Шестеро в доме, не считая собаки

Как-то в пионерлагере наш отряд дежурил на кухне, а на обед была картошка с селедкой. В замешательстве смотрели мы на груду грязной посуды — как мыть? «А надо в холодной воде с хозяйственным мылом», — посоветовала повариха. Попробовали — получилось. «Спасибо за совет», — поблагодарили мы ее. А она с гордой улыбкой: «Недаром же я 6 лет работала посудомойкой!»

Двое мужчин явно случайно разговорились на автобусной остановке. И один рассказывает другому: «Это было, когда мы делали космическую ракету». — «Ты проектируешь космическую технику?» — с уважением спросил собеседник. «Да нет, игрушечную, я инженер на заводе игрушек». — И в ответ на разочарованное «А-а» запальчиво: «А ты что думаешь, это просто? А ты попробуй, чтоб и крепко, и красиво было, и стоило копейки!» И они правы — и посудомойка и инженер, хорошо сделанная работа — законный повод для гордости, для осознания себя человеком.

Мы учим детей, что творчество — это кино, театр, книги, но во всех этих случаях творят актеры и операторы, помощники режиссера и художники, а мы — зрители и читатели — только потребители творчества, не более. «Пусть он повторит то, что я сказала, и я поставлю ему хорошую отметку», — объясняет учительница маме своего ученика. Когда-то кто-то так ее учил, и она сама повторяет то, что прочла в книжке. Прочитал — рассказал — повторил — а потом определил свое призвание — повторять другим и сопоставлять их ответы с эталоном — собой. «Учитель — массовая профессия, не могут же все быть творцами — Макаренко и Сухомлинским», — возражают мне, когда я говорю о необходимости повседневного творчества. Но не так давно массовой «профессией» в России было крестьянин и крестьянка, и именно руками крестьянских женщин вышиты те произведения искусства, которыми мы восхищаемся в музеях: одежда создавалась руками безвестных женщин, всех без исключения. Помню, как рассказывала мне старушка в деревне: «Зимой начнешь ткать, а сама думаешь: „А как другие?“ Платок накинешь, всех обежишь, посмотришь и стараешься, чтоб не так, чтоб по-своему». Прялка — подарок жениха невесте, и уж каждый, конечно же, старался удивить свою суженую, сделать как ни у кого. Человек с детства был окружен единственными в своем роде предметами — от полотенца до резного конька на крыше родного дома. Те, кому довелось слышать подлинные народные песни, «не обработанные мастерами», наверняка обращали внимание на их важнейшую особенность: они как бы каждый раз сочиняются заново, те, кто поет, как бы соавторы их создателя.

Творить может и должен каждый, этим человек отличается от животного, и если не научить творчеству, то, говоря по-старинному, душа будет тосковать неизвестно о чем. Я часто думаю — не от того ли так широко распространен пресловутый «вещизм», что это самый примитивный, но все же один из видов творчества — «добыть» дефицитные тряпки и «создать» свой облик человека, «умеющего» что-то.

Если возможно быть творцом в шахматах и в математике, то и бухгалтером быть интересно. И разве работа портнихи не сродни искусству живописи? А серый, рутинный труд есть в самой наитворческой профессии. На всю жизнь я запомнила, как мы в студенческие годы решили подработать и устроились в массовку: «Ой, как здорово, ночные съемки и всех артистов увидим». Мы думали — эта ночь не кончится никогда. «Ну-ка, девочки, повеселей, повеселей, не спать», — тормошили нас «киношники». И снова, и снова, и опять та же, та же, та же сцена, а глаза закрываются, а надо опять ликовать, и хлопать в ладоши, и весело смеяться — естественно и заразительно. И всех нас поразили мужество и человечность Юрия Никулина, снимавшегося в главной роли. После бесконечных повторов, когда наступала пауза, потому что от пота подтаивал грим и его надо было обновить, он находил в себе силы подумать о нас, чьи лица на полминуты неразличимым пятном пройдут по экрану, он смешил и развлекал массовку.

«В жизни всегда есть место подвигу», — объясняем мы детям, но и творчеству — тоже всегда. Вот молодая женщина с сыном лет пяти стоит в очереди за зарплатой. «Мама, зачем мы здесь стоим?» — спрашивает мальчик. «За деньгами». — «А почему их тебе дадут?» — опять спрашивает он. «Заработала». — «Ты работаешь в этом доме?» — не успокаивается сын. «Нет, в другом, здесь я только деньги получаю». Вопросы явно мешают ей о чем-то думать, отрывают ее. «А тогда почему…» — «Да замолчишь ты наконец, что ты ко мне пристал», — раздраженно взрывается мать. Главное дело ее жизни — какое оно? То, за которое она получает зарплату, или вот это — сын даже не обиделся, не надул губы, просто привычно замолчал. Самое творческое дело на свете — растить ребенка, и оно доступно всем, и все мечтают о творчестве, как будто оно где угодно, но не стоит рядом, держась за нашу руку. Может быть, я не права, но мне кажется, что на работе эта мама тоже вряд ли творчески работает, ее отвлекают мысли о чем-нибудь еще — о подруге, например, которая — подумать только — стала журналисткой, или актрисой, или писательницей, а тут сиди и слушай в который раз, как бестолковые студенты спрягают неправильный немецкий глагол. Так что напрасно завидует ей ее школьная подруга, работающая чертежницей: вот творческая работа — преподаватель!

Только в том, что ты хорошо (а еще лучше — если отлично) знаешь, можно быть творцом, и для того чтобы творить, надо сначала научиться делать. Недавно сын рассказывал мне вычитанную им где-то историю о том, как Репину подарили фотоаппарат и он решил сделать групповой снимок. Когда все, кого он собирался фотографировать, разместились перед ним, великий художник стал настраивать аппарат, примерялся и так и эдак, переставлял, отодвигал, придвигал, потом махнул рукой: «Фу, слишком долго!», поставил мольберт и в считанные минуты сделал рисунок. Гораздо более легкое, чем живопись, дело — фотографирование — показалось художнику невероятно трудным, потому что он не умел его делать, а не потому что «призвания» не было. Потому и не было призвания, что не умел. Не о раннем выявлении «призвания» должны мы думать, а о раннем обучении труду, о раннем понимании того, что лишних знаний не бывает и без «примитивного» умения ни в одном деле невозможно творчество. Не всем суждено быть Рафаэлями, потому что гений родится раз в столетие, но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, т. е. не старается работать, «как генерал», творчески.

Захожу на кафедру — сидит девочка-лаборантка, а перед ней груда конвертов, которые надо заклеить и разослать, и она их лижет по одному. Недаром же я когда-то работала в экспедиции — объяснила, как их сложить и как заклеить, чтоб и быстро, и хорошо.

Не только неинтересную работу суждено делать нашим детям, но и «грязную» — кто же поможет им не страдать от железного «надо», если не родители.

Поэтому меня неприятно поразило письмо Н. Филина, члена совета ветеранов войны и труда Ленинского района г. Москвы: