Руина, Мазепа, Мазепинцы

допросе показаний, дела конюшего Мазепина, Фомы Городецкого, и

писаря Шептаковской волости, Пекалицкого. Первый, по своей

обязанности, ездил с возами и лошадьми в разных местах, а во время

следования Мазепы со шведами из-за Десны к Ромнам явился к

своему господину в его имении в Бахмаче, где Мазепа

останавливался на день или на два. Там гетман отдал его в услужение

шведскому генералу Крейцу и конюший Мазепы был у последнего до

великого поста, а тогда ушел от него и был доставлен русскими в

Лебедин. Другой шептаковский писарь Пекалицкий, Пархом, показывал, что Мазепин управитель в Шептаковской волости, Быст-

рицкий, уезжая по поручению Мазепы в шведский стан известить, что гетман сам намерен туда прибыть, приказал своим челядникам

разглашать по Шептаковской волости, что он, Быстрицкий, попался

в плен к шведам. Пархом, услышавши такую весть и считая ее за

747

правду, поспешил в Батурин, где, как он слышал, находилась жена

Быстрицкого. Она сказала ему, что действительно муж ее в плену

у шведов, а Мазепа в Борзне, но что шведы уже вступили в Шеп-

таки. По этой вести Пекалицкий поспешил назад в свои Шептаки, но на дороге встречает его Быстрицкий и приказывает ехать вместе

с собою в Батурин. В Батурине Быстрицкий отдал его под караул, приказавши поместить в избе вместе с мазепиными певчими. На

другой день явился в Батурин сам гетман Мазепа. Он переночевал

в Батурине одну только ночь и на другой день утром уехал к

шведам. Когда русские подступили к Батурину, Пекалицкий нашел

возможность ускользнуть из Батурина вместе с какими-то другими

лицами в село Городище, за милю от Батурина, но потом в селе

Обмочеве мужики схватили его и отвезли к Мазепе, а Мазепа

передал его Быстрицкому. До праздника Рождества Христова

Пекалицкий находился при Мазепиных возах, а потом, улучивши удобный

случай, убежал и не без труда достиг царского войска.

Крупными событиями, в ряду отпадений от Мазепы

приставших к нему козацких старшин, были побеги из шведского стана

миргородского полковника Апостола, компанейского Кгалагана и

генерального хоружего Ивана Сулимы. Двое первых пришли в

царский стан не по собственному побуждению, а были подосланы

самим гетманом Мазепою, по крайней мере с большею вероятностью

можно это сказать о первом. Мазепа соображал, что счастье уже не

везет шведам, как прежде, а главное, видел ясно, что малороссияне

не пристают к шведам, не верят, чтоб они являлись к ним в их край

для освобождения от московского ига, и, напротив, повсюду

встречают пришельцев как неприятелей: поэтому Мазепа пытался

помириться с царем и обещать ему загладить свою измену важною

услугою - передать шведского короля во власть русского царя. Такое

поручение велел Мазепа передать царю. Отправляя тайно

миргородского полковника, он сообщил ему о том только словесно: письменных сношений не решался начинать Мазепа в этом роде, не будучи

уверен, что может вести их безопасно для своей особы. Есть

известие, что и прибывший в царский стан другой полковник из мазе-

пинцев, Игнат Кгалаган, имел такое же поручение от Мазепы.

Коварная затея Мазепы не удалась, хотя царь Петр благосклонно, если

и не совсем доверчиво, отнесся к этому. Сам Мазепа испортил себе

дело. Не дождавшись за месяц ответа на свое секретное

предложение и не зная, как примут его, он продолжал начатые сношения во

вред царю Петру и в пользу его противников, .они открылись - и

были опубликованы русским государем. Царь Петр имел тогда

более, чем прежде, поводов не доверять ни в чем тому, что исходило

от Мазепы; узнал это Мазепа; да и со стороны шведской за ним

такой быт надзор, что трудно было ему, и без того всегда крайне

осторожному и трусливому, отважиться на слишком опасное дело, 748

притом же он решительно терял последнее здоровье и явно

опускался к могиле. Так попытка примириться с Петром, ценою выдачи

Петру нового своего союзника и протектора, не состоялась, а лица, принявшие на себя звание посредников в этом щекотливом деле, Апостол и Кгалаган, увидевши к себе чрезвычайную милость Петра, стали искренно и полезно служить ему против Карла и Мазепы, не

заботясь более об устройстве примирения царя с отпавшим

гетманом. О третьем лице из старшин, перешедшем тогда из мазепин-

ского стана в царский, о генеральном хоружем Иване Федоровиче

Сулиме, мы не знаем ничего, кроме того, что он был принят царем

ласково, сообразно объявленной прежде амнистии всем, кто явится

в определенный срок с повинною.

Шведский историк Нордберг, передавши известие об уходе

миргородского полковника, говорит еще о каком-то полковнике, ушедшем от Мазепы, прибавляя, что гетман никак не ожидал этого, будучи особенно уверен в преданности к себе этого полковника. О ком

здесь идет речь - неизвестно: разуметь ли нужно кого-нибудь из

двух, о которых мы говорили, или тут говорится о ком-то ином, -

мы того решить не можем по нашим источникам. Был, однако, в то

время еще один полковник, но не из тех, которые перешли за

Мазепою в шведский стан, а из тех, которые оставались на своих

урядах, и о верности которого происходило долго сомнение, это -

полковник полтавский Левенец. В ноябре 1708 года, когда измена

старого гетмана стала совершенно ясно известна царю и его

приближенным государственным сановникам, канцлер Головкин писал

к Левенцу приглашение прибыть в Глухов для выбора нового

гетмана, вместо изменившего Мазепы. Левенец от 10 ноября отвечал

канцлеру, что он послал созывать всех сотников своего гюлка, и

когда они съедутся, он вместе с ними немедленно отправится по

назначению. При этом Левенец извещал, что к нему привозил

запорожец письмо от Мазепы, которое он, не читая, тогда же

препровождал к канцлеру. Но тут начались разные заявления о

неискренности полтавского полковника. Вдова Кочубея, казненного при

Мазепе за донос на последнего, которую канцлер Головкин звал с

семейством в Глухов для получения царских милостей, отвечала, что на пути своем встретила препятствие от полковника полтавского

и его полковых старшин, которых всех с своим полковником

обвиняла в измене царю. Затем, 30 ноября 1703 г. ахтырский полковник

Осипов, приобревший царскую милость во время процесса над

Кочубеем и Искрою, извещал письмом Головкина, что в Полтаве

заметны признаки шатости; полковник собирал полковых старшин и

советовался с ними, следует ли ехать к царю в Глухов, и когда

старшины сказали, что ехать следует, полковник, напротив, отнесся к этому неохотно и произнес: кто к нам скорее - тот нам и пан.

В Полтаве, по словам Осипова, находились тогда Мазепины и Ор-

749

ликовы приятели; полтавским полковым писарем был родной брат

судьи генерального Чуйкевича. и он всему был там голова, а зять

Левенца, Иван Герцик, с двадцатью козаками зимою убежал из

Полтавы в Ромны к Мазепе. В апреле 1700 года Меншиков, не

уверенный в преданности престолу полтавского полковника, вытребовал его с женою и детьми в Харьков. Левенец отдал детей своих в

харьковские словесные школы, и дети эти служили как бы залогом

верности их родителя.

Миргородский полковник Апостол после своего возвращения

в царский стан старался загладить свое преступление против царя

и ревностно действовал к ущербу шведов и мазепинцев, отличаясь

во многих битвах против них. В одной из таких битв он взял в

плен одного из своих зятьев, сына прилуцкого полковника Гор-

ленка, и вместе с ним генерального асаула гетмана Мазепы, Гамалею. Препроводив их обоих в русский стан, Апостол

ходатайствовал за них и, по его ходатайству, они не были отправлены