Восемь месяцев плюс

Грачев: Если переложить на цифры, то 70 процентов обстановки сложилось в пользу Дудаева. Если брать Грозный, то с нами будет лишь 500 человек от чеченской оппозиции. К тому же с юга к Грозному мы не прошли. Если идти с других направлений, придется бить по населенным пунктам. Без бомбардировок и артобстрела Грозного на штурм я не пойду. Будут большие потери.

Ерин: Следует не только держать в поле зрения обстановку в Ингушетии и Дагестане, но и серьезно на нее воздействовать. Операцию в Чечне нужно доводить до конца, но исходить из того, что будем «работать» там не один год.

Степашин (председатель ФСК): Уходить из Чечни нельзя и из Грозного тоже. Вместе с тем в городе определены те отдельные объекты, в случае ликвидации которых можно обойтись без штурма.

Николаев (руководитель Федеральной пограничной службы): Хочу обратить внимание на то, что полностью открыта воздушная граница с Азербайджаном.

Рыбкин (в то время председатель Госдумы): Если решать, то нужно это делать не затягивая.

Ни подведения итогов, резюмирующих обсуждение, ни каких-либо вариантов решений, предназначенных для предоставления президенту, не было.

17 декабря на совещании у Б. Н. Ельцина Егоров сказал: «При принятии решения о вводе войск информация была поверхностной. Вместе с тем сегодня можно констатировать – население боится, что уйдем. Следует как можно скорее урегулировать конфликт».

26 декабря происходило заседание Совета безопасности. В своих записях я выделил слова Грачева: «Дудаев сохраняет возможность жесткого сопротивления. Он получает вооружение и боеприпасы по скрытым тропам из Абхазии и Азербайджана. Перелома в военной обстановке в нашу пользу в Грозном нет».

Выступил на этом заседании и я, сказав: «Если не делаем ставку на взятие Грозного в ближайшие дни – возможность этого следует определить военным, – то нужно обязательно заявить, что главной задачей было блокирование города, и на этом остановиться. После этого целесообразно прекратить бомбардировки Грозного, громогласно объявив, что открываются коридоры для выхода из города мирного населения. Одновременно организовать силами МВО и ФСК «фильтрацию» покидающих город и перейти к подготовке и осуществлению спецопераций в Грозном с целью захвата дудаевской верхушки. Этому отнюдь не помешают переговоры с теми чеченцами, кто может взять на себя обязательства по разоружению».

На совещании у Б. Н. Ельцина 6 января 1995 года. Грачев нарисовал нерадужную картину: ожесточенное сопротивление Дудаева; по имеющимся данным, отрабатываются планы перехода к партизанской войне; в одном Грозном у Дудаева до 11 тыс. боевиков; его сторонники проникают в местные органы власти на территории, контролируемые федеральными силами; продолжается инфильтрация извне. «Необходимо, по-видимому, два-три года, чтобы взять ситуацию под контроль».

Как это не было похоже на обещание разгромить боевиков за одну неделю. По словам Ерина, не достаточно для успешного проведения операции в Чечне находящихся там 15 тыс. военнослужащих МВД дополнительно к 37 тыс. Министерства обороны. «Давайте будем реалистами».

Егоров заговорил о переговорном процессе. Но как? «Хаджиев (председатель правительства, образованного Временным советом Чечни. – Е. П.) начал контакты с некоторыми полевыми командирами. Таким образом, можно считать, что начался переговорный процесс. Следовало бы втянуть в него начальника генерального штаба чеченцев Масхадова, который все-таки держится несколько особняком».

«Хороший фон для переговоров создает тот факт, что из 11 районов 8 поддерживают нас», – добавил Степашин.

И все. На том эта тема и повисла.

10 января 1995 года я пришел на еженедельный доклад к президенту. Первым вопросом была Чечня. Хотя СВР не была среди тех «силовых структур», которые были непосредственно задействованы в решении чеченской проблемы, по территории России вообще не работала, но у нас были достаточно осведомленные о положении в Чечне источники за рубежом, несколько сотрудников СВР – чеченцы по национальности – хорошо знали обстановку на месте, наконец, сильная аналитическая группа синтезировала имеющуюся информацию.

Ельцин разделил главные выводы: стало совершенно ясно, что одной военной операцией проблемы не решить. Согласился он и с тем, что военные, политические (внутренние и международные) издержки значительно масштабнее, чем ожидалось. Все большую силу набирают антироссийские настроения в мусульманском мире. Для внутриполитической жизни, стабильности обстановки в России, недопущения международной изоляции нашей страны очень важно подкрепить военную операцию переговорным процессом.

Сказал президенту, что считаю целесообразным, чтобы он сам предал гласности анализ тех недостатков, промахов, ошибок, которые проявились во время последних событий в Чечне. По его просьбе уточнил:

1. Три года не предпринимались решительные меры. Объективные трудности заключались в том, что «чеченский вопрос» был интегрирован в общеполитический кризис в Москве. Но сказался и явный недостаток реальной информации у российского руководства.

2. Часть тяжелого вооружения была передана при выводе войск режиму Дудаева.

3. Проявились недостатки в работе Генштаба и разведки в планировании военной операции в Чечне, в координации различных составляющих Вооруженных сил, а шире – в военном строительстве, в создании и производстве вооружений, отвечающих нынешним задачам.

Ельцин сидел в задумчивости. Чувствовалось, что он не раз думал обо всем этом.

Говоря о международных делах, проинформировал президента о том, что 14 января меня готов принять король Марокко Хасан II, который являлся председателем Организации исламской конференции (ОИК), 16-го – президент Алжира, 19-го – ливийский лидер Муамар Каддафи, а затем президент Египта Мубарак.

Ельцин дал согласие на все эти встречи.

В результате поездок на Ближний Восток и в Северную Африку почувствовал еще раз, что главы многих арабских стран не только не поддерживают терроризм, но особенно хорошо представляют необходимость бороться с сепаратизмом. Король Марокко практически снял проведение чрезвычайной сессии ОИК, посвященной Чечне, а Каддафи даже позвонил Дудаеву, пытаясь его «остудить».

Но «остудить» чеченских боевиков не удалось ни до, ни после гибели Дудаева.

На этот раз Совет безопасности собрался 29 июня 1995 года, после террористической операции в Буденновске, начавшейся с захвата боевиками Басаева больницы и закончившейся – после того как погибли десятки заложников и сотрудников МВД – договоренностью об освобождении все еще находившихся под дулами бандитов мирных жителей в обмен на разрешение террористам уйти.

Первым выступил губернатор Ставропольского края Кузнецов. «Для жителей Буденновска, – подчеркнул он, – главный вопрос, почему не уничтожены бандиты». Далее он сказал, что непосредственно границу с Чечней охраняют всего 236 сотрудников местной милиции, а граница Дагестана с Чечней и вовсе прозрачная. Отсюда полная прозрачность на всем протяжении Чечня-Дагестан-Ставропольский край. По словам Кузнецова, во время операции в Буденновске проявилось полное отсутствие взаимодействия всех видов Вооруженных сил, всех силовых структур. Не было данных от военной разведки, «и я сомневаюсь, – добавил он, – что положение быстро выправится».

Следом выступил Ерин, который честно признал серьезные недостатки в деятельности МВД и сказал, что готов нести любое наказание вплоть до ухода в отставку. Степашин, обрисовав положение, заявил, что уже принял решение подать в отставку. По словам Грачева, его главной виной является то, что уже на первом этапе не смог скоординировать деятельность силовых структур. Другая ошибка в том, что не добил оставшиеся банды, которые ушли в горы. Самая большая вина в том, что не нашел и не «накрыл» отряд Басаева. «А в Буденновске, – откровенно сказал Грачев, – отсиделся за спинами своих коллег. Хочу извиниться за резкие слова в адрес Ерина и Степашина, – добавил Грачев, – и заявить о готовности уйти в отставку». И Егоров, и секретарь Совета безопасности Лобов тоже заявили о готовности уйти со своих постов.