Русская жизнь. Возрастной шовинизм (декабрь 2007)

- Но позвольте, - изо всех сил сдерживаясь, продолжал Кирсанов. - Как можно отрицать тот главный коммунистический принцип, что рождаются не люди, а организмы? Что человека делает не природа, а коллектив, среда? Труд, наконец? Как же можно игнорировать происхождение семьи, частной собственности и государства?!

- Да ваша семья, частная собственность и государство - это все инструменты угнетения той самой природы, в которую вы не верите, - с вызовом произнес Базаров. - Вы вот тут сидите сложа руки и думаете, что воспитываете подрастающее поколение. А подрастающее поколение в генах своих несет десятилетия страха, и от нас зависит сделать все, чтобы это из хромосом выбить. Понятно вам? Хватит уже тут регулировать науку административно-командным методом и спрашивать всех о национальности! Не прежние времена! - И Базаров, резко отставив стул, встал во весь рост.

- Отлично, - ледяным голосом продолжал Кирсанов. - И с такими убеждениями… в советском вузе… я, разумеется, доведу. Я немедленно доведу и не оставлю. Я сейчас же позвоню.

- Да звоните вы куда хотите, - мгновенным усилием воли вернув себе самообладание, протянул Базаров и, нарочно громко стуча ботинками на толстой подошве, ушел с веранды.

- Аркадий, - строго спросил Кирсанов, апоплексически краснея. - А почему у него такие брюки? Он что… стиляга? Он хиляет по Броду?!

- Не возникай, чувак, - ласково сказал Аркадий, потрепав дядю по френчу, и последовал за другом в сад.

- Я нахожу, что Аркадий стал развязнее, - выдавил Павел Петрович. - Я рад его возвращению. Пойду позвоню проректору.

1975

…В это мгновение в гостиную вошел человек среднего роста, классический дачник в потрепанных брюках и свитере со стоячим воротником. Он держал за гриф поцарапанную во многих местах гитару и почесывал седеющую бороду.

Базаров в безупречном костюме, на котором странно смотрелся комсомольский значок, попивал вечерний чай. Он прихлебывал его осторожно, несколько по-молчалински, но в остальном манеры его были удивительно хозяйскими. Он оглядывал убогую кирсановскую дачку, как будто все это уже было его.

- Это Базаров, дядя, - представил его Аркадий. - Комсорг курса, заместитель командира нашего биофаковского оперотряда. Знаешь, у нас один пьяный дурак выкинул с третьего этажа в общаге стенд с отличниками и с цитатами из документов XXIV съезда, так Евгений его догнал, обличил и исключил!

- Да-да, - рассеянно сказал Павел Петрович, присаживаясь к столу.

- Однако, дядя у тебя, - шепнул Базаров.

- Ой, и не говори. Хэмингуэя на стенку повесил, Аксенова читает, - Аркадий кивнул на стопку старых «Юностей» в шкафу. - В походы ходит с такими же старперами…

- Так-так, - рассеянно повторял Павел Петрович. - А вы, значит, по комсомольской линии?

- По комсомольской, - снисходительно пояснил Базаров.

- Очень интересно. А оперотряд зачем же? Ведь своих же сдавать приходится…

- Не сдавать, - солидно сказал Базаров, - а стаскивать с ложного пути. Сами потом спасибо скажут. И ведь, знаете, не век в комсомоле сидеть. Надо и о партии думать. Социальное происхождение у меня подходящее.

- Какое же у вас происхождение? - живо заинтересовался Кирсанов.

- Мой отец - врач, - пояснил Базаров. - На севере долго работал.

- А! - оживился Кирсанов, - «Коллеги»… Помню, помню! Добровольцем, значит, поехал?

- Распределили, - сурово признался Базаров. - Ну ничего. У нас так не будет. У нас нормально распределяют, если есть общественные нагрузки. А у меня есть общественные нагрузки, - Он сказал это с таким значением, словно предупреждал, что в кармане у него кольт.

- Скажите, - робко начал Кирсанов, - ну а вот совесть - она как? Ведь вы же не можете не видеть, как много сейчас всего… не по совести. Вы ведь, наверное, в магазины ходите. Книжки читаете. Понимаете, что все это жестяное громыхание - оно от бессилия. Зачем же вы пошли в комсорги? Времена ведь не прежние. На веревке никто не тянул.

- Чудак вы, - хохотнул Базаров. - Это же все не всерьез.

- Не всерьез? - вскинул птичью головенку Кирсанов.

- Конечно. Кто же в это верит? Говорим одно, думаем другое, а делаем третье. И всем удобно. А что вы со своей правдой лезете? Правда, если хотите знать, у каждого своя. Моя правда в том, что батя будет на старости лет в нормальной больнице лежать и паек в праздники кушать.

- Но как же принципы? - опешил Кирсанов. - Вы ведь молодой человек. Молодости так свойственно бороться… искать правды…

- Правда, папаша, - смачно сказал Базаров, хлопая его по колену, - в том, чтобы каждый обеспечил сам себя. И не лез в чужие дела. Это вам понятно? А от вашей правды одни неприятности, у нас один такой был, правдивый. В психушке сейчас, аминазином лечится. Больше, говорит, не буду.

- А как же бумажный солдат? - пролепетал Кирсанов. - А как же последний троллейбус? Надежды маленький оркестрик?

- Знаете, - доверительно сообщил Базаров, - мне ближе Кобзон.

И хорошо поставленным сочным басом пропел:

Мне не думать об этом нельзя, И не помнить об этом не вправе я. Это наша с тобою земля, Это наша с тобой биогра-фи-я!

- Нет, - скорбно сказал Кирсанов. - Не наша.

Но Базаров его не слышал. Как все комсорги, он любил попеть и ни на что не обращал внимания, пока не дошел до последнего куплета.

1988

…В это мгновение в гостиную вошел полный человек среднего роста, в безупречном черном костюме. Все в нем выдавало огромную привычку к власти: мягкость, конформизм, уступчивость, за которой, однако, ощущалась внутренняя сталь. Крадучись, он подошел к столу, за которым Аркадий и Базаров пили самогон, в изобилии изготавливаемый Николаем Петровичем Кирсановым из кислых дачных яблок. Горбачевская эпоха располагала к экзотическим напиткам.

- Так-так-так, - ласково сказал Павел Петрович. - А батюшка ваш кто будет?

- Василий Базаров, - неохотно признался Базаров. - А вам что?

- Да ничего, так. Знал я вашего батюшку.

- Это откуда же?

- Да я всех знаю, - усмехнулся Павел Петрович. - Служба такая. Ну-с, а вы, значит, из «Мемориала»?

- Из «Мемориала», - с вызовом ответил Базаров. - Мы расследуем преступления сталинского режима.

- И очень хорошо, - одобрительно кивнул Павел Петрович. - Были перегибы, были… Только вы вот что учтите, молодой человек: государственная безопасность - это ведь не так, чтобы раз, и все. Этого не отменишь. Враги не спят.

- Эта ваша безопасность, - задохнулся от гнева Базаров. - Эта ваша государственная… Она шестьдесят миллионов лучших людей…

- Ну-ну-ну, - успокоительно промурлыкал Кирсанов. - Это завышено, завышено. Много клеветали, знаете. Отдельные ошибки, конечно, были… и волюнтаризм… Но помните, что единственное подразделение, в котором не брали взяток, - это мы. Помните, как говорится: а за ними кагебе - ни другим и ни себе… Юрий Владимирович почти навел порядок, да не случилось. Вы знаете, кстати, что это он Михаила Сергеевича выдвинул?

- Оно и видно, - презрительно скривился Базаров. - Ваш Михаил Сергеевич - шаг вперед, два шага назад. Ельцина задвинул. Зазнался. Михаил Сергеевич годился для начала, а теперь надо место расчистить.

- Да-да-да, - закивал Павел Петрович. - Это вы очень правильно. Почистить придется многое.

- Почистим, - покраснев, сказал Базаров. - Но без вас и не вашими методами. Хватит.

- А вы не торопитесь, не торопитесь, молодой человек, - все так же ласково погрозил пальцем Кирсанов. - Все равно к нам придете, у нас поучитесь. Тут, кроме нас, никто никогда ничего не умел.

- Поэтому тут и не делали ничего, только пытали, - рявкнул Базаров, резко вставая из-за стола. Ему показалось, что у самогона кровавый привкус, - на самом деле он лишь резко прикусил губу.

- Пытали, пытали, - с удовольствием подтвердил Кирсанов. - Потому и приняли страну с крестьянской лошадкой, а оставили с космическими кораблями…