Анализ чеченского кризиса

Поэтому – нет средств – из пятисот страниц книги «Другое небо», выпущенной в 1998 году, я сегодня перепечатываю только восемьдесят страниц – «Анализ чеченского кризиса».

Первые 18 параграфов «Анализа» были сброшюрованы уже в начале 96-го и розданы, по их просьбе, некоторым депутатам Госдумы, в марте 1996-го я послал эти же первые 18 параграфов президенту Ельцину, получил ответ из канцелярии: «Ваше обращение к президенту передано для изучения в аналитический центр при администрации президента». Свое послание президенту я снабдил небольшим письмом, которое привожу без изменений в этой книжке.

Дагестанцам сегодня, думаю, не очень хочется вспоминать свою позицию 91-99 годов по Чечне. Мне приходилось все эти годы воевать одному – и против идеи суверенитета Дагестана и против героизации чеченских уголовников-освободителей. Чем же кончилось дело? Расскажу историю. Один из моих хороших знакомых Али Магомедов, лакец, был ярым сторонником чеченцев. Наши начинавшиеся на улице дискуссии не раз заканчивались у меня на квартире. В последние два года он как-то пропал из виду. Во время Дагестанской войны с чеченцами моя жена пошла в военный комиссариат Махачкалы, чтобы выразить свое возмущение пассивностью пропагандистской машины российских военных, не дающей ответа на обвинение в том, почему же заранее, до нападения чеченцев, не была укреплена Дагестано-Чеченская граница. У комиссариата она встретила Али. Он оказывается уже несколько дней просится на фронт: «Не доверяют… я говорю им: я артиллерист, разрешите мне хоть вдали от линии фронта помогать армии, разрешите хоть подносить снаряды…».

Прозрел…

Почему границу не укрепляли российскими войсками? Я отвечу. Потому что вы, дагестанцы, гордились победой чеченцев в 1996 году, потому что ваши деятели: братья Хачилаевы, Гаджи Махачев, Деньга Халидов, Магомед-Расул Магомедов, Али Алиев, Фатхулла Джамалов, Адалло Алиев, Мамайхан Агаларов грозили России Второй Кавказской войной, устраивали митинги с записью добровольцев в чеченскую поработительную армию, требовали открытой границы с «братским чеченским народом». Не укрепляли границу, потому что не доверяли дагестанцам. А не доверяли потому, что дагестанцы позволили чеченцам взять на территории Дагестана, в Хасавюрте, в заложники российских солдат, потому что Магомедали Магомедов не поддержал ввода войск в Чечню в 1994 году и, ссылаясь на мнение народа, препятствовал вводу российских войск в Чечню с территории Дагестана.

Я неспроста привел отзыв Юлии Рахаевой. Кажущиеся нелепыми и не относящимися к делу слова «Вы, наверное, считаете себя самым смелым?» очень даже относятся к делу. И объясняют сопротивление мне Магомедали Магомедова, Салиха Гусаева, Хизри Шихсаидова, Ильяса Умаханова, фракции «Демократический выбор России», фракции «Яблоко», журналов «Новый мир» и «Знамя», Александра Паникина, «Новой газеты», канала НТВ – вся эта публика стремится не допустить выхода нового человека на идеологическое поле. Ведь трущимся у кормила власти надо укреплять «в народе» мнение, что это они «самые смелые», самые умные. А выйди этот новый, окажется, что они далеко не самые смелые, далеко не самые умные и уж совсем не самые честные.

Корыстная заинтересованность людей власти в личном статусе, а не в общественном благе мешает обществу свободно дышать. Власть (особенно власть в Дагестане) работает не на общество, а на себя. Народ считает дагестанскую власть коррумпированной. Работа следственной группы В.И.Колесникова в Дагестане доказывает основательность народного мнения: людьми, назначенными председателем Госсовета Дагестана Магомедали Магомедовым и председателем правительства Дагестана Хизри Шихсаидовым, разворовывались не только бюджетные средства, но и природные ресурсы Дагестана.

Чеченскими террористами, вторгшимися в Дагестан, ставка делалась на тихую ненависть народа к своей нынешней власти. В период войны народ Дагестана оказался между волком и собакой. Волк изуверствовал, косил всех подряд, лишал людей духовной свободы, не оставлял обществу видов на будущее. С волком вроде бы справились.

Но вот с собакой коррупции, с собакой тотального обкрадывания народа властью, справляться еще не начинали, это война будет куда труднее первой.

Почему я пишу «вроде бы справились»? Потому что с волком справимся окончательно, когда окончательно справимся с собакой.

Жить именно в Дагестане было необходимым условием понимания ситуации. Необходимым, ибо дагестанцы по образу жизни, образу мыслей, системе ценностей всего ближе к чеченцам. Я живу в зоне действия теологии насилия, я взаимодействую с носителями этой теологии и населением, подверженным действию чеченского примера. «Живя в большом центре, в Москве, нельзя знать истинного положения страны. Нужно жить в провинции, в близком соприкосновении с повседневной жизнью, с ее нуждами и бедствиями, с голодающими – взрослыми и детьми[...], чтобы узнать правду о теперешних переживаниях» (П.А. Кропоткин в письме 1920 года Ленину. Цитирую по послесловию В.А. Твардовской в книге П.А.Кропоткина «Записки революционера», Москва, Мысль, 1990, стр. 480).

Потому я, наверное, так нетерпим к недобросовестным авторам «точек зрения», берущимся решать задачу, не зная даже близко ее условий.

Ответ г-же Ю. Рахаевой: мой анализ, если был верен в 95-м, уже устареть не может: истина, как вино, от времени не стареет, а крепнет.

3 октября 1999 года

Предисловие к «Анализу чеченского кризиса» издания 2001 года

В чеченском конфликте я считаю чеченцев, Чечню неправой стороной. Я указываю на повсемирную ошибку демократов: поддержку национально-освободительных движений (я доказываю, что они неизбежно национально-поработитель­ные), национально-освободительной морали, разрушающей понятие человека и единство человеческого рода. На «смертельную опасность Чечни, чеченизма, чеченской морали и чеченского целеполагания для всего человечества».

Чечня не одномерная и не локальная проблема, это проблема системная, всемирная.

Сегодня я вспоминаю свой разговор с И.Р. Шафаревичем в 1977 году: в ответ на мою программу преодоления коммунизма свободой слова он заметил, что в этом случае диктатура компартии сменится диктатурой редакторов газет и телевидения. Его прогноз оказался верен. Правда, это не возражение против свободы слова: ведь диктатура редакторов не есть свобода слова. Это констатация необходимости трат энергии на обеспечение свободы слова. Он указал на фундаментальный пример с пол-потовской Камбоджей. Первые сообщения журналистов о массовых расстрелах пол-потовцами мирного населения Камбоджи просто не пропускались в печать: ни в печать стран коммунистического блока, ни в западную печать. Западные средства информации считали, что того, о чем свидетельствуют журналисты, не может быть. А если может быть, то об этом не следует писать: это помешает разрядке и обострит противостояние двух систем. Пол Поту пришлось истребить почти половину населения Камбоджи, чтобы заставить свободную печать Запада написать о происходящем. Мировое общественное мнение не сразу поверило: «мы же видим наших западных коммунистов, наших левых, Сартра, Маркузе, – нет, коммунисты такого сделать не могут».

В 1919 году на 7-м Съезде Советов Ленин зачитал письмо, подписанное 70 европейскими интеллектуалами, включая Анатоля Франса, в котором опровергались сообщения западных газет о зверствах большевиков. Анатоли франсы писали, что такого не может быть: ведь большевики за свободу, за трудовой народ, за равноправие.

Это закон природы: недалекие гуманисты, нежелающие вникать в подробности (сиречь в условия задачи), неизбежно оказываются пособниками организаторов массовых убийств. Не избежали этого закона и наши, и не наши недалекие демократы – они оказались пособниками организаторов этнических чисток. Но главная ошибка российских, американских и европейских демократов была не в неверном понимании происходящего в Чечне. Главная ошибка была не содержательной, а процедурной – а потому не ошибкой, а моральным преступле­нием: демократы препятствовали ознакомлению мирового сообщества с иной, нежели у записных демократов, точкой зрения на происходящее в Чечне. Борцы за свободу слова обернулись злейшими врагами свободы слова и пособниками террористов. Механизм разрушения свободы слова был очень прост – деньги. Ведь российская (а пока и всякая иная) демократия финансируется Западом. А Запад финансирует только свою точку зрения.