К барьеру!_N 10 28 ИЮЛЯ 2009 г.

Поскольку я по своему богатому жизненному опыту немножко знаю устройство бункера и подводной лодки, то могу очень ответственно сообщить, что даже простое нахождение в них, без особого экстрима, совершенно не способствует литературному творчеству.

Ну, а если бункер засыпан, то электричество в нем исчезает либо сразу, либо, в лучшем случае, через пару суток. А в темноте особенно не попишешь. Что касается отсека в легшей навечно на морское дно подводной лодки, то там даже при наличии аварийного освещения темнота наступит самое большее через несколько часов.

Я уже не говорю о душевном состоянии героя в условиях полной безысходности, что также не способствует излиянию своих жизненных впечатлений в письменном виде.

Поэтому спешу успокоить тебя, мой любезный читатель. Данные строки в приключениях обычного человека в необычных обстоятельствах выводятся моим пером не в засыпанном бункере, не в затопленной подводной лодке и даже не в тюремной камере, а в обычной квартире.

— Здравствуй, соотечественник, — женским компьютерным голосом произнесла камуфлированная фигура.

— Здорово, землячка, — в тон ей ответствовал я.

Очевидно «безрукавка-камуфляж» ожидала несколько другой реакции. Наступила натянутая пауза. Я со спокойным любопытством ждал продолжения.

Впрочем, брюнетка быстро нашла выход. Она начала вдумчиво перелистывать мой паспорт, блокнот и другие бумаги. Затем раскрыла ноутбук и зашуршала клавиатурой.

Мое молчание и рассеянное разглядывание пола, стен и потолка выглядели все более и более иронически. И кавалерист-девица наконец не выдержала:

— Интересный вы тип, Владимир Константинович Олонтаев.

— Каждый человек чем-то по-своему интересен, — флегматично ответствовал я. — Кстати, почтенная, вы не могли бы назвать свое благородное имя. Мне его тоже интересно узнать

Фигура, ненадолго задумавшись, произнесла:

— Наталья Раскин.

В этот момент расслабленность сыграла со мной неприятную шутку. Услышав её имя, я машинально вполголоса произнес: «Наташа — три рубля и наша».

Спустя мгновение я с удивлением обнаружил некоторое изменение в окружающей обстановке. Вместо стула я сидел на полу и потирал горевшую от удара левую щеку. Тут память с некоторой задержкой преподнесла мне треск полученной оплеухи, и я с удивлением понял, что легким движением руки милая дама за долю секунды перенесла меня со стула на пол. Было даже не больно, а обидно. Меня с ростом метр восемьдесят семь и весом в 93 кг какая-то девка смахнула со стула, будто бумажку веником.

— Это что, милая, сокрушительный феминистский удар сексизму и мужскому шовинизму? — тусклым голосом поинтересовался я.

Вместо ответа меня плавным рывком, словно мешок с картошкой, вновь водрузили на стул. Впрочем, уселся я на него ненадолго. Внезапно, как пелось в одной советской детской песенке: «Подо мной земля качнулась, с боку на бок перевернулась. Покрутилась, повертелась и на небе очутилась».

Спустя какое-то время я обнаружил себя прислоненным спиной к колесу одного из грузовиков со скованными пластиковыми наручниками руками. Слава Богу, что скованы они были спереди, а не за спиной.

Тут я понял, что перед этим, к своему стыду, словно дореволюционная институтка, «девушка бледная со взором горящим» грохнулся в банальный обморок.

Ну что тут поделаешь! Хоть мне и не сто лет, но сороковник он и есть сороковник. «За полчаса заранее пришел я на собрание, но не из-за старания, ведь я не молодой, зато сижу я с Лешей, он хоть и нехороший, но пахнет от Алеши сиреневой водой».

Сиреневой водой вокруг не пахло, совсем наоборот. Но, впрочем, чего тут без толку обличать — длительная лагерная жизнь пахнет отнюдь не дезодорантами.

Ладно. Но обморок это все же. Что значит, кроме проблем среднего возраста, так же и испытанное за эти дни богатство впечатлений и ощущений.

Впрочем, предавался я этим житейско-философским размышлениям недолго. С боку нарисовался мясистый мужик с СКС китайской сборки в руках и физиономией «Санчо с ранчо». И понял, что в одиночестве даже в наручниках меня на свежем воздухе решили не оставлять. И это, значит, мой персональный охранник.

М-да: «Смотри, Серега, нас здесь уважают. Гляди-подвозят. Гляди-сажают. Подымет утром не петух, прокукарекав. Сержант разбудит, как человека».

К. КОЛОНТАЕВ

НЕБЕСНЫЙ СУД

ОН проснулся от какого-то противного тревожного предчувствия. Посторонних при такой огромной личной охране в двухсот- метровой спальне не могло быть. Однако, в разлившемся голубоватом свете ночников ОН вдруг с удивлением рассмотрел две расплывчатые белоснежные фигуры с крыльями за спиной.

— Подымайся, голубок, пора!

— Вы кто? И куда это пора? Убирайтесь, пока телохранители крылья вам не пообламывали!

— Да что его слушать?

ОН получил внушительный удар по голове, и собственное «Я» испарилось из ЕГО сознания. Очнулся от состояния свободного полёта. ОН летел среди клубящихся белоснежных облаков, но привычного авиационного кресла под собой не чувствовал. «Чушь какая-то», — только и успел подумать ОН, как полёт внезапно окончился.

ОН осмотрелся. Вокруг клубились те же белоснежные облака и звучала тихая, успокаивающая, почти эротическая музыка.

— Встань, раб божий! — прогремел из молочного «ничего» громоподобный внушительный голос. — Ты находишься на седьмом небе на суде небесном!

ОН неторопливо, как и подобается руководителю такого ранга, поднялся на ноги, заметив, что под НИМ вся та же молочная пустота, а перед НИМ на возвышении в окружении крылатых Серафимов и Херувимов на кресле-облаке сидит сам Всемогущий. Сзади чинно расселись каждый на отдельном облачке ангелы: верховный Мететрон, шестикрылый Рафаил, Михаил с весами правосудия в руке. А вокруг тихонько ворковали ангелы наблюдения и наказания…

— Раб божий! Должен тебя предупредить, что никаких оправданий мы не выслушиваем, так как сведения наши достоверны и никем и ничем опровергнуты быть не могут. Мы давно отказались от всяких многостатейных кодексов и караем теперь в зависимости от тяжести преступлений содеянных: смерть «аскера», кастрация или особое наказание. Мететрон, зачитай обвинительное заключение!

— Сей обвиняемый за период нахождения у власти и, управляя народом своим, эту власть ему доверивший, грешен многократно.

— Давай поконкретнее и по пунктам. Недосуг нам. Сегодня много работы предстоит. Надо и с его помощниками верными разобраться.

— Получив власть, окружил себя «своими в доску» — это такое у них выражение бытует. Не только дозволил оным бесчинствовать, а и самолично принимал участие в сомнительных деяниях. Уличён в финансовых махинациях и жульничестве с недвижимостью. Оказывал помощь зарубежным богачам, за что получал взятки. На земле оной великое зверство чинят террористы, ежедневно убивают и калечат чад наших. И почему-то безнаказанно. Не дорожит завоеваниями народа своего. Проститутки, наркоманы, изгоняемые из одних мест, чувствуют полную свободу и вытворяют, что хотят, в других местах. Цены на самые необходимые продукты, товары и бытовые услуги растут на глазах. Бедных и неимущих с каждым днём становится всё больше. Правление его оказалось никчемным.

— Слова прошу! — Он схватился с невидимого кресла. — Я всё объясню!..

— Подсудимым слова не даём. Не в наших правилах. Однако невиданного ещё досель такого грешника можем послушать. Но коротко.

— Это не я! Это всё они!

— Сядь! Итоги твоих предыдущих многочисленных планов дают нам повод усомниться в твоём состоянии изменить жизнь твоего народа. Всё изучив, воздаём тебе по твоим заслугам. В определении наказания мы учитываем особую тяжесть содеянного, а также многочисленные недовольства народа твоего, высказываемого в каждодневных молитвах, нам приносимых.