Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции

Ученые давно подметили, что взрослые собаки зачастую до глубокой старости похожи на волчьих щенят: у многих висят уши, они по-щенячьи тявкают, а не воют, они вертлявы, игривы, доверчивы и дружелюбны. Взрослый волк ведет себя куда строже и не допускает фамильярности, а собака, с его точки зрения, — какое-то пустое, несолидное создание. Феномен отступления в детство удалось продемонстрировать в опытах по одомашниванию пушных зверей, которые проводились в Сибирском отделении Академии наук под руководством Д.К. Беляева. Усиленный отбор лис стали проводить не на качество меха, а на дружелюбие и уживчивость. Прошло немного времени, и животные изменились буквально на глазах. Они сделались ласковыми, послушными и доверчивыми, а повзрослев, сохранили все эти качества в полной мере. Многие даже научились лаять по-собачьи. Самое интересное то, что они, как и собаки, стали приобретать разную окраску, а у многих сдвинулись сроки размножения. Это может означать только одно: в популяции лис резко усилилась изменчивость.

Начало новым линиям животных или растений дает не господствующий тип, не представитель мейнстрима, а неспециализированный предок, маргинал, прозябающий на обочине эволюции. Если генетическая однородность популяции слишком высока и с маргиналами дело обстоит туго, природа нередко прибегает к удивительным ухищрениям вроде своеобразного отступления в детство (по принципу «шаг назад — два шага вперед»), чтобы, временно отступив, сделать новый рывок. Косная, устоявшаяся форма теряет ресурс пластичности, а чтобы его восстановить, приходится время от времени заниматься такой вот эквилибристикой. Этот феномен погружения в детство, растягивания ювенильной стадии был назван неотенией (от греч. neos — «незрелый, юный» и teino — «растягиваю, удлиняю»).

Похоже, что эволюция всех вообще высших приматов и человека в особенности проходила под знаком своеобразной неотении. Прежде чем начать одомашнивать животных, человек должен был, так сказать, «одомашнить» себя самого. Ведь что в первую очередь отличает Homo sapiens от всех прочих приматов? Да то же самое: детская любознательность, уживчивость и общительность, сохраняющиеся на протяжении всей жизни. Детское стремление к игре тоже сопровождает нас до глубокой старости. Выдающийся голландский историк, философ и культуролог Йохан Хейзинга (1872–1945) был совершенно прав, когда назвал свою увлекательную книгу «Homo ludens» — человек играющий. Религиозная обрядность, фольклор, танец, музыка, поэтическое творчество (да и вообще искусство) выросли, в конечном счете, из различных форм игрового поведения. Из игры рождаются ирония и юмор. В мире животных иронии нет, животные всегда глубоко серьезны.

Отступление в детство не могло не отразиться и на физическом облике человека. Укороченное лицо, выпуклый лоб, маленький нос, круглые глаза и небольшие челюсти — это бесспорные ювенильные признаки (от лат. juvenilis — «юный»), общие для детенышей всех млекопитающих. Поэтому многие животные без особого труда узнают детенышей не только своего вида, но и чужаков, и если в их врожденной программе имеется жесткий запрет на причинение вреда несовершеннолетним, такое табу нередко переносится и на детенышей других видов. Занятый своими серьезными делами взрослый пес будет терпеливо сносить назойливые приставания не только резвящегося щенка, но и ребенка — врожденная биологическая программа не оставляет ему выбора.

У нас с вами некоторый набор ювенильных признаков сохраняется до конца жизни. Давным-давно подмечено, что человек гораздо больше похож не на взрослую обезьяну, а на ее детеныша. Это и «детские» челюсти, и выпуклый лоб, и даже тип оволосения, хотя, казалось бы, характер распределения волос на теле не имеет у обезьян и людей ничего общего. Однако если мы сравним волосяной покров человека и семимесячного плода шимпанзе, то не увидим ровным счетом никакой разницы. Даже наш фундаментальный, сугубо человеческий признак — прямое бедро — обнаруживается у молодых гиббонов и шимпанзе. Не забудем, что и полноценное овладение речью возможно только в раннем детстве, на протяжении некоторого критического периода. Если время упущено, человек уже не заговорит никогда.

А теперь рассмотрим еще одну версию безоговорочной капитуляции неандертальского человека. Некоторые ученые полагают, что причиной эволюционного провала неандертальцев стала их слишком ранняя «взрослость». Тому имеются даже отдельные косвенные подтверждения: например, известно, что дети палеоантропов взрослели куда быстрее по сравнению с детьми Homo sapiens. Отказавшись от растянутого детства человека разумного, они получили сиюминутный тактический выигрыш, но проиграли в долгосрочной гонке к вершинам эволюции. Недоверчивость и инстинктивная настороженность сыграли с ними злую шутку. Слишком рано утратив пластичность, они стали больше полагаться на себя и могли отныне выживать только небольшими группами, поскольку образование сложных социальных структур требует совсем иных качеств — общительности, умения и желания учиться, уживчивости и открытости. Преждевременная взрослость и высокая специализация загнали неандертальца в эволюционный тупик, и маргинал Homo sapiens без труда победил своего незадачливого собрата. Поэтому мы с полным правом можем сегодня сказать: маргинальность, маргинальность и еще раз маргинальность — вот что вывело нас в люди.

Настала пора разобраться с прародиной человека разумного. Из каких глубин вынырнули бравые кроманьонцы? Где находился их «интернат»? Мы знаем, что в Европу представители Homo sapiens явились во всеоружии передовых технических достижений и, следовательно, никак не могли произойти от местных неандертальцев. Антрополог Я.Я. Рогинский, как мы помним, помещал прародину кроманьонцев в Переднюю Азию. В соответствии с его теорией широкого моноцентризма, первые люди современного типа увидели свет на землях Ближнего Востока, Северной Африки и Восточного Средиземноморья.

Однако современные достижения генетики и молекулярной биологии вкупе с новыми археологическими открытиями не оставили от этой изящной теории камня на камне. Сначала из числа возможных предков человека разумного пришлось исключить неандертальца. Анализ митохондриальной ДНК показал, что общих с палеоантропами генов у нас практически нет, и расхождение этих линий произошло еще в те времена, когда на планете безраздельно хозяйничал Homo erectus. Разумеется, ученые на этом не успокоились. Митохондриальный метод приспособили не только к анализу ископаемых останков неандертальцев и сапиенсов, но и применили для изучения генетических последовательностей современных людей, принадлежащих к различным расам. Наиболее вариабельной оказалась митохондриальная ДНК некоторых этнических групп африканского континента, что говорит о ее глубочайшей древности. Праматерь всего современного человечества, так называемая «митохондриальная Ева», жила, по всей видимости, где-то в Восточной или Северо-Восточной Африке примерно 200 тысяч лет назад. Спустя несколько десятков тысячелетий начался великий исход ранних африканских сапиенсов. Около 100 тысяч лет назад сравнительно небольшая популяция людей современного типа, пройдя по узкому перешейку между Красным и Средиземным морями, заселила Ближний Восток, а затем постепенно разлилась по необозримым просторам Евразии, изрядно потеснив тамошних палеоантропов. Таким образом, мы с вами являемся прямыми потомками этих отчаянных доисторических землепроходцев.

Пожалуй, имеет смысл более подробно остановиться на методе анализа митохондриальной ДНК, так как именно этот подход позволил ученым вычислить возраст Homo sapiens и реконструировать основные пути миграции наших далеких предков. Как известно, половину генов мы получаем от матери и половину — от отца. У наших родителей были свои отец и мать. Понятно, что хромосомные наборы причудливо тасуются в длинном ряду поколений. С помощью несложной формулы мы даже можем рассчитать их количество за любое заданное число поколений. Ядерная ДНК (а хромосомы располагаются внутри клеточного ядра) отличается высокой изменчивостью и вряд ли сможет пригодиться в качестве «молекулярных часов».