Пожать руку Богу (сборник)

Святой Петр запротестовал.

– Мистер Пеллегрино, – сказал он, – то место, где мы с вами находимся, и есть Рай!

– Это слова того, – ответил Пеллегрино, – кто никогда не пересекал Альпы на воздушном шаре!

Тогда святой Петр переключился на меня:

– Если уж на то пошло, пока вы, так сказать, не «откинулись», вы также могли бы написать книгу под названием «Рай и те, кто им недоволен».

А обращаясь к Пеллегрино, он отпарировал (не без иронии, конечно):

– Если бы на земле вам довелось курнуть крэка, поверьте мне, – Рай стал бы для вас нелепым недоразумением.

– Точняк! – согласился Пеллегрино.

Еще будучи ребенком, объяснил Пеллегрино, он знал, что место его в небе, а не на земле (цитирую): «Как рыба, бьющаяся на берегу, знает, что ее место в воде». Поэтому, став достаточно взрослым и самостоятельным, он стал садиться за руль всевозможных летательных аппаратов – от старых военных «Дженни» до транспортных самолетов.

– Но там, наверху, нещадно полосуя небо пропеллерами, загрязняя его выхлопами и терроризируя своим шумом, я чувствовал себя словно захватчик, понимаешь, старина, как чужак, – продолжал он. – Мне было тридцать пять, когда я впервые отправился в небо на воздушном шаре. Моя мечта сбылась. Это был настоящий Рай, хотя я все еще был жив. Я слился с небом, друг.

С вами был Курт Воннегут с репортажем из тюрьмы штата Техас в Хантсвилле. Материал подготовлен при технической поддержке доктора Джека Кеворкяна. До следующего раза, пока-пока.

В ПОИСКАХ Джеймса Эрла Рэя, фанатика-убийцы Мартина Лютера Кинга, сознавшегося в своем преступлении, мне не пришлось углубляться в райские кущи. Джеймс Эрл Рэй скончался 23 апреля 1998 года. У него отказала печень. Однако, со слов святого Петра, до сих пор он не сделал ни единого шага в жизнь вечную, ожидающую его за райскими вратами.

Впрочем, слабоумным его не назовешь: коэффициент его интеллекта составляет 108 баллов, что значительно выше интеллектуального уровня среднего американца. В личной беседе он признался, что не ступит в вечность до тех пор, пока для него не будет построена тюремная камера. Он сказал, что только в камере ему будет уютно и комфортно продолжать бесконечное существование. В камере, добавил он, ему будет ровным счетом наплевать, сколько времени прошло. По правде говоря, он выразился несколько иначе: он сказал, что ему будет совершенно «насрать» на время.

В отношении афроамериканцев Джеймс Эрл Рэй в изобилии употреблял другое слово на букву «н» [38] – несмотря на то что святой Петр умолял его, во имя милостивого Господа нашего, заткнуться ко всем чертям. Покойный сказал, что ни за что на свете не стал бы стрелять в «большого “н”», имея в виду доктора Кинга, если бы только знал, что вследствие этого то, что говорил и за что боролся «большой “н”», станет столь чертовски популярно по всему гребаному миру.

– Из-за меня, – заявил он, – белых детишек теперь учат в школе, что «большой “н”» – чуть ли не наш национальный герой, вроде гребаного Джорджа Вашингтона. Из-за моей гребаной пули то дерьмо, которое проповедовал «большой “н”», теперь высекли на мраморе и вроде бы даже инкрустировали гребаным золотом.

Это был Курт Воннегут из гребаной камеры смертников в Хантсвилле, гребаный штат Техас.

ВО ВРЕМЯ НЕДАВНЕГО КОНТРОЛИРУЕМОГО эксперимента по приближению к смерти я добрался и до Вильяма Шекспира. Но общего языка мы с ним не нашли. Он объявил, что диалект, на котором я говорю, – самый безобразный английский, какой ему только доводилось слышать, годный лишь «для грубых ушей простонародья» [39]. Он спросил, есть ли у этого диалекта какое-то название, и я ответил: «Индианаполисский».

Я поздравил его со всеми премиями «Оскар», что были присуждены фильму «Влюбленный Шекспир», коль скоро основой его сюжета является пьеса «Ромео и Джульетта».

По поводу «Оскаров» и самого фильма он выразился так: «Сказка, пересказанная глупцом, где много шума и страстей, но никакого смысла» [40].

Тогда я задал ему вопрос в лоб: действительно ли он является автором всех тех произведений, которые приписывают его перу? «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет» [41], – ответил он. – Об этом пусть тебе расскажет святой Петр!» Тут я решил, что уж точно не упущу случая поинтересоваться этим у последнего.

Памятуя о том, как жаждут слушатели нашей радиостанции получить наконец ответ еще на один терзающий их вопрос, я набрался наглости и продолжил, спросив, имел ли он интимные связи только с женщинами или еще и с мужчинами. Его ответ ясно дал понять, что он приветствует привязанность между любыми животными, независимо от вида: «Мы были точно близнецы-ягнята, что блеют и на солнце вместе скачут: невинность мы давали за невинность» [42]. Под «давали» он, видимо, имел в виду «меняли»: «невинность мы меняли на невинность». Более мягкого варианта порнографии мне еще не доводилось встречать в своей жизни.

Засим он и откланялся. То есть, если уж быть совсем откровенным, просто послал вашего репортера куда подальше. «Ступай в монастырь» [43], – подмигнул он и удалился.

На обратном пути через голубой туннель я чувствовал себя полнейшим идиотом. Ответы на интересующие вас вопросы, которые я так и не задал величайшему из когда-либо живших на земле писателей, можно найти в сборнике Бартлетта «Знаменитые цитаты». А насчет обмена невинности на невинность – прочитать в «Зимней сказке».

По крайней мере я не преминул спросить святого Петра, действительно ли сам Шекспир написал всего Шекспира. Тот ответил, что никто из прибывших в Рай (а никакого Ада не существует) не заявлял своих авторских прав на эти произведения или какую бы то ни было их часть. «Я хотел сказать, не было желающих пройти тест на моем детекторе лжи», – прибавил он.

С вами был ваш косноязычный, униженный, полуграмотный и отвратительный самому себе литературный поденщик Курт Воннегут с таким злободневным вопросом: «Быть или не быть?»

ДО СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ Я ВСЯКИЙ РАЗ честно признавался, у кого из покойных брал интервью. Но теперь настало время немножко вас подразнить. Посмотрим, насколько хорошо вы знакомы с историей великих идей.

Для начала скажу, что эта особа, не будучи еще даже двадцати лет от роду, выдвинула идею, столь же прочно обосновавшуюся в умах современных мыслящих людей, как, скажем, теория микроорганизмов Пастера, теория эволюции Дарвина или страх перенаселения Мальтуса.

Подсказка номер два: яблочко от яблоньки недалеко падает. Мать этой не по годам развитой писательницы тоже преуспела на литературном поприще. Некоторые из ее книг проиллюстрированы не кем иным, как Уильямом Блейком. Только представьте себе, что чьи-то книги иллюстрирует сам Уильям Блейк! Она яро защищала идею равноправия женщин и мужчин.

Отец моей таинственной покойной собеседницы также был писателем и к тому же антикальвинистским проповедником, среди наиболее запоминающихся высказываний которого, например, такое: «Сам Господь не имеет права быть тираном».

И кто же входил в число друзей столь выдающихся родителей? Уильям Блейк, Томас Пейн и Уильям Уордсворт – вот лишь некоторые из них.

Подсказка номер три: эта женщина состояла в браке с другим знаменитым человеком, прославившимся не только своей поэзией, но и беспорядочной чередой романов. Романтики в его личной жизни было хоть отбавляй. Для примера скажем, что он вдохновил на самоубийство свою первую жену. А сам утонул в возрасте всего тридцати лет.

Ну что, сдаетесь? Сегодня в Раю я разговаривал с Мэри Уолстонкрафт Шелли, которая еще до своего двадцатилетия стала автором самого пророческого и влиятельного научно-фантастического романа всех времен «Франкенштейн, или Новый Прометей». Это случилось в 1818 году, за сто лет до конца Первой мировой войны с ее франкенштейнскими изобретениями: отравляющим газом, танками, самолетами, огнеметами, противопехотными минами и колючей проволокой.