Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Получается, что масштабы ВПК и появление колбасы, масла, сыра в свободной продаже на всем пространстве огромной России оказывались связанными проблемами. Если не сокращать госрас- ходов на оборонный заказ, то невозможно будет получить от экономики должную отдачу для потребителя. А если сокращать, то непонятно, как быть с миллионами людей, задействованных в работе на ВПК.

Более того, работники ВПК в процессе реформ, к сожалению, должны были испытать не только трудности, связанные с физическим выживанием без привычного государственного финансирования, но и серьезные моральные страдания. Многие из тружеников «оборонки» были высококлассными специалистами в своей области. Многие гордились тем, что работают в самой важной (как нам объясняли в советское время) отрасли экономики. Многие ощущали превосходство еще и от того, что годами получали зарплаты более высокие, чем работники, делавшие колбасу, масло и сыр. Теперь же всё вдруг сместилось. «Пищевка» оказалась востребована рынком, тогда как «оборонка» перестала получать поддержку. В «пищевке» люди стали неплохо зарабатывать, тогда как «оборонщикам» пришлось увольняться или подрабатывать где-то на стороне.

Более того, проблема усугублялась еще и тем, что далеко не все могли уволиться или подработать, даже если готовы были сменить профиль своей деятельности. Многие предприятия ВПК в целях секретности советская власть размещала в малых городах Сибири и на Крайнем Севере. Жизнь там в рыночных условиях становилась особенно дорогой, поскольку своих продуктов не имелось. А самое главное — не было иной работы, потому что эти городки в целом формировались вокруг одного-двух военных

производств. Уволиться с предприятия там можно было, но найти иной вариант выживания — крайне тяжело. И столь же тяжело перебраться на жительство в крупные города, поскольку в гибнущих военно-промышленных городках не продашь квартиру и, значит, не соберешь денег на переезд, на покупку недвижимости по новому месту работы.

Особенно тяжело было вынести бремя перемен тем, кто достиг уже солидного возраста к началу 1990-х. Если в молодости нетрудно сменить характер своей деятельности и получить иное образование, то в 40—50 лет и, тем более, непосредственно накануне выхода на пенсию таких возможностей практически нет. Работники ВПК не были виноваты в том, что попали в столь сложное положение. Но не попасть в него они, увы, не могли.

Необходимость частичного сворачивания ВПК не зависела от характера и темпа проведения реформ. Быстрее или медленнее они шли, делали ли их Гайдар, Черномырдин или Примаков — в любом случае «на выходе» доля ВПК в экономике должна была оказаться существенно меньшей, чем «на входе» (в 1991 г.). При Гайдаре закупки вооружений пришлось сократить сразу в восемь раз, поскольку последнее советское правительство оставило страну без всяких резервов с разваливающейся экономикой и с деньгами, не обеспеченными товарами. Но даже если бы это сокращение можно было растянуть на несколько лет, а не делать единовременно, всё равно в ВПК к концу 1990-х гг. оказалось бы множество недовольных людей, потерявших работу, доходы и статус.

Кто-то из них в итоге обустроился, а кто-то так и остался к концу 1990-х в бедственном положении. Кто-то принял в целом необходимость рыночных преобразований, а кто-то тосковал по советской власти. Но в любом случае у этих людей остался тяжелый осадок от процесса перемен. С демократизацией и рынком они начали связывать все свои потери.

Андрей Нечаев - министр экономики России с февраля 1992 по март 1993 г.:

«Апозакуп камситуация былатакая.Замом по вооружен июу Шапошникова был генерал-полковник Миронов, ныне покойный.

Я еще был на птичьих правах: мы же все были назначены в Россию, а я пришел и сел в союзный Госплан и там, собственно, рулил, не имея на это никаких реальных и юридических прав. Я провел совещание по закупкам вооружений, на котором мироновские генералы заявили: "Нам нужно 45 млрд рублей. Это минимальная программа закупки вооружений на 1992 год". А мне мои агенты донесли, что на самый худой конец они согласятся и на 25 млрд. Но и это для тогдашнего бюджета было непосильно. Я говорю: "А у меня есть пять. Вот мы посчитали, что у нас есть. У нас есть 5 млрд рублей, и это все". Дискуссии не получилось. Потому что, когда один говорит 45, а другой 40,тогда есть некий административный торг. Но когда один говорит 45, а другой 5, то совещание очень быстро заканчивается. Там было человек 20 генералов, и они все вышли. Мы остались вдвоем: я и Миронов. Я его провожаю из кабинета, а он меня покровительственно хлопает по плечу и говорит: "Я думаю, мы с вами еще встретимся, молодой человек. Я уверен, вы перемените свое мнение". <...> Я, естественно, к Гайдару: "Такая ситуация, ты просто имей в виду - они наверняка пойдут к Ельцину". Он переговорил с президентом. Через два дня звонит Миронов и говорит: "Андрей Алексеевич, дайте 9 млрд, мы все решим". "Извините, только 5". В итоге дали 7,5 все-таки».

(Авен П., Кох А. Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук. М.: Альпина Паблишер, 2013. С. 151-152)

Андрей Нечаев:

«Кардинально была сокращена закупка танков - буквально до нескольких штук. И это было вполне оправданно. Во-первых, мы выводили танки из Германии. Во-вторых, на нескольких заводах, например, "Омсктрансмаше", и без того существовали просто "залежи" этих танков. В сущности, это была трагедия для Омского завода. И когда я через некоторое время приехал в Омск, то увидел, что директор завода просто отказывается поверить в столь резкий поворот событий. Он не мог осознать, что продукция его предприятия в прежних объемах просто

не требуется стране. Упорно не хотел перестраиваться, не соглашался идти ни на какую конверсию. Он все ждал, что мы снова начнем закупать танки. Ведь сколько лет закупали - и теперь вдруг не будут? Помню, разговор с ним складывался очень тяжело. В какой-то момент он сказал: "Давайте сделаем перерыв, я отвезу Вас на полигон. Сами увидите, какие мы делаем танки". Танки действительно производили внушительное впечатление. Но тут он опрометчиво провез меня чуть дальше на место, где хранились уже выпущенные и вывезенные из ГДР танки. Это было величественное и одновременно трагическое зрелище. Гигантская просека в тайге, и, сколько хватает взгляда, видишь уходящие вдаль аккуратные ряды слегка припорошенных снегом танков. Их было тысячи. После этого я просто взорвался. Даже повысил голос, что со мной случается крайне редко. "У Вас здесь танков на несколько десятков лет, а Вы требуете денег, чтобы делать еще. И это когда стране не хватает бюджетных средств на самое необходимое. Да Вас под суд нужно отдать за вредительство", - жестко выговаривал я бедолаге директору».

(Нечаев А. Россия на переломе.

Откровенные записки первого министра экономики.

М.: Русь-Олимп, Астрель, 2010. С. 151-152)

Евгений Ясин - министр экономики России с ноября 1994 по март 1997 г.:

«В 1996 г. накануне президентских выборов я в составе делегации Б.Н. Ельцина посетил Омский танковый завод. Огромные цеха стояли пустые, в них слонялись отдельные люди. Руководство спрашивало: что им делать? Я как министр экономики не мог дать им ответа. За городом мне показали огромный космический комплекс, где не производились запуски ракет и вообще едва теплилась жизнь. В Челябинске на совещании руководителей оборонных предприятий меня спрашивали, что делать с испытательными полигонами, которые очень дорого содержать и которые наверняка понадобятся в будущем. Я попросил сидящих в зале "красных директоров" продолжать то, что они до сих пор делали, и поблагодарил за сохранность ценных сооружений. Но денег не дал - их не было.

Зато на машиностроительном заводе в Кургане работа кипела, там производили самые современные боевые машины пехоты для арабских заказчиков. Наша армия таких БМП не имела никогда. Станкостроительное объединение им. Я.М. Свердлова в Санкт-Петербурге было одним из самых продвинутых предприятий в России в производстве самых современных станков, имея приличную долю на западных рынках с высокотехнологичной продукцией. Эти достижения пропали, предприятие не могло использовать экспортные кредиты и проиграло в конкуренции. Кроме того, многие смежники прекратили производство высококачественных материалов и комплектующих. Это несколько примеров из личного опыта, позволяющих более живо представить себе, какие драмы разыгрывались тогда в нашей экономике, что собой в реальности представляла пассивная фаза структурной перестройки».