Русские масоны. От Романовых до Березовского

А тезисы диссертации ученого начинаются так: «Русские масонские ложи в XVIII в. по своему составу являлись преимущественно дворянскими и чиновничьими организациями; лишь отдельные ложи и смешанные по составу с иностранцами включали в свою среду людей других сословий (купцов); следует отметить, что в ложах принимал участие весь центр «дворянской интеллигенции» — писателей, артистов, художников». С точки зрения идеологии масонство распадалось на два течения: рационалистическое (деистическое) и мистическое, тесно между собой связан-, ных. Для первого была характерной «слабая либеральная организация Елагина». Однако ложи шведской и розенкрейцерской систем объединяли людей «определенных социально-политических симпатий; в этих ложах нашла себе приют консервативная партия русского общества XVIII в. — партия Паниных», которая стремилась тесно связать себя с цесаревичем Павлом, являвшимся для масонов реальным воплощением «святого царя» их утопий¹. Здесь ученый не совсем прав или, вернее, грешит против истины, поскольку партия Паниных, как было показано выше, мистикой не интересовалась, сосредоточившись на чисто прагматических целях установления полновластия аристократии под покровительством ограниченного в своих прерогативах монарха. Непоследовательность Вернадского объясняется, на наш взгляд, неразработанностью в науке вопроса о благородном сословии, ко торое не являлось однородным, но подразделялось на вельмож ную знать, среднее и мелкое служивое дворянство. Только первые две группировки выступали при наличии общих моментов с отдельными требованиями, мелкое же преимущественно чиновничество и лица либеральных профессий не представляли самостоятельной величины. Лишь в следующем столетии они оформились в особый слой разночинцев.

В международном плане российские братства поддерживали лишь эпизодические контакты с зарубежными орденскими .ассоциациями посредством переписки, в основном осведомительной, О традиционных ритуалах и занятиях, а также через специальных представителей. Так, при столичной ложе «Урания» находился постоянный делегат четырех гамбургских лож некий Illy-бак, «Урания» держала своим уполномоченным в Гамбурге Кел-лингусеиа, сносилась она и с братствами Берлина, Галле, Лейпцига, Лондона и Бирмингема. Мартинисты направили в столицу Пруссии Ушакова, получив взамен известного читателю барона Шредера⁶¹.

На основании неполных данных в последней трети XVIII в. насчитывалось 93 ложи, распределяемые по десятилетиям так: 70-е годы — 54, 80-е годы — 35 и 90-е годы, когда из-за правительственных гонений их деятельность затухает, всего 4 братства. Общая же численность масонов вряд ли превышала одну тысячу. Вернадский, по нашему мнению, бездоказательно завышает последнюю цифру до 3500. Состав объединений был главным образом дворяиским со значительной прослойкой иностранцев. Бакунина насчитала среди адептов только двух евреев, принятых в «Уранию», видимо, купцов, поскольку они прибыли из Потсдама и Кенигсберга⁶². Точных данных о работе лож не имеется.

В высших государственных учреждениях прослойка «вольных камешциков» была ощутимой. Совет при императрице насчитывал 4 из 11 членов в 1777 г. и 3 из 15 в 1787 г., в придворном штате было 3 камергера из 12 и соответственно 6 из 22, в Сенате 14 из 20 (общий состав сенаторов неизвестен), в Коллегии иностранных дел из 5 «присутствующих», т.е. руководства, 2 и 1; в Военной коллегии в 1787 г. — 2; в Адмиралтейской коллегии 3 из 5 (1777 и 1787 гг.); в Российской академии в 1787 г. 13 из ВО членов. Ряд братьев возглавлял наместничества и губернии, здйимал видные посты в провинциальных органах власти⁶³. Однако и в данном случае нельзя говорить об их солидарных действиях в принятии важнейших решений. Наблюдалась тенденция к сокращению этой прослойки.

Нельзя согласиться с авторами, которые причисляют к членам Ордена чуть ли не всех видных представителей ученого и литературного мира и, по словам Бакуниной, лиц «либеральных профессий», среди коих она насчитала с конца XVIII по начало

XIX в. 135 «писателей, переводчиков и поэтов». Однако более авторитетный исследователь Семенников включил в свой список известных литераторов XVIII в. всего 69 человек. Сравнивая эти данные со сведениями Бакуниной за тот же период, обнаружим принадлежность к масонству определенно лишь 9 человек и еще троих находящихся под вопросом⁶⁴. По меньшей мере существенные расхождения требуют дополнительного изучения проблемы.

Значительно разнятся и оценки значения масонства от почти полного отрицания до безмерного восхваления. Известный нам Вернадский в последней части тезисов диссертации заключил о его «заметном следе в истории русского общества», который свел фактически к «попытке организации такового из-за политического недовольства Екатериной в виде завязывания вокруг Новиков-ского кружка «русского общественного мнения», что не подкрепляется данными. Столь же голословно утверждение, будто «работа» масонства (особенно мистического) имела громадное значение для выработки устойчивого типа русского образованного человека с его сознанием «внутреннего мира в противовес внешнему». На самом деле неверно вести речь о каком-то типе, к тому же в такой постановке смыкающемся полностью с подходами христианства, точнее православия. Трудно обнаружить в масонстве и «генезис славянофильства», исходившего из идеалов допетровской Руси'*. Конечно, еще хорошо, что ученый не счел объект своего рассмотрения однозначно прогрессивным явлением.

В свете анализируемых документов и фактов неверно ни преувеличивать весомость Ордена «вольных каменщиков», приписывая ему некую прогрессивность, ни относить его к негативным факторам. На любое явление, полагаем, надо смотреть в динамике его развития, причем не изолированно, а в контексте особенностей эпохи. Обострение социальных трений в стране, либеральных и сугубо мистических идей приводило к усилению фрондерских настроений в масонской среде, отражая и соответствующую эволюцию оппозиции аристократии самодержавию, которая, однако, ограничивалась пассивными формами предъявления государям проектов реформ, не учитывающих особенностей жизни и потому остававшихся невостребованными. На почве неосуществленных надежд на появление мудрых монархов росли мистические всходы, уводившие московских мартинистов в непроходимые дебри средневекового консерватизма при отторжении всякого стремления к проведению подлинно необходимых стране реформ. Крупный русский ученый, деятель французского масонства, лапидарно писал: «Вопреки долго державшемуся мнению, русское масонство XVIII в. не только не выступило с проповедью освободительных идей, но совершенно отказалось от каких-либо забот о нашем общественном и политическом обновлении»¹.

Глава 3. МЕЖ КОНСЕРВАТОРОВ И ЛИБЕРАЛОВ. Продолжение силанума. Цареубийцы 1801 г. Скромные успехи реформаторов. Умирающий Сфинкс. Палестина и др. Трения лидеров послушаний. Декабристы в ложах. Метания юного Пушкина. Запрещение масонства Александром I. Длительное затухание деятельности. Первые диссиденты. Наши позитивисты во Франции. Открытие "Космоса"

Вступление на престол в 1796 г. императора Павла I, сложившегося вполне духовно и политически в сорокатрехлетнем возрасте, но без надлежащего опыта в государственных делах, казалось, открывало перед масонством благоприятные перспективы. В самом деле, он отменил меры но их преследованию, освободил из заключения Новикова, Радищева, руководителя восстания в Польше против русских Т. Костюшко со всеми военнопленными, а также осуществил ряд либеральных начинаний. Отменил положение, позволявшее монарху назначать своим преемником любого человека, и утвердил закон о престолонаследии, согласно которому трон переходил но праву первородства только в мужском колене к отпрыску ранее царствовавшего государя. И потому своим наследником он назначил старшего сына Александра. Было упразднено засилье фаворитов, несколько упорядочены финансы, реформирована гвардия, отменен очередной рекрутский набор, принят Банкротский устав и учрежден заемный банк в интересах дворянства. В области внешней политики последовал отказ от участия вооруженными силами в антифран-цузской коалиции с взвешенным отношением к прежним союзникам.