Булгаков

В булгаковском романе мы видим, "что было бы, если бы потребовал от себя целомудрия тот, чьи отцы посещали женщин и любили крепкие вина и кабанов". Он превратился бы в стяжателя - буфетчика Сокова, который из жадности сторонится женщин, вина, вкусной пищи и которого Воланд в буквальном смысле сажает в лужу.

Н. утверждал: "Оробевшими, пристыженными, неловкими, похожими на тигра, которому не удался прыжок его: такими, о высшие люди, видел я часто вас, когда крались вы стороною. Игра в кости не удалась вам.

Но что ж из этого, вы, играющие в кости! Вы не научились играть и смеяться, как нужно играть и смеяться! Не сидим ли мы всегда за большим столом насмешек и игр?

И если вам не удалось великое, значит ли это, что вы сами - не удались? И если не удались вы сами, не удался и - человек? Если же не удался человек - ну что ж".

Эти суждения Булгаков пародирует в сцене после Великого бала у сатаны: "После второй стопки, выпитой Маргаритой, свечи в канделябрах разгорелись поярче и в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала. Кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывает горчицей устрицу.

- Ты ещё винограду сверху положи, - тихо сказала Гелла, пихнув в бок кота.

- Попрошу меня не учить, - ответил Бегемот, - сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!

- Ах, как приятно ужинать вот этак, при камельке, запросто, дребезжал Коровьев, - в тесном кругу...

- Нет, Фагот, - возражал кот, - бал имеет свою прелесть и размах.

- Никакой прелести в нём нет и размаха также, а эти дурацкие медведи, а также и тигры в баре своим рёвом едва не довели меня до мигрени, - сказал Воланд.

- Слушаю, мессир, - сказал кот, - если вы находите, что нет размаха, и я немедленно начну держаться того же мнения.

- Ты смотри! - ответил на это Воланд.

- Я пошутил, - со смирением сказал кот, - а что касается тигров, то я их велю зажарить.

- Тигров нельзя есть, - сказала Гелла.

- Вы полагаете? Тогда прошу послушать, - отозвался кот и, жмурясь от удовольствия, рассказал о том, как однажды он скитался в течение девятнадцати дней в пустыне (подобно Заратустре и Святому Антонию. - Б. С.) и единственно, чем питался, это мясом убитого им тигра. Все с интересом прослушали это занимательное повествование, а когда Бегемот кончил его, все хором воскликнули:

- Враньё!

- Интереснее всего в этом вранье то, - сказал Воланд, - что оно враньё от первого до последнего слова.

- Ах так? Враньё? - воскликнул кот, и все подумали, что он начнёт протестовать, но он только тихо сказал: - История рассудит нас".

Ранее, перед балом, Воланд называет Бегемота "окаянным Гансом", т. е. шутом, когда они играют партию в шахматы и чёрный кот плутует. У Булгакова тигры, "которым не удался прыжок", оказываются не символом великих людей, не дотянувших до сверхчеловека, а олицетворением шутовского вранья.

В целом же Булгаков создавал своего Мастера как отражённый в кривом зеркале советской действительности и суровых реалий ХХ века портрет и самого Н., и наиболее близкого к нему персонажа из его сочинений Заратустры. Булгаковский герой создаёт свой вариант книги "Так говорил Заратустра" - роман о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри. Однако аналог божественного проповедника в "Евангелии от Воланда" проповедует вещи, прямо противоположные тем, что отстаивает ницшеанский Заратустра: о равенстве и природной доброте всех людей на свете. Его гибель неизбежна в мире, где добра столько же, сколько и зла, но жизнь и смерть Иешуа становится нравственным и эстетическим абсолютом. Мастер же - это сверхчеловек по своему художественному таланту, но маленький человек по своим житейским обстоятельствам - отсутствию силы воли и неумению приспосабливаться к неблагоприятной общественной среде. Булгаков, в отличие от Н., не верил в удавшуюся смерть, а верил в удавшееся творческое бытие. Главная награда - в посмертной славе. Её получил Мастер, удостоенный творческого покоя в потустороннем мире, и сам Булгаков, которому его "закатный роман" преподнёс сюрприз в виде вселенского признания четверть века спустя после смерти.

"№ 13. - ДОМ ЭЛЬПИТ-РАБКОММУНА", рассказ. Опубликован: Красный журнал для всех, Пг., 1922, № 2. Вошел в сборники: Булгаков М. Дьяволиада. М.: Недра, 1925 (2-е изд. - 1926); Булгаков М. Роковые яйца. Рига: Литература, 1928. В №13 Д. Э.-Р. изображен дом № 10 по Б. Садовой, в романе "Мастер и Маргарита" превратившийся в дом 302-бис по Садовой, где помещается Нехорошая квартира. До революции этот дом принадлежал "табачному королю" миллионеру И. Пигиту. В 1921-1924 гг. Булгаков проживал здесь в комнате, сначала в квартире № 50 (история вселения в эту квартиру запечатлена в рассказе "Воспоминание..."), а затем в квартире № 34. После революции вместо "классово чуждых элементов" в "дом Пигита" были заселены рабочие соседней типографии, как вспоминал Владимир Артурович Лёвшин(1904-1984), сосед Булгакова и сын поселившегося после революции в том же доме крупного финансиста Артура Борисовича Манасевича. Бывший "Дом Пигита" преобразовали в одну из первых в Москве рабочих коммун, вследствие чего управление, а частично и обслуживание дома перешло в руки жильцов, теперь уже преимущественно пролетарского происхождения. Прототипом управляющего домом Христи послужил управляющий дома №50 К. Сакизчи. О нем и о других прототипах героев №13 - Д. Э.-Р. рассказал в своих мемуарах В. А. Лёвшин: "...Гениальнейший из всех московских управляющих Борис Самойлович Христи", за которым стоит колоритная фигура "матово-черного дельца в фуражке с лакированным козырьком" - караим Сакизчи, управляющий домом при Пигите и оставленный в той же должности после революции по причине своей полной незаменимости.

А Нилушкин Егор - представитель домовой общественности, облеченный титулом "санитарного наблюдающего"? Спросите старожилов, и вам сразу же скажут, что это известный всему дому Никитушкин, личность комическая, чьи грозные предупреждения ("Которые тут гадют, всех в 24 часа!") не испугали бы даже ребенка.

А Пыляева Аннушка? Та, что вопреки строжайшим запретам Христи топила буржуйку выломанными из пола паркетинами, виновница сожравшего дом Эль-пит пожара (тоже, между прочим, невыдуманного, хоть и раздутого Булгаковым до масштабов катастрофических)? Родословная ее не восходит ли к Аннушке из квартиры 34, вечно разбивавшей посуду по причине своего кривоглазия?"

Прототипом Эльпита, платящего жалование Христи за сохранение дома, послужил не сам И. Д. Пигит, как кажется, благополучно эмигрировавший, а А. Б. Манасевич. По воспоминаниям первой жены Булгакова Т. Н. Лаппа, у К. Сакизчи "с Манасевичем Артуром дела какие-то были. Как не хватало денег на отопление, так он занимал у Манасевича, у которого много денег было". В № 13 - Д. Э.-Р. такие же отношения связывают Эльпита и Христи.

Описание дореволюционного быта дома Эльпит ориентировано на роман А. Белого "Петербург". "Лакированная каретка", в которой приезжает к генералу от кавалерии де-Баррейну Григорий Ефимович Распутин (Новых) (1872-1916), напоминает лакированную карету сенатора Аблеухова, серая кариатида кариатиду у подъезда возглавляемого сенатором учреждения, сыщики-тени, охраняющие Распутина, - таких же сыщиков "Петербурга" и т. д. Роман А. Белого здесь воспринят как символ безвозвратно ушедшей императорской России: "Большое было время... И ничего не стало... ". Как и Белый, Булгаков подчеркивает симптомы разложения старого мира, олицетворением которого стали Распутин и распутинщина. "Директор банка, умница, государственный человек", но с лицом, "лишь чуть-чуть испорченным какими-то странноватыми, не то больными, не то уголовными глазами". Другой жилец "фабрикант (афинские ночи со съемками при магнии)", а среди остальных "золотистые выкормленные женщины" и "доктора по абортам". Вместе с тем среди дореволюционных жильцов дома Эльпит Булгаков поместил и "всемирного феноменального баса-солиста" - явный намек на Федора Ивановича Шаляпина (1873-1938), чьим исполнением Мефистофеля автор "Мастера и Маргариты" восхищался. Старую Россию писатель рисовал не одними только черными красками, хотя и признавал неизбежность ее гибели. Осенью 1921 г. Булгаков задумал создать пьесу об убийстве Распутина, о чем писал родным в Киев 17 ноября 1921 г., прося поискать необходимые материалы. Замысел остался неосуществленным, однако отразился в рассказе "Ханский огонь" и в появлении Распутина в № 13 Д. Э.-Р.