Живые и мертвые классики

И вот, как я уже говорил, он мне звонит:

— Почему тебя так взмутила статья Байгушева? Меня Валентин Сидоров поздравил с ней и Бондарев!

— Как так? Сидоров же умер. С того света по мобильному?

— Кто умер? Он недавно был министром культуры.

— Да это не Валентин, а Евгений! — вздохнул я, еще раз увидев, как далеко зашло дело. — Ну что ты все путаешь! А если Евгений, то, думаю, это он в насмешку.

— А Бондарев — тоже в насмешку?

— О Бондареве о самом так же примерно пишете вы с Иваном Савельевым: алмаз… гордость… познал все трагедии мира… последний живой классик… Он давно уже шибко сосредоточен на мыслях о своем величии и бессмертии. В результате сейчас у него несколько зашкалило. Вот открываю я «Правду» и вижу: «Писатель пришел в свой музей». Что такое? Ведь это то же самое, что прийти на свою могилу. А тут и фотография: последний наш классик Бондарев со своим другом Егором Исаевым, предпоследним нашим классиком, с интересом рассматривают экспонаты…

И в голову не приходит ни этим сердцеведам, ни работничкам газеты, что музей Пушкина был открыт через 45 лет после смерти поэта, Лермонтова — почти через 50, Гоголя — почти 60… А совсем недавно, в феврале, та же жизнерадостная «Правда» ликует: учреждена медаль имени Бондарева! «Недавно писатель вручил эту медаль Московскому государственному открытому педагогическому университету». Тому самому, где смастачили его прижизненный музей…

— А ты читал, что Байгушев пишет в своей книге о Сергее Семанове? — перескользнул на другую стезю Сорокин.

Да, я читал. Это тоже достойно литературной кунсткамеры. Вот хотя бы: рупор… знаменосец… знаменитость… прошел поразительный жизненный путь… сподобился пройти сквозь игольное ушко… своими руками надел себе на голову терновый венец… он инструктировал все наше общество… его блестящий «Манифест» резко изменил политическую атмосферу в обществе… пойди Сергей Николаевич по партийной линии, он с его пробивной таранной силой уж точно поднялся бы до Политбюро… Черненко говорил мне, что Семанов у них «в резерве Политбюро на выдвижение»… маршал Москаленко тоже был опекуном Семанова. Москаленко был командующим 38-й армии, в которой политическую работу вел Брежнев… (Ни тот ни другой в 38-й армии не служили. — Ред.) Семанов очень подходил на должность министра МГБ, народ понял бы Брежнева правильно… Семанов, как князь Святослав… это наш Столыпин… наш Керенский… помощники членов Политбюро обожали Сергея Николаевича — стройного, обходительного, с белогвардейской выправкой, сводящей с ума дамское общество, да еще охотно снабжал анекдотами…

Я напомнил Сорокину некоторые из этих словесных фейерверков Байгушева и сказал:

— Ну, хорошо, пусть одновременно Святослав и Столыпин, Керенский и министр МГБ, но откуда у него может быть выправка, если он и в армии, как ты, ни дня не отбыл?

— Ты был бы рад, если Байгушев написал бы, что я бездарен!

— Нет, я бы вовсе не радовался. Но честно скажу, это было бы несколько ближе к истине, чем гений.

Дальше разговаривать было бесполезно, и я повесил трубку.

Впрочем, сейчас у Сорокина действительно тяжелая полоса в жизни. В «Патриоте» печатаются целые подборки инвектив против него. Так, Вячеслав Орлов швыряет ему в лицо басню «СОРОКОножка» — о мерзком насекомом, которое «привыкло всюду мельтешить». Сорокин назван «отступником-предателем» и ему грозят чем-то страшным:

Что же случилось с «Патриотом»? А дело в том, что раньше своих соратников учуяв — нюх у него отменный! — что бондаревско-ларионовское дело с захватом МСПС прогорело и может обернуться большими неприятностями, Сорокин с проворством сороконожки перебежал в лагерь Михалкова. Вы только представьте, еще вчера он падал на колени и бил себя в грудь: «Ныне с нами великий Юрий Бондарев, русский витязь! И мы благодарим Бога, что с Юрием Васильевичем мы рядом! Я был с ним рядом, когда палачи пытались его взять, пленить и замести следы. Но истину, как молитву, не уничтожить!» (Патриот, март 2005). Словом, Сорокин спас витязя и, обливаясь слезами умиления, молится на него. Но сегодня он плюнул на свою вчерашнюю благодарность Богу, бросил к чертовой матери спасенного витязя и рысью перебежал к Сергею Михалкову, о котором вчера зубоскалил и клеветал. Кто знает Сорокина, тот ничему тут не удивится.

Это образ его существования в литературе. Вот хотя бы еще один примерчик. В том же «Патриоте» он глумился над очередной жертвой: «Господин Бондаренко, глубокоуважаемый литТроцкий, товарищ Бронштейн… ты годы и годы выдавливал, вытравливал из наших сердец вздох русской матери, любовь Богородицы… Ты Петра Проскурина обзывал фашистом»… «твои бесьи статьи»… «твоя агитация — жидовская перхотная течь, ядерная зараза»… «иудиными похвалами ты убил Юрия Кузнецова» И опять: «Лев Троцкий в литературе…» и т. д.

Казалось бы, при одном имени Бондаренко корифей должен хвататься за пистолет, но вдруг — у литТроцкого юбилей! О, это в корне меняет все. Сорокин не пропустил в жизни ни одного юбилея, начиная с 80-летия Льва Толстого и кончая недавним 80-летием предпоследнего живого классика. Он непременно должен присутствовать, произнести хвалебную речь, хорошо выпить и отменно закусить. И он, конечно, явился и принял соответствующую позу. В руках букет, на устах — речь:

«Дорогой Владимир Григорьевич!.. Мы помним вас молодым, красивым и уже знаменитым… Сегодня вы один из известнейших критиков и публицистов России… Мы гордимся вами… Желаем дальнейших творческих успехов!»

И, конечно, прочитал стихи, посвященные юбиляру. Тут, разумеется, и Бог, и Россия, и очередная демонстрация чрезвычайной любви к ней, но в целом это нечто мистически-абракадабрическое. Например:

Ну что с ним делать! В стране самый высокий в мире налог на бедных и самый низкий — на богатых. Не кто другой, а именно миллионы бедных платят за кучку богатых, именно богатые обокрали и обкрадывают миллионы бедных.

О чем тут речь? О каких, о чьих врагах? Что значит плакаться на (!) кого-то?

Сорокин призывает Бондаренко:

Нашел место и повод для веселья… А ведь Сорокин еще и председатель секции поэтов Союза писателей. Так сказать, начальник и учитель. Боже мой! Когда-то эту секцию возглавлял Степан Щипачев, потом — Сергей Наровчатов, Ярослав Смеляков, и вот докатились до сороконожки…

Но вернемся к дезертирству. Мало того, что Сорокин перебежал, при первой возможности он еще и стал гневно взывать:

— Мы должны разобраться!.. Кто стоял за спиной Ларионова? Мы должны создать комиссию! Необходимо выяснить, кто продал Дом Ростовых. Идущие следом поколения должны знать эту подлость, этот разврат, навязанный нам.

Он и о грядущих поколениях тревожится… Но как бы то ни было, идя навстречу пожеланиям Сорокина, комиссию по расследованию махинаций мил-дружка Ларионова Исполком МСПС создал, перебежчик Сорокин как инициатор вошел в нее первым, и она установила много интересных фактов. Например, что Ларионов намеревался продать весь Дом Ростовых, но вовремя был схвачен железной десницей другого живого классика.

А вовремя переметнувшийся и уцелевший Сорокин уже переходит в наступление: «Почему я должен извиняться за то, что не совершал!»

Как не совершал? А кто же в трудную минуту бросил в лесу на съедение волкам последнего живого классика? А кто публиковал в «Патриоте» смрадные мерзости о Михалкове, его жене и секретарше? Кто публично развратничал на страницах этой газетки?