Газета День Литературы # 88 (2004 12)

Я люблю!

Но льются слёзы

Пчёл, стремящихся на мёд!

Не подсказаны причины

Вещим знаком или сном.

Неизвестный мне мужчина

Не маячит под окном.

Я люблю саму возможность,

И надежду, и мечту!

В этом мире даже сложность

Сохраняет красоту!

И прекрасен снова воздух

От нахлынувшей листвы,

Я люблю! Ещё не поздно,

Может, влюбишься и ты!

НА 22 ДЕКАБРЯ

Ф.М.Достоевскому

Было раннее утро,

Нас везли умирать.

Пять минут перед смертью

Соизволили дать:

Две — прощанье с друзьями,

Две — прощанье с собой,

И одна — на молитву

За души упокой.

И не верилось как-то,

Видя солнечный луч,

Что сейчас безвозвратно

Я в него окунусь...

Бьют уже барабаны,

И гробы на снегу, —

Значит, нету обмана,

Значит, всё наяву!

Ветер вздул балахоны,

Крест священник поднял...

Блещут ружья, погоны,

Страх меня обуял!..

Я взмолился: "О, Боже!

Почему и за что?

Сделай так, чтобы ложью

Этот стал эшафот!

Я тебе обещаю

Все грядущие дни,

От всего отрекаюсь,

Только ты, помоги!!!"

И свершилось! Фельдфебель

Прискакал на коне;

Жизни втоптанный стебель

Шевельнулся во мне! —

Не расстрел, слава Богу!!! —

Чей-то голос кричал...

Только каторги годы,

Да кошмар по ночам...

Любовь ТУРБИНА ТОСТ ЗА БЕЛОРУССИЮ

Алесь Кожедуб писал на белорусском, пока жил в Минске, а потом, уже в Москве, начал писать по-русски. Как это сказалось на его мировосприятии? Вот вопрос, который невольно задаю сама себе, когда читаю прозу Кожедуба, появившуюся в последнее пятилетие в Москве. Самое общее впечатление — русский прозаик Алесь Кожедуб стремительно набирает обороты. Первая из "русских" книг (1997 г.) в свое время меня разочаровала — именно потому, что я высоко ценила белорусского прозаика А. Кожедуба, и любимая мною повесть "Лесовик", уже на русском, показалась лучшим текстом сборника "Могила для директора кладбища". Не уверена в этом сейчас, потому что повесть эта и рассказы — как говорится, совершенно несравнимые вещи. Высокая энергетическая насыщенность коротких текстов книги представляется мне теперь очень важным достижением автора, его фирменным знаком, если хотите. Его рассказы интересно читать — как же редко это нынче случается, если речь идет не о детективах! Автор умеет рассказывать истории, тематически его рассказы разноплановы, а из сюжетов не выпирают каркасы схем. И композиция книги выверена по времени действия в рассказе. Контрапункт — послереволюционные перипетии в судьбах людей из разных социальных пластов общества — о переменах в их участи — рифмуются удивительным образом с тем, что происходило (и происходит!) на постсоветском пространстве в перестройку, увязываются с сюжетами самыми современными и животрепещущими. Мостик между временами прокладывает рассказ "Убийство по ритуалу", героиня которого, Любовь Николаевна, проживает длинную жизнь в рассказе — от послереволюционных до наших дней. Поражает способность автора на пяти-шести страницах, через необычную ситуацию, точными штрихами написать национальный характер — рассказы "Чечен", "Нацмен". Мне кажется, тема национальной самоидентификации особенно волновала в то время автора-белоруса, временами ощущающего себя "нацменом", оказавшимся в России; он ищет свою культурную нишу, свой собственный путь. И письмо этого сборника жесткое, черно-белое, аскетическое.

Следующий сборник, "Волки на Мугуне" (2000 г.), самый представительный из трех. Первое впечатление — автора отпустило внутреннее напряжение, связанное с изменением среды обитания, исчезла некоторая душевная зажатость, которая оставалась как послевкусие после первого сборника, и он наконец-то может писать лирическую прозу, вспоминая лучшее из пережитого. А это для Алеся Кожедуба, в первую очередь, поездки к морю, обращение к родной стихии, которая ощущается автором как прародина, абсолютный эквивалент внутренней свободы — головной рассказ "Уха в Пицунде" хорошо передает это особенное ощущение, которое ближе всего подходит к понятию "счастье" и само по себе есть непреходящая ценность.

При этом лучшие качества Кожедуба-прозаика при нем: отнюдь не идеальные характеры раскрываются в реальных, вполне прозаических ситуациях: задержание в милиции и последующие передряги героев вполне укладываются в известную формулу "и смех, и грех" — очень характерную для автора. Но окрашены в этой книге почти все рассказы по-другому, чем в первой: ностальгической грустью по прежним друзьям, которых разметали по свету возможности нового времени, и трудно понять, радует нас это или печалит. Собственно, современная проза интересует нас постольку, поскольку она описывает, то есть дает оценку этой новой, непонятной реальности, в которой мы все — свидетели небывалых перемен — обитаем...