Пожать руку Богу (сборник)

К настоящему моменту мои вылазки туда и обратно закончены и вряд ли повторятся вновь – если, конечно, не произойдет еще одна случайность. Ради спокойствия моих близких я постараюсь восстановить медицинскую страховку, если это еще возможно. Однако другие журналисты – а может быть, и просто любители путешествий – наверняка воспользуются этим надежным двусторонним сообщением с Вечностью, первооткрывателем которого я являюсь. В целях безопасности я рекомендую всем желающим проводить интервью с расстояния не менее ста метров между концом голубого туннеля и райскими вратами.

Из собственного опыта я почерпнул: пересекать границу райских врат, дабы побеседовать с какой-либо персоной – какой бы заманчивой ни казалась возможность интервью, – означает пойти на риск. Своенравный святой Петр, будучи не в настроении, возьмет да и не выпустит вас назад. Так что подумайте хорошенько – ведь если, войдя в Рай с целью поговорить, скажем, с Наполеоном, вы в результате нечаянно покончите жизнь самоубийством, ваши друзья и родные могут с горя отправиться вслед за вами.

Теперь что касается веры или неверия в Загробную жизнь. Некоторым из вас, наверное, известно, что я не христианин, не иудей, не буддист и вообще не религиозный человек в общепринятом смысле этого слова.

Я гуманист, и это, помимо прочего, означает, что я стараюсь вести себя порядочно, не ожидая награды или наказания после смерти. Мои германо-американские предки, обосновавшиеся на Среднем Западе в эпоху нашей Гражданской войны, называли себя «свободомыслящими», имея в виду то же самое. Так, например, мой прадед Клеменс Воннегут писал: «Если то, что проповедовал Христос, есть благо, то какое имеет значение, был ли он Богом?»

А сам я как-то написал следующее: «Если бы Нагорная проповедь Христа не была посланием во имя сострадания и милосердия, я не хотел бы быть человеком. В таком случае я вполне мог бы родиться гремучей змеей».

Я являюсь почетным председателем Американской гуманистической ассоциации, сменившим на этом по большому счету бесполезном посту покойного доктора Айзека Азимова, выдающегося и очень плодовитого писателя и ученого. На мемориальной церемонии по случаю его смерти я сказал: «Айзек теперь на небесах». Ничего смешнее я придумать не смог. Мои коллеги-гуманисты чуть животы себе не надорвали. Умора! Несколько минут потребовалось, чтобы восстановить хоть какое-то подобие торжественности.

Эту шутку я, разумеется, выдал еще до своего первого опыта приближения к смерти – того, что был случайным.

Так что надеюсь, что, когда мне самому настанет черед присоединиться к хору ангелов или чему бы там ни было (Боже упаси, конечно), кто-нибудь не растеряется и скажет: «Он теперь на небесах». Кто знает? Может, все это мне и вовсе приснилось.

Выбрал ли я себе эпитафию? Напишите так: «Все было чудесно и совсем не больно». Чем бы это ни было, я, признаться, легко отделался.

Не располагая достоверной информацией о каком бы то ни было Боге, гуманисты довольствуются тем, что по мере сил служат единственной абстракции, о которой у них есть хоть какое-то представление: своим ближним. Впрочем, для этого им совсем не обязательно вступать в Американскую гуманистическую ассоциацию.

Да, и еще: эта книга моих бесед с покойными создавалась в надежде выручить немного денег. Только не подумайте, что с целью личной наживы. Я хотел помочь Общественной радиостанции города Нью-Йорка, которая располагается в центре Манхэттена и дает пищу для размышлений своим и моим ближним, поскольку делает то, чего ни одна коммерческая радио– или телекомпания уже не может себе позволить. А именно: работает в соответствии с неотъемлемым правом каждого человека знать, отчетливо выделяясь на фоне столь распространенной раболепной тенденции публицистов и рекламодателей предлагать публике лишь пустые развлечения и никчемные увеселения.

В то время как многих сотрудников этой радиостанции вполне удовлетворяют традиционные религии, коллективный эффект, который они производят на свою аудиторию, есть не что иное, как гуманизм – идеал настолько приземленный и далекий от чего-то сверхъестественного, что я никогда не пишу его с большой буквы. Слово «гуманизм» в том смысле, в каком я его употребляю, не означает ничего запредельного и является всего лишь удобным синонимом «элементарной порядочности и соблюдения норм общежития».

Я желаю всем и каждому долгой и счастливой жизни, что бы с вами ни случилось потом. Не забывайте пользоваться солнцезащитным кремом! И не курите сигарет.

Сигары же, напротив, полезны для здоровья. Есть даже целый журнал, восхваляющий сигары, – с моделями атлетического телосложения, популярными актерами, толстосумами и их молодыми женами на обложках. Все они в полном восторге от сигар. Так почему бы в следующий раз не снять для обложки главного врача государственной службы здравоохранения США? Ведь сигары делаются из смеси толченых орехов кешью, гранолы и изюма, вымоченной в кленовом сиропе и высушенной на солнце. Так, может, съесть сегодня парочку на сон грядущий?

В оружии тоже нет ничего плохого. Спросите Чарльтона Хестона, которому довелось однажды сыграть роль Моисея [36]. В порохе нет ни грамма жира и ни одного процента холестерина. То же относится и к разрывным пулям. Спросите своего сенатора или сенаторшу, или представителя в Конгрессе, насколько полезны для здоровья оружие и сигары.

Мой покойный дядя Алекс Воннегут, младший брат моего отца, начитанный и умный джентльмен с гарвардским дипломом, работавший страховым агентом в Индианаполисе, тоже был гуманистом. Как и все остальные в семье. Одним из самых поразительных человеческих качеств для дяди Алекса всегда было то, что люди в массе своей необычайно редко замечают, что счастливы.

Сам же он всегда обращал внимание на неповторимые мгновения счастья. В летнюю жару, потягивая лимонад в тени яблоневых деревьев в кругу семьи, дядя Алекс мог прямо посреди беседы вставить: «Ну разве это не чудесно?»

Теперь я и сам произношу эту фразу в моменты беспечного и столь естественного блаженства: «Ну разве это не чудесно?» Возможно, эта семейная реликвия, доставшаяся мне от дяди Алекса, теперь пригодится кому-нибудь еще. Мне она действительно помогает не забывать, как все обстоит на самом деле.

Ну что ж, хватит о серьезном, теперь побеседуем о сексе. О женщинах. Фрейд сказал, что не знает, чего хотят женщины. Как ни странно, я знаю это совершенно точно. Они хотят, чтобы у них всегда было с кем поговорить. О чем же они хотят разговаривать? Они хотят разговаривать обо всем.

А чего хотят мужчины? Они хотят, чтобы у них была куча приятелей и чтобы к ним предъявляли поменьше претензий.

Почему сегодня столько людей разводятся? Все потому, что мало кто из нас нынче может похвастаться большой семьей. Раньше, когда мужчина и женщина вступали в брак, невеста получала значительное пополнение списка людей, с которыми можно болтать обо всем на свете, а жених, в свою очередь, получал еще большее число приятелей, которым можно рассказывать тупые анекдоты.

Некоторые американцы (хотя, прямо скажем, очень немногие) до сих пор живут большими семьями. Например, навахо. Или Кеннеди.

Но чаще всего, если мы вступаем сегодня в брак, то каждый из нас может предложить своей второй половине одного лишь себя. Жених получает всего одного приятеля, да и тот – женщина. А невеста получает только одного человека, с которым можно было бы болтать обо всем на свете, но это мужчина.

Когда супруги начинают ссориться, им кажется, что это из-за денег, или власти, или секса, или воспитания детей, или чего угодно еще. Но на самом деле они, сами того не сознавая, говорят друг другу: «Мне мало тебя одного!»

Однажды в Нигерии я встретил человека из племени ибо, который довольно близко знал шесть сотен своих родственников. Его жена только что родила ребенка – не это ли самая лучшая новость в любой большой семье?