Канарейка в шахте, или мой друг Курт Воннегут
Канарейка в шахте, или мой друг Курт Воннегут читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
После войны Курт вернулся в университет, поступил на антропологический факультет, но так и не сдал последних экзаменов: он женился, родились ребята, пришлось пойти на службу и писать для заработка. И только недавно, когда Воннегута уже все знали как писателя, университет преподнес ему диплом. "Так что я окончил университет в нежном возрасте сорока восьми лет", - писал Курт.
Диплом лег на полку - ученым Курт не стал. Да, собственно говоря, он и в университете больше сотрудничал в студенческой газете, чем слушал лекции. Он был бессменным редактором этой газеты, автором всех передовиц и многих статей.
После женитьбы, поступив на службу в компанию "Дженерал электрик", он уже копия материал для рассказов и первого романа. Кстати, о своих ранних рассказах писатель говорит с некоторым пренебрежением, а между тем, он и в них тот же Воннегут - добрый, человечный, остроумный. И в самой короткой, казалось бы, "проходной" повестушке, люди у него живые, диалог великолепно лаконичен, словом, он и тут - продолжатель Марка Твена и Свифта, как говорят о нем критики.
Сам он удивлялся, когда его книги начали расходиться все больше и больше. Он стал кумиром молодежи - особенно тех, кто не хотел жить скучной, рутинной, мещанской жизнью "среднего американца".
Ближе всего Курт Воннегут столкнулся с молодежью в университете штата Айова, где он два года вел занятия в "творческой мастерской".
Там его любят и помнят до сих пор. И хотя Воннегут всегда утверждает, что он - самоучка, что у него "нет никаких теорий насчет литературы, - кроме той, что писатель должен служить человечеству!" - он, как говорят, помог очень многим найти себя, а другим - понять, что писателей из них не выйдет... Он считает, что умение писать - такой же врожденный талант, как умение петь или сочинять музыку: если он у тебя есть - его можно развить, укрепить, нет - значит все, что напишешь, будет не настоящей литературой, а подделкой...
Очевидно, многие слушатели Воннегута, даже те, кто писать не смог, научились хотя бы читать и любить хорошие книги, а ведь это тоже не так легко дается...
И, несомненно, есть молодые люди, круто повернувшие свою жизнь после встречи с самим Воннегутом или с его книгами.
Рассказывают, что первая фраза, написанная Воннегутом на доске в творческой мастерской университета в Айове, была такая: "ПОМНИТЕ, ЧТО ВЫ ПИШЕТЕ ДЛЯ НЕЗНАКОМЦЕВ".
"Мы не любим жизнь, - как-то сказал он, - мы не любим друг друга, мы мало знаем друг друга, никого не жалеем, мы даже не умеем найти слова, понятные "чужому"".
И он учил и учит, как стать понятным "другому" - этому незнакомому человеку.
Мне редко встречался человек, который так умел бы слушать других и так хорошо умел бы молчать, как Курт Воннегут. Только в предисловиях к своим книгам он с удивительной доверчивостью и простотой рассказывает о себе.
Вот что он пишет в предисловии к книге "Завтрак для чемпионов":
"Эта книга - мой подарок самому себе к пятидесятилетию, и мне кажется, что я поднялся на гребень крыши и теперь должен его перейти... Думается мне, что я пытаюсь выкинуть из головы всю ту рухлядь, которая в ней за это время накопилась... Хочется, чтобы голова стала пустой и ясной, как в тот день, пятьдесят лет назад, когда я появился на этой сильно поврежденной планете..."
"Другие люди набили мне голову всякой всячиной, и одно никак не вяжется с другим, многое и бесполезно и безобразно, разные понятия противоречат не только друг другу, но и всей той жизни, которая идет вне меня, вне моей головы".
"Нет у меня культуры, нет человечной гармонии в моих мыслях. А я не могу больше жить без культуры..."
"Значит, эта книга будет похожа на дорожку, усыпанную всяким хламом, мусором, который я бросаю через плечо, путешествуя на "машине времени" назад, до дня своего рождения - 11 ноября 1922 года..."
"Одиннадцатое ноября... В 1918 году именно в этот день - одиннадцатый день одиннадцатого месяца - настала минута - одиннадцатая минута одиннадцатого часа, - которая для людей всех национальностей, сражавшихся в первой мировой войне, была объявлена м_и_н_у_т_о_й м_о_л_ч_а_н_и_я". Миллионы миллионов перестали убивать друг друга. Этот день назвали ДНЕМ ПЕРЕМИРИЯ.
"День перемирия" потом переименовали в "День ветеранов". День перемирия для меня - священный день, а День ветеранов - нет. Поэтому я выкину из головы День ветеранов и оставлю День перемирия. Не хочу выбрасывать то, что священно...
Что же еще свято?
"Ромео и Джульетта", например. И вся музыка... "
Мне кажется, что трудно найти более точное и краткое определение настоящих ценностей, чем это сделал Воннегут в одном из своих предисловий...
В конце 1976 года вышел новый роман Воннегута "Балаган, или Конец одиночеству". Вот что писал о нем один из лучших наших американистов, литературный критик Алексей Зверев:
"Это очень грустная книга, в ней описано физическое умирание планеты, так и не сумевшей обуздать манию технократической рационализации, которая поставила мир перед фактом неостановимой катастрофы. Из всех фантазий Воннегута "Балаган" - самая горькая, самая жестокая.
И все-таки даже в ней нет беспросветного пессимизма и однозначно негативного восприятия перспектив "прогресса". Такая позиция всегда оставалась чужеродной художественному мышлению Воннегута. В каждой его книге есть и "другая возможность". Нереализованная возможность подлинно человечного мира, в фундаменте которого лежит старый, но не стареющий гуманистический идеал.
Найдется эта, если вспомнить Толстого, "зеленая палочка" и в "Балагане". Герой книги придумал всемирную конституцию, в которой принцип общественной иерархии заменен принципом большой человеческой семьи. Каждый при рождении получает дополнительное имя - название камня, цветка, птицы - и становится братом всех людей с тем же именем, какое бы положение в обществе они не занимали и каких бы взглядов ни придерживались. И тогда каждый может сказать: "Конец одиночеству!"
Какая простая и до чего же неосуществимая идея! Конечно, и Воннегуту ясна ее наивность. Но самая мысль, что человечество как единая семья (не как толпа одиноких) способно противостоять столь сильным в современном мире тенденциям самоизоляции и саморазрушения, - мысль высокая, принадлежащая искусству истинного гуманизма".