Полдень, XXI век (декабрь 2011)

Риджини схватил его зубами за загривок, легонько потянул кожу, успокаивая, потом подал лист бумаги.

– Вот смотри. Тут совсем немного. Поймешь хоть что-нибудь – уже хорошо.

Бумага и чернила были изготовлены здесь же, в Бухте Двух Лун. Для первой использовались болотные травы, для вторых – пахучая жидкость риготля. У семьи этот запах вызывал отвращение, но людям он нравился, и они с удовольствием делали рисунки, росчерки или писали тонкими тростинками «волшебные знаки, дарующие здоровье и удачу» и увозили домой собственноручно изготовленные сувениры.

Ристини старательно прочел:

– «Дорогая Мадлен! Прости, всё было зря. Ничего не получается. Их острые лисьи мордочки смотрят на меня… ( и смеются? Непонятно). Они не менее лживы, чем чиновники, которые ими… ( не понимаю слова). Мне некуда бежать. Нет… Куда бы я мог позвать тебя. Лучше… убить меня… ( бедняга даже не мог написать правильно, в таком был смятении). Прощай, не плачь. Так лучше. Стивен»… Странно, – протянул он. – Никогда не думал, что люди пишут на бумаге иначе как для развлечения. У них же есть планшетки.

– Может быть, написанное на бумаге обладает священной силой, и убитый знал, что убийцы не посмеют тронуть письмо? – предположил Риджини.

– Может быть, – Ристини сощурил глаза. – Я, правда, никогда не встречал упоминаний об этом, но земляне не рассказывают нам о своих верованиях и вряд ли будут упоминать в текстах, которые создают для себя, общепринятые ритуалы.

– Ладно, возьмем как рабочую гипотезу, тем более что записку действительно не уничтожили. «Мадлен» – это, скорее всего, имя близкой ему женщины. Родственницы или возлюбленной. Ты же знаешь, что союзы соития у людей необыкновенно сильны и долговечны.

Ристини кивнул с важным видом.

– «Всё было зря», очевидно, значит, что он зря скрывался, его всё равно нашли. Если он пишет «прости», значит, она скорее всего возлюбленная. «Ничего не получается» – это о том же: он пытался сбежать, но не получилось. «Их острые лисьи мордочки смотрят на меня» – а вот это очень странно. Неужели его убил кто-то из наших? Не хочется верить, но, как говорили классики: «Если отбросить все невозможные объяснения, оставшееся будет истиной, сколь бы невероятным оно ни казалось». Но мы подождем отбрасывать другие объяснения – может быть, они окажутся не слишком невероятными. «Они не менее лживы, чем чиновники, которые ими…» Хм! Если там и были наши, то в сговоре с людьми. Какая-то из семей? Что ж, это возможно. Землянам есть что нам предложить… «Мне некуда бежать» – это понятно, они прошли за ним даже за занавес. «Нет… Куда бы я мог позвать тебя». Ясно, он хотел бы жить с ней вместе, но не хочет подвергать опасности ни свою, ни ее семью, а основать свой дом он, понятное дело, не мог, если за ним гнались. «Лучше… убить меня…» – похоже, он знал что-то важное, настолько важное, что его враги предпочли его убить. «Прощай, не плачь. Так лучше». Ага! Он просит не оплакивать его, а отомстить. Странно, что он не обращается с этой просьбой к родственникам, но… это же люди, не надо забывать. Да, дорогой кузен, похоже, мы серьезно влипли. Заговор семьи и людей, страшная тайна, за которую убивают, и все это на нашем курорте! Проклятье. Нам придется быть очень осторожными.

Ристини в знак понимания и поддержки лизнул его в левую щеку.

До утра они успели прибраться в хижине. Рамини подтвердил то, что Риджини уже и так знал: выстрелили в упор, все следы уничтожили. Так тщательно, что ему не удалось обнаружить вообще ничего. Если убийцы и были из семей, то без людей и их технологий здесь явно не обошлось.

Труп решили оставить в пещерах. Там прежде хоронили членов семьи: холодный воздух и чистый песок препятствовали гниению. Позже, когда люди научили выращивать съедобные растения и объяснили важность обогащения почвы перегноем, родился новый обряд – умерших родственников расчленяли и закапывали в разных частях огорода или зарывали труп целиком под большим и полезным деревом. Поэтому пещеры больше не посещались, и это было идеальное место для хранения нежелательных улик.

Рамини и Реджини увезли труп на лодке. Риджини отправился домой. Он долго взбирался на путеводное дерево, наконец достиг толстого длинного сука, вытянутого в нужном направлении, пробежал по нему до самого конца и спрыгнул. Воздух ударил в кожаные перепонки под мышками, они раскрылись, и Риджини, плавно снижая высоту, полетел над сине-зеленым морем деревьев, незаметно переходящим в сине-зеленые волны настоящего моря. Внизу блеснула река, Риджини изменил направление полета и вскоре увидел в чаще небольшую поляну, а на ней – бетонную коробку с красной черепичной крышей, стандартный дом для небогатых колонистов. Люди охотно продавали такие местным жителям, а те охотно покупали – жить там было гораздо удобнее, чем в пещерах и на ветвях деревьев. Дом был окружен аккуратными прямоугольниками грядок. Урожай уже поспевал – третий за этот сезон. Скоро всем понадобится впрячься в работу, а значит, и Риджини следовало поторопиться.

Он начал спускаться по снижающейся спирали, приземлился на крышу и сквозь люк скользнул в главную комнату. Здесь было людно и шумно. Кто-то из детей принес ему ужин – картофельное пюре с кусочками алего и триондо. Риджини забрал дымящуюся миску, поблагодарил и отправился искать Рирари. Тот, пристроившись на повешенной на стену лиане, тоже ужинал и рассказывал малышам сказку о Ротри-ловкаче, их предке. Риджини подождал, когда Рирари освободится. Тому, видно, тоже не терпелось порасспросить племянника о том, что тот нашел в хижине, но внимание малышей было священно, и он не мог торопиться. Наконец сказка завершилась перечислением родословной, Рирари отпустил слушателей традиционным прощанием: «А теперь найдите себе другое занятие, на радость семье», – и повернулся к Риджини.

– Ну, что скажешь?

Риджини рассказал, к каким выводам пришел, и спросил:

– Что ты знаешь об этом человеке? Он показывал тебе документы, когда вселялся?

– Да, конечно. Его звали Стивен Садальски, и он работал менеджером в департаменте внешней торговли и гуманитарной помощи.

– Они все менеджеры, – проворчал Риджини. – Что бы это ни значило. Но если благодаря этому человеку у нас есть новый дом, и этот картофель, и семена для посева, то он прожил хорошую жизнь.

– Будем надеяться, – вздохнул Рирари. – Он мне нравился, был вежливым, никогда не требовал многого. Правда, он спрашивал, нельзя ли познакомиться с нашей семьей, но у кого из людей не бывает капризов? Как мы узнаем, кто его убил?

– Это мое дело, и я его сделаю, – ответил Риджини с наигранной уверенностью. – А ты пока что должен скрыть, что Стивен мертв. Пусть в его хижину продолжают носить еду, и пусть не забывают выбрасывать мусор. Если другие постояльцы будут интересоваться, почему он не выходит, вели сказать, что он решил писать роман, у людей это считается достаточным поводом для уединения. И попроси наблюдать за той парой – они, скорее всего, ни при чем, но мы не должны ничего упускать.

– Хорошо, так и сделаем, – ответил Рирари.

Риджини еще походил по комнате, попытался вступить в пару разговоров, но ни на чем не мог сосредоточиться – мысли о покойнике и о связанных с ним проблемах одолевали его. Вернулась Реджини и захотела помочь ему расслабиться, но он был рассеян и небрежно отвечал на ее ласки, хоть и понимал, что это невежливо. Тогда Реджини позвала свою мать Рилири – опытную любовницу, но и та не смогла возбудить Риджини. В конце концов он извинился и ушел за занавеси, сказав, что ему надо подумать в одиночестве. Но вместо того чтобы думать, он уснул под равномерный гул голосов, доносившийся из общей комнаты, а когда проснулся, то уже знал, как следует поступить.

– Мы должны собрать побольше информации, – сказал он Реджини наутро; как помощница она имела право знать всё о его планах. – Во-первых, мы спросим у семей, работающих в Пигги-порте и других городах с людьми, что они знают о преступлениях землян. В отделе Внешней торговли крутятся большие деньги, а это всегда сводит людей с ума.