Живые и мертвые классики

Сорокин рассказывает, что когда работал в издательстве «Современник», кто-то распространял там листовку, где говорилось, что он — «еврей, сын шляпника, собирающийся в Израиль» (с. 300). Что ж, этих недругов можно и понять, если и тогда этот сын разводил рацеи о том, что у него и почки русские, и селезенка русская, и мочевой пузырь русский. Могли подумать: для маскировки! А тут еще такой русский язык…

Но он уверяет, как покойный Яковлев не так давно, что для выяснения, не еврей ли сын шляпника, ЦК партии послал комиссию на его родину в Башкирию. Члены комиссии «ехали по Башкирии и расспрашивали обо мне», говорит, всех встречных (с. 300). А потом в Челябинске «начали вскрывать могилу отца», дабы по останкам решить вопрос, так волновавший Политбюро. Ведь Фурцева, говорит, член Президиума ЦК, «собиралась меня арестовать» (с. 464). А затем «хотели по этапу провести меня на север» (с. 437). Столетний же старец Пельше, председатель КПК, хватал пистолет: «Сорокин, становись к стенке!» (с. 319)…

Да за что же все это? Не по подозрению ли в еврейском происхождении? А Брежнев и вовсе «приказал разорвать меня» (с. 438) на мелкие еврейские кусочки, а голову заспиртовать в трехлитровой банке и поставить ему на письменный стол. Вот антисемиты проклятые! Вспомним опять:

Правда, в другом месте Сорокин пишет, что его «громили» в «Современнике» не за гипотетическое еврейство, не за неуплату партвзносов, не за аттестат, «сострадательно(!) выданный в школе рабочей молодежи» (с. 290), «а за русскую боль, внедренную в меня русским отцом и русской матерью» (с. 302).

Поскольку сам он часто прибегает к таким источникам, как слух, молва, версия, легенда, то и я позволю себе привести одну весьма правдоподобную версию, Сорокиным же и обоснованную. Так вот, ключом к пониманию причины гонений на него в «Современнике», говорят, могут служить приведенные им слова покойного Ивана Акулова, хорошо знавшего корифея: «Бабник ты, Валя! Куда бы ты ни прилетел, — бабы!» (с. 328).

Прилетел… То есть даже там, где находился короткий срок, — бабы! А если сидел в одном издательстве несколько лет? Как тут не развернуться во всю богатырскую ширь? И объект — рядом да еще и в подчинении, — это рядовой редактор Даша. Тем более что «Даша симпатичная, общительная и приятная. Одевалась со вкусом… Я читал ей монолог Сергия Радонежского из моей поэмы «Дмитрий Донской»:

Ну, чтение стихов это, как известно, излюбленное оружие стихотворцев в таких делах. Чего, мол, тянуть время, чего ждать. Вот он я, весь в медалях! Но, увы, стишки не помогали. Тогда был задействован, как ныне говорят, административный ресурс. А он у главного редактора против редактора рядового не мал. Но и это не сработало. Однако нажим продолжался. В конце концов, Даша не выдержала и рассказала отцу о домогательствах корифея. А отец — известный писатель. Он вспылил, выразил, говорит Сорокин, «большевистское возмущение». По его радзинским понятиям, ныне только замшелые большевики могут вступаться за честь своих дочерей. Отец прислал будто бы пять гневных телеграмм в ЦК. Отбил-таки дочку от посягательств грозового гения…

Помянутые сочинители антисорокинских листовок, лютые сорокофобы, вполне к тому же могли думать, что с той самой целью маскировки своей национальности поэт с давних пор всюду ищет и разоблачает евреев. Да еще вспомнили бы и о том, что родом он из башкирской деревни, и его русский язык — на башкирском уровне.

Так вот, о евреях. Сорокину мало тех, что окружают его ныне, он еще и вынюхивает их (вот они опять — «изыскания и открытия»!) в прошлом. А когда не находит, зачисляет в евреи русских и кого угодно. Это доставляет ему огромное патриотическое наслаждение. И он уверен, что в этом его долг перед любимой родиной.

Вот некоторые его сногсшибательные открытия евреев в книге «Крест поэта»: Засулич, Ленин, Луначарский, Менжинский, Ежов, жена Калинина, жена Буденного, «дитя Сиона» Брежнев, В.В.Гришин, жена Ельцина, писатели Симонов, Полевой, Ананьев, Алесь Адамович, Солженицын, журналисты Изюмов, Павел Гусев… И следовательно: «С 1917 по 1947 год нами правили одни евреи» (с. 412). Да почему же только до 47-го? Ведь кое-кто из этого списка и ныне здравствует в начальниках.

Я не занимался дотошным копанием в биографиях перечисленных людей, может, среди них и есть евреи, но ведь и Сорокин не занимался, а просто изрекает — и я должен на слово верить этому жидоискателю, не знающему даже, сколько времени длилась Великая Отечественная? Пять лет, говорит.

Свое открытие о наркомвнуделе Ежове он обнародовал в «Нашем современнике» еще давно. Я при встрече спросил: «Откуда взял?» Он ответил: «Мне один полковник КГБ сказал, что уверен на пятьдесят процентов». Какой-то безымянный полковник да еще на 50 % — вот уровень его достоверности! Он ничуть не выше и в приведенном списке.

И все у него в этом вопросе, как и в других, окружено непроглядной дремучестью. Так, дворянку Веру Ивановну Засулич, умершую на седьмом десятке в 1919 году, он не только обратил в еврейку, но еще и объявил жертвой «сталинских репрессий». А Луначарский! Это фамилия его отчима Василия Федоровича, он ее и взял, отец же — действительный статский советник А.И.Антонов, мать — дворянка Александра Яковлевна Ростовцева. А Сорокин уверяет, что его настоящая фамилия — Байлих. Это тоже, знать, по данным полковников с одним полушарием.

Просто ужас, как любит разоблачать. Например, уверяет еще, что настоящая фамилия М.М.Литвинова — Финкельштейн, а на самом деле он действительно еврей, но, как знают все, кто интересовался, — Баллах. А Иосиф Аронович Пятницкий это Иосель Ориолович Таршис, а вовсе не О.А.Блюмберг. И нет конца этому вздору под пером подслеповатого жидоискателя.

Такие, как Сорокин, могут многим в нашей истории отказать в русской национальности, начиная с Владимира Мономаха, — мать гречанка! А Иван Грозный? По матери — литовец. Да во всех наших царях после Петра русская кровь постоянно убывала, пока не осталось ее в Николае Втором, кажется, полпроцента.

А русских писателей патриоту сорокинского пошиба лучше и не касаться. Если даже начать только с того, чье имя когда-то писали фон Визин. Жуковский по матери, ее звали Сальхи, — турок. Гоголь — чистокровный мелкопоместный хохол Яновский. У Владимира Даля ни капли русской крови. Мать Герцена звали Луиза Гааг, и была она из Штутгарта. Мать Фета — тоже немка, Каролина Шарлотта. Мать Короленко — полька, Куприна — татарка. У Шолохова, ненавистного Сорокину, мать украинка. Хватит? И что, будем теперь считать их русскоязычными?

В большинстве приведенных случаев были нерусские матери, а у Ленина, если тебе, сороконожка, так уж хочется, — дед. Так почему ж он у тебя не русский Ульянов, а еврей Бланк? Ну, а Блок Александр не еврей? В моем подъезде жил Владимир Борисович Блок, театральный критик — истинный еврей. Ликует: «У Ленина дед еврей и у Гитлера дед еврей». Не знаю. А как быть с тем, что русская мать и у тебя, и у генерала Власова, и у Горбачева, и у Ельцина. Впрочем, деда Сорокина со стороны матери звали Ефим (с. 429). Так вот, называть Ленина по фамилии деда Бланком — все равно что Сорокина величать по имени его деда Валентином Ефимовичем.

Впрочем, нет, совсем не все равно, а гораздо правильнее и многозначительней. Дело в том, что тогда Сорокин оказывается в одной компашке с Борисом Ефимовичем Немцовым и Михаилом Ефимовичем Швыдким. Очень интересно! Притом, это не простое совпадение, оно глубокомысленно. Сорокин объявляет: «Мы, шестидесятники…» (с. 454). Шестидесятниками называли себя Коротич, покойный Егор Яковлев, Новодворская, два помянутых Ефимыча и многие другие. Позже они стали демократами, проще говоря, антисоветчиками. Вот теперь зачислил себя в их ряды и Сорокин.