Руина, Мазепа, Мазепинцы

всемилостивейшего государя и непобедимых наследников его, в котором

себе лучшую часть избра… Того ради не належит того желать, чего

получить невозможно…> (Там же.)

606

чившееся в то самое время, когда Мазепа вел приведенную нами

переписку с Тарлом.

Мазепа и Кочубей, как уже видели мы прежде, были издавна

близкими приятелями. Некогда они служили вместе у Дорошенка, потом у Самойловича и вместе выкапывали яму, в которую

удалось им свалить Самойловича. После того как Мазепа стал

гетманом, несколько лет господствовало между ними согласие; по

крайней мере, можно это заключить из того, что гетман сочетал

своего племянника Обидовского с дочерью Кочубея Анною и

самому Кочубею исходатайствовал у царя жалованные грамоты на

маетности. Кочубей был долго в чине генерального писаря, потом

сделан был генеральным судьею, что составляло повышение в ко-

зацком уряде. Есть отрывочные известия, что между ними бывали

временные неудовольствия; сам гетман, после того как уже

рассорился с Кочубеем, вспоминал в письме к нему, что в течение

16 лет прощал ему какие-то проступки. Но событие, положившее

между ними роковую вражду, наступило в 1704 году.

Мазепа от молодости до глубокой старости был большой

женолюбец. Его супруга скончалась в 1702 году. У Кочубея была

красивая дочь по имени <Мотря> (Матрена), крестница гетманская.

Существуют свидетельства, что Мазепа делал ее родителям

предложение, но получил отказ, так как брак между ним и Мотрею

был невозможен по уставам церкви. Тот же Мазепа <подговаривал>

Мотрю через своего служителя Демьяна, но нам неизвестно -

прежде ли таких <подговоров> было сватовство его или же после, и сватать

ее он начал только после того, как не успел соблазнить без брака.

Как отец Мотри смотрел на сватовство гетмана, показывает то

негодование, с каким он относился об этом в своем донесении государю1.

Как бы то ни было, но, по известию Кочубея, 2 декабря 1704

года Мазепа, находясь в Бахмаче, послал своего служителя Демьяна

в Батурин к Кочубею со свежею рыбой на гостинец и дал Демьяну

тайное поручение предложить Мотре сначала три, потом десять

тысяч червонцев с тем, чтоб она пришла к гетману. Мотря не

соглашалась. Тогда Демьян от имени своего пана просил у нее прядь ее

волос. Через два дня, в день св. Николая, тот же Демьян явился

снова и стал подговаривать Мотрю на свидание с гетманом. В

огороде ее отцовского двора была дыра в частоколе: туда звали Мотрю

1 <…Егда же предаст гробу жену свою, тогда новую изобретает на мя

вражду, прельщая мя, устрашая, моля и смертию прещаше, дабы вторую

дщерь мою девицу ему же восприемлемую от св. крещения духовную

дщерь взяти могл в супружество. Какую диавольским действом возбудити

мне печаль, дабы аз явлен бых всея вселенные законопреступный отец и

маловерный христианин, како бы желание свое исполнити зело о том

мне насилствуя и много шатаяся яве не возмогх>. (Чтения… 1859 г. Т.

I. С. 125.)

607

для разговора с гетманом… Несколько раз были к ней подобные

подсылки. Старый греховодник просил ее прислать ему то рубашку

с тела, то монисто с шеи, посылал ей на гостинец какую-то

книжечку и бриллиантовый перстень.

Между тем положение Мотри в родительском доме стало

несносным: ее мать, как из многого видно, была женщина крутого

и сурового нрава. Уклоняясь от родительских преследований, Мот-

ря убежала к Мазепе. Родители стали бить тревогу. Мазепа не

стерпел укоров Кочубея и отослал Мотрю к родителям с

полковником великороссийского полка Анненковым, находившимся при

гетманской особе. Впоследствии, в письме к Мотри, просил не

гневаться на него за то, что так поступил с ней, иначе ее родители

бесславили бы его; сверх того, и он и она не могли бы

воздержаться и стали бы жить по-супружески, а за это постигло бы

их неблагословение от церкви, и потом она сама бы на него

роптала1. Мазепа сносился с Мотрею через какую-то девку Мелашку2, писал к Мотре разные нежности, уверял, что никого так не любил, как ее, скорбел о злобе ее родителей и просил не изменяться к

нему в любви, сообразно данному ею слову в то время, когда от

него выходила, а он вручал ей такой дорогой перстень, которому

подобного другого у него не было3. Старого гетмана беспокоило, что Мотря, как он узнал, терпела от своей матери, которую он

по этому поводу называл мучительницею. В другом письме он, сожалея, что не может подробно поговорить с нею, дает ей совет

идти в монастырь. Он порывался даже мстить своим врагам, ко-

1 <…Мое серденько! Зажурилемся почувши от девки такое слово же в.

м. за зле на мене маешь и же в. м. при собе не задержалем але одослал

до дому. Уважь сама щоб з того выросло. Першая: щоб твои родичи по

всем свете розголосили, же взяв у нас дочку у ночи кгвалтом и держит

у себе место подложнице. Другая причина же державши в. м. у себе, я

бым не могл жадною мерою витримати да и в. м. так же: муселибисьмо

из собою жити як малженство кажет, а потом пришло бы неблагословение

од церкви и клятва жебы нам с собою не жити. Где ж бы я на тот час

подел. И мне б же чрез тое в. м. жаль, щоб есь на-потом на мене не

плакала>. (Чтения… 1858 г. Т. I. С. 127.) 2 <…Посылаю теперь до в. м. Мелашку, щоб о всем розмовилася с в.

м.; не стережыся ее не в чем, бо есть верная в. м. и мене во всем”. (Там

же.)

3 <…Сама знаешь як я сердечне шалене люблю в. м.; еще некого на

свете не любил так. Мое б то счастье и радость, щоб нехай ехала да

жила у мене, тилко ж я уважав який конец с того может бути, а звлаща

при такой злости и заедлости твоих родичов. Прошу, моя любенко, не

одменяйси не в чом, яко юж не поеднокрот слово свое и рученку дала

есь, а я взаемне поки живу буду, тебе незабуду… Припомни тилко слова

свои под клятвою мне дание, коли выходила з покою мурованого од мене, коли далем тобе перстень диаментовий, над которий найлепшого найдо-

рогшого у себе не маю, же хочь, сяк хочь так будет, а любовь межи

нами не одменится>. (Там же.)

608

торые его с нею разлучали, и только связывает ему руки не кто

иной, как она сама; впрочем, он не станет больше терпеть и

учинит своим врагам такое мщение, какое она сама увидит1. Но

видно, что старик замечал уже в Мотре охлаждение к себе, как

показывают его письма, в которых он делает ей укоры и

припоминает обещания вечной любви.

Мотря, находясь под строгим надзором родителей, тайком

переписывалась с гетманом и в это время доходила до безумия -

металась, плевала на отца и мать, а родители приписывали такие

выходки влиянию чар2. Кочубей писал к гетману, не обличал его

прямо, а только жаловался на судьбу свою. <Делалось ли подобное

с кем-нибудь из тех, которые живали при своих региментарях чи-

новно и не чиновно! - выражался он. - Горе мне мизерному и

всеми заплеванному! Обратилась в грусть надежда моя найти себе

в дочери будущую утеху! Омрачился свет очей моих; обошел меня

кругом мерзостный студ3; не могу прямо смотреть людям в лицо; срам и поношение окрывают меня перед ближними и домашними!

Всегда с бедною супругою своею пяачу от сокрушения>. Мазепа

отвечал ему, что причиною его неприятностей - велеречивая жена

его, на которую надобно бы наложить мундштук, как на лошадь4.

Он припоминает Варвару великомученицу, убегавшую от злого от-

ца^, советует Кочубею воздержаться от мятежнического духа, угрожает, что чрез его и жены его высокомерие он доживет до какой-

нибудь беды^. Кочубей в своем письме к гетману намекнул о блуде; * <…Бодай того Бог з душею розлучить, хто нас разлучает! Знав бы я