Путешествие по Советской Армении

Судя по концепции, принятой академиками Б. М. Грековым и Я. А. Манандяном, древняя Армения знала рабов лишь как военнопленных, работавших большей частью в качестве «домашних слуг» у знати, но института рабства в ней не было. Основною производительною силою по этой концепции в Армении и в древности и в средние века были трудолюбивые полусвободные крестьяне — «шинаканы» или «рамики» — последнее название охватывает также и позднейший городской податной, полусвободный класс.

В феодальный период, когда уже выросли в Армении города и шел живой торговый обмен с соседними странами, положение крестьян стало тяжелее. Их облагали податями, кроме своих владетелей, также и все завоеватели, подчас по двое сразу; их опутывали десятки всяких местных налогов и отработок: они должны были отдавать часть урожая помещику, десятину (так называемый «птух») церкви. С половины VI века был введен, кроме натурального, и денежный поземельный налог. Чтобы получить деньги, необходимые для уплаты, крестьянам приходилось или за бесценок продавать свое добро, или идти в лапы к ростовщикам. Между сборщиками податей и ростовщиками они зачастую бились до конца дней своих, не в силах справиться с долгом. А за неуплату с ними жестоко расправлялись кредиторы — побоями, истязаниями, казнями. Рамиков, не имевших возможности платить дань, били, вешали, зимой бросали в ледяное озеро. И все-таки знаменитая армянская пшеница поспевала на полях и не только кормила завоевателей, собственных хозяев, ораву их челяди, сборщиков податей, ростовщиков, деревню и город, но и вывозилась за границу, вплоть до главного города арабского халифата Багдада.

В средневековой Армении мы видим и городских ремесленников, составлявших вместе с крестьянами несвободное сословие рамиков — «аназат» (азат — свободный, ан — частица отрицания). Когда был раскопан из земли и описан в трудах исследователей город Ани, наглядно открылось, что каждая группа ремесленников в Ани жила в особом квартале: были раскопаны специальные кварталы кожевников, плотников, кузнецов, седельщиков, оружейников и т. д. Эти ремесленники были объединены в производственные союзы, называемые «амкарствами» (амкарства сохранились со своим ритуалом в Закавказье даже до начала XX века!).

Работы армян-ремесленников в Ани, этом городе «всемирно известном» [56], стояли на очень большой высоте. Армян-каменщиков приглашала на свои строительства Византия.

Это не безответственное утверждение. Крестьяне и ремесленники Армении, Грузии и Азербайджана в первое тысячелетие нашей эры прошли те процессы и создали те институты, которые у европейских ремесленников и европейского крестьянства наблюдаются намного позже, в XIV–XVII веках. Армянский народ, как и его закавказские соседи, имел древнейшие культурные традиции. Не забудем, что, когда он вышел на широкую историческую арену, многие азиатские страны еще были культурнее Греции. В предисловии своем к биографии Плутарха С. Я. Лурье пишет:

Добавим от себя — и в Индию и в Палестину, как сделал в свое время один из глубочайших эрудитов греческих, Пифагор. С этим Востоком народы Закавказья имели многочисленные связи. Армяне могли учиться мастерству и у соседних древнеазиатских народов, как позднее и у лучших греческих и еврейских мастеров, которыми заселялись еще при Арташесидах (Тигране II и др.) строившиеся армянские города. Из глубин Китая, намного опередившего Европу в ряде производств (шелк, бумага, лак), в ряде искусств (живопись, резьба, книгопечатание), в обработке земли, еще в древности в Армению эмигрировали целые княжеские роды с многочисленными челядинцами и войсками, — и трудно допустить, чтобы общение с Китаем не оставило в Армении никаких следов, никаких навыков, никакого опыта, занесенного на новое место с далекой родины, так же как невероятно, чтобы более поздние торговые связи армян с Индией, Персией и Аравией не обогатили взаимно их народы. Мы находим трогательную характеристику китайцев у отца армянской истории Моисея Хоренского. Он пишет о них с той чудесной конкретностью, с тем знанием, какое предполагает и личное знакомство и общение между народами.

Сказки армянские с древнейших времен тоже повествуют и о Китае («Чинмачина») и о Египте («Мсыр»).

Между правителями восточных стран почти непрерывно велись войны. В самой Армении распри и борьба за власть разрывали древние нахарарские роды; но глубокие классовые связи, вызванные общностью нищеты, задавленности и беспросветного труда, соединяли армянских ремесленников и армянское крестьянство с тружениками соседних стран — Грузии и Азербайджана.

Армянское крестьянство, начиная с VII века, почти непрерывно восстает против своих эксплуататоров. И вот что удивительно и заслуживает стать предметом специального изучения советских историков: в Иране восстал Маздак, создатель своеобразнейшего учения «общности имущества»; его учение воскресил и обновил в IX веке знаменитый революционный вождь азербайджанского крестьянства Бабек. Как и Маздак, последователи Бабека внешне связывали свои революционные лозунги с особым, религиозным сектантством, корни которого уходят в глубь зороастризма. В то же время в Армении крестьянство восстало, выдвинув в VII веке в учении христианской секты «павликиан» (названной так по имени вождя движения Павла-Погоса) идеи, очень близкие к маздакизму: отрицание частной собственности, общность имущества, общинные порядки, отрицание церковных обрядов и т. д., хотя сами павликиане эти идеи относили к раннему христианству, а церковь считала их одним из проявлений еретического христианского сектантства. Ясно, что и здесь и там эти восстания разоряемого податями и измученного крестьянства по существу направлены были против одних и тех же сил — помещичьей знати и духовенства, и, разливаясь, они захватывали и соседние народы.

Движение павликиан [60] длилось в Армении с перерывами около трех веков, а на смену ему в X веке вспыхнуло новое восстание так называемых «тондракийцев» [61] (по имени деревни Тондрак, где оно оформилось), выставившее примерно такую же программу, что и павликиане в Армении и хурремиты [62] в Азербайджане, и направленное против того же класса угнетателей. Невыносимо тяжкое положение крестьян, вымиравших от голода целыми областями, было характерным явлением тех веков и для Китая. В этой связи нельзя не упомянуть об одном факте.

В XI веке, почти тотчас за крестьянскими войнами в Закавказье и Малой Азии, в Китае происходил интереснейший социальный эксперимент. Замечательный государственный деятель, родившийся в 1027 году, Вань Ань-ши в течение пятнадцати лет пытался осуществить одну за другой ряд социальных реформ [63]. Были голод и мор, несколько лет неурожая, население обнищало, вымирали целые деревни, и китайский император разрешил Вань Ань-ши действовать. Вань Ань-ши обложил огромным налогом богатых, для «равенства между бедными и богатыми»; покрыл северные урожайные провинции «государственными складами», куда ссыпалось все зерно, а потом распределял его равными долями по южным голодающим провинциям; ввел кредитование беднейших крестьян в виде займов «под зеленые побеги»; раздавал семена для посева, создав для этого специальный фонд; наконец начал в Китае ряд колоссальных общественных работ (строительство дорог, мостов и т. д.), втянувших огромное число безработных. Он посягнул даже на четыре священные классические книги Китая, создав к ним свой собственный комментарий. В. И. Ленин писал о Вань Ань-ши, ссылаясь на определение Плеханова, что он «китайский преобразователь XI века, неудачно введший национализацию земли» [64]. К сожалению, историки ни разу еще не пытались разработать вопрос о возможном взаимодействии этого опыта с Ближним Востоком и Закавказьем, об отражении его в азиатском фольклоре, о некоторой идейной общности и даже сходстве судьбы этого эксперимента с идеями и судьбами крестьянских восстаний в Азербайджане и Армении, а между тем сейчас каждый факт исторического взаимодействия между нами и великим китайским народом, пошедшим по пути коммунизма, особенно интересен и дорог. Сходство проявляется и в том, как относятся армянские, азербайджанские, китайские, персидские и арабские ранние источники к этим событиям. При всей разнице религий и культур историки, писавшие о них, принадлежали одинаково к классу собственников, правящему классу, официальному духовенству или зависели от них. В Армении — это князья, католикосы и другие духовные лица; в Азербайджане, Персии и Аравии — слуги халифата, министры в лице, например, Низамульмулька; в Китае — ненавидящие все революционное консервативные историки. И все эти писатели, все без исключения, пишут о восставших с глубокой яростью, с отвращением, пытаясь очернить их учение, клевеща на их цели.