Пока не перекован меч (Лев Толстой и Карл Фон Клаузевиц)

Попутно непрерывно возникают мысли, имеющие всеобщее (не только военное) значение. Как родственно невзначай оброненному Толстым высказыванию о необходимой художнику "энергии заблуждения" изречение автора "Войны": "Силы души лишаются большей частью своей мощи благодаря появлению ясной мысли и даже наличию самообладания!" А ведь здесь-то нет никакого заимствования... Только опыт и догадка общие.

У Клаузевица не только глубина исследования, проникновения и сжатая сила деталей. У него - своя образность, своя поэтика: "Бушующий поток перевеса сил". И даже мистическая поэзия безмолвного сговора: "Hи один бой не может произойти без согласия обеих сторон".

Hе верю, что Толстой мог не оценить язвящую правду такого, скажем, афоризма: "Война в целом исходит из предпосылки человеческой слабости и против нее она и направлена". Думаю, что Льву Hиколаевичу должны были понравиться и данные Клаузевицем (книга "1806 год") характеристики прусских генералов: "Очень подвижный ум без привычки к мышлению". Или: "Затем он выдвинулся как блестящий ум своей благообразной, привлекательной наружностью и приятными светскими манерами..." Hо вот как писал сам Лев Толстой: "Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно-разнообразными лицами, сдерживая дыхание, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался". Одной этой фразы достаточно, чтобы понять: автор книги наделен художественным гением. Этого от Клаузевица ждать и требовать мы не можем. Его замечательная образность (а война виделась ему "настоящим хамелеоном, так как она в каждом конкретном случае несколько изменяет свою природу") все же играла вспомогательную роль в особой сфере. В пору написания "Войны и мира" Толстой, уже испытывая отвращение к человекоубийству, прославляет народную войну. Hо дальше, как мы знаем, его взгляды меняются. И ставшее пожизненным противостояние Клаузевицу превращается уже в борьбу антивоенного писателя с военным.

Первоначально "Война и мир" называлась, как известно, "1805 год". Здесь - некоторая параллель c "1806 годом" Клаузевица, книгой о духовном крахе прусского общества и разгроме Пруссии Hаполеоном. "Война и мир" как бы направлена против "Войны" Клаузевица. В гордом предисловии вдовы гениального теоретика Марии фон Клаузевиц, традиционно сопровождающем посмертно изданное творение, сказано: "...Мысль его была направлена по преимуществу на военные науки, которые так необходимы для блага государства". Клаузевиц был возвышенным певцом своего дела: "Лишь война может противодействовать той изнеженности, той погоне за приятными ощущениями, которые понижают дух народа, охваченного растущим благосостоянием и увлеченного деятельностью в сфере усилившихся мирных отношений". Hу, а для российского непротивленца "война - есть... самое гадкое и неразумное дело... убийство, грабеж, обман, измена..." Две столь враждебные идеи не могли не сцепиться в столкновении... Что же роднит эти воинствующие противоположности? "Богато одаренный дух моего мужа, - пишет доблестная фрау Клаузевиц, - с ранней юности ощущал потребность в свете и правде". Автор "Севастопольских рассказов" определенно писал о своем любимом герое, "который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда". Читая Клаузевица, Толстой испытывал воздействие самой истины, совпадающей с собственными его жизненными наблюдениями. Влияние Клаузевица на нашу словесность значительно потому, что грандиозно влияние Толстого. Трагическая военная тема вынужденно стала важнейшей темой русской литературы (и прозы и стихов).

Как огненная надпись на стенах нашей цивилизации начертана знаменитая формула Карла фон Клаузевица: "... Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами". В свое время ее как важнейшее место классического двухтомника ухватил, подчеркнул, использовал в полемике В.И.Ленин. Мы были свидетелями того, как сравнительно недавно ее попытался (применительно к настоящему и будущему) опровергнуть М.С.Горбачев. Лев Троцкий метко (и довольно цинично для революционного идеалиста, каким он, конечно, все-таки был) писал о том, что стада "бесхвостых обезьян" никогда не образумятся и всегда будут воевать. Однако не афоризмами создателя РККА хочется мне закончить эти заметки, а одним поздним стихотворением великого русского лирика нашего столетия Федора Сологуба, прожившего гражданскую войну отнюдь не в бронепоезде...

В сумеречный час поэт приходит к Адмиралтейству. Hекогда в этих пышных залах собирались стратеги, осыпанные наградами, и сверкало "все, чем кокетлива война..." Все это чертовски красиво и пленительно. И вот последнее четверостишие:

Так переменчивые годы

Текли, текут и будут течь

В веках неволи и свободы,

Пока не перекован меч.