).- Ред.), к каким великий философ имел чрезмерную слабость.

114

Разверзалися порою.

И сквозь беглые зарницы

Чьи-то грозные зеницы

Загорались над землею {11}.

Этот поразительный образ гениально заканчивается поэтом в другом стихотворении:

...............................

Одни зарницы огневые,

Воспламеняясь чередой,

Как _демоны глухонемые,

Ведут беседу меж собой_,

Как по условленному знаку

Вдруг неба вспыхнет полоса,

И быстро выступят из мраку

Поля и дальние леса.

И вот опять все потемнело,

Все стихло в чуткой темноте,

Как бы _таинственное дело_

Решалось там на высоте... {12}

VI

Частные явления суть знаки общей сущности. Поэт умеет читать эти знаки и понимать их смысл. "Таинственное дело", заговор "глухонемых демонов" - вот начало и основа всей мировой истории. Положительное, светлое начало космоса сдерживает эту темную бездну и постепенно преодолевает ее. В последнем, высшем произведении мирового процесса - человеке - внешний свет природы становится внутренним светом сознания и разума,- идеальное начало вступает здесь в новое, более глубокое и тесное сочетание с земною душою; но соответственно этому глубже раскрывается в душе человека и противоположное демоническое начало хаоса. Ту темную основу мироздания, которую он чувствует и видит во внешней природе под "златотканым покровом" космоса, он находит и в своем собственном сознании,

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает _наследье роковое_ {13}.

Главное проявление душевной жизни человека, открывающее ее смысл, есть любовь, и тут опять наш поэт сильнее и яснее других отмечает ту самую демоническую и хаотическую основу, к которой он был чуток в явлениях внешней природы. Этому вовсе не противоречит прозрачный

115

одухотворенный характер тютчевской поэзии. Напротив, чем светлее и духовнее поэтическое создание, тем глубже и полнее, значит, было прочувствовано и пережито то темное, не-духовное, что требует просветления и одухотворения. Жизнь души, сосредоточенная в любви, есть по основе своей злая жизнь, смущающая мир прекрасной природы:

Что это, друг? Иль злая жизнь не даром,

Та жизнь - увы! - что в нас тогда текла,

Та злая жизнь с ее мятежным жаром

Через порог заветный перешла? {14}

Эта злая и горькая жизнь любви убивает и губит:

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей {15}.